– Выходит, убийца – Козырев? – встрепенулась Женька, а Роман Андреевич искренне удивился:
– Дурак он, что ли?
Мы переглянулись, насупились и полезли к нему с вопросами уже вдвоем:
– А кто тогда убил?
– Не знаю, но догадываюсь.
– А что мент-то сказал? – разозлилась я.
– Все, что знал, а знал он немного: был труп, который Козырев приказал прибрать на некоторое время и инсценировать аварию.
– А что за женщина помогала Ярцеву?
– Никакой женщины он не знает и, вообще, сделал то, что сделал.
– А сегодня что ему понадобилось в квартире Аверина?
– Дневник. Оказывается, наш бизнесмен очень любил доверять свои мысли бумаге, сегодня Козырев вызвал мента и велел этот дневник отыскать. Вот он. – Ромашка протянул мне обыкновенный ежедневник в красной обложке.
– А почему Козырев заинтересовался дневником сегодня, а не сразу после убийства? – нахмурилась Женька.
– Ты от меня очень много хочешь, – попенял Роман Андреевич. – Для начала надо его прочитать.
Я открыла ежедневник. Первая запись датирована четырнадцатым февраля, как оказалось, именно в этот день Ярослав Сергеевич встретил Стеллу Козыреву. Он приехал в свой магазин неподалеку от ее дома, выходил из машины, и тут появилась она. Аверин в душе был поэтом, а Стелла, должно быть, счастливой женщиной: я ей позавидовала: вот если бы так кто-нибудь написал обо мне… Я покосилась на бравого майора, пытаясь представить его с авторучкой в руке, задумчиво сидящим за письменным столом, да… нелегкое это дело, я имею в виду попытку представить.
– Перелистывай, – толкнула меня под локоть Женька, потому что тоже пыталась читать, встав на колени на переднем сиденье и вытянув шею, но подружка, конечно, способна и не на такое.
Всю дорогу до моего дома мы читали дневник и продолжили это занятие в квартире, предоставив Роману Андреевичу почетную обязанность хлопотать по хозяйству. Некоторые страницы зачитывали вслух, чтобы и он был в курсе. Но Романа Андреевича дневник не очень-то заинтересовал. Он гремел кастрюльками, насвистывал и на чужие страдания внимания обращал мало. А страданий было предостаточно. Чем дальше мы читали, тем больше настораживались: события, изложенные в дневнике, здорово напоминали известный фильм «Девять с половиной недель». Испепеляющая страсть, буйная фантазия и заметная склонность к садомазохизму. Симпатичный, уравновешенный и очень серьезный на вид, Ярослав Сергеевич обожал, чтобы об него вытирали ноги. А Стелла проделывала это мастерски и с выдумкой.
– Теперь ясно, для чего она тащила его за собой в Сочи, – хмыкнула Женька. – Она резвилась бы там с муженьком, а он побитой собакой бродил бы следом, рыдал, кусал подушку и ловил страшный кайф. Скажи, Анфиса, еще остались нормальные люди?
– Конечно, – кивнула я, косясь в сторону нашего бравого майора, который как раз заглянул, чтобы позвать нас ужинать.
Особый интерес вызвало упоминание в дневнике об одном приятеле Стеллы, которого Ярослав Сергеевич называл «злым гением». Очень поэтически, но весьма неконкретно. Время от времени Аверину приходила здравая мысль, что Стелла, мягко говоря, не в себе, вот тогда он и вспоминал о «злом гении», который, по его мнению, дурно влиял на предмет любви. Конечно, обвинял он и Козырева, но эти обвинения носили расплывчатый характер и по большей части выглядели так: «Он ее погубил». На последних страницах эта тема зазвучала с еще большей силой. Узнав, что Стелла утонула, Аверин сразу же заподозрил неладное, потому что звонок в Сочи убедил его в том, что вовсе не Стелла сопровождала Козырева в этой поездке. Восемь страниц он исписал, пребывая в сомнениях, хотел пойти в милицию, но не пошел: слишком многое пришлось бы объяснять.
Дневник произвел на нас странное впечатление, он совершенно не вязался с обликом человека, с которым я дважды встречалась. Вот уж воистину: чужая душа потемки. Последняя запись была датирована воскресеньем, за два дня до гибели Аверин рассуждал обо мне и моей роли в этом деле. Он не сомневался, что в его офисе я появилась не случайно, а рукопись буквально вызвала шок: он увидел в ней реально происшедшие события. То, что я отказывалась сообщить ему «правду», беспокоило его и даже пугало. Просмотрев дневник еще раз, мы с Женькой пригорюнились, а потом начали приставать к Роману Андреевичу.
– Что ты об этом думаешь?
– Ничего, – пожал он плечами.
– Как это ничего? – возмутилась я. – Ведь Козырев зачем-то приказал выкрасть этот дневник?
– Точно. И это самое интересное. Откуда Козыреву известно, что дневник существует? Ему что, Аверин рассказал? Вряд ли Аверин особо распространялся о дневнике. Если бы он мог доверительно поговорить с кем-то, к примеру, за бутылкой водки, писать всю эту ахинею он бы не стал. Это сколько же времени и сил… А понадобились эти записи Козыреву только по одной причине: он боялся, что здесь содержится информация, указывающая на убийцу.
– А она здесь содержится? – заволновалась Женька.
– Нет. Но Козырев об этом не знал и предпочел иметь дневник на руках, что, кстати, тоже любопытно: на кой черт он ему? Мог бы просто приказать Ярцеву уничтожить этот эротический опус. Сжечь или порвать и смыть в унитаз.
– И что? – осторожно спросила я.
– Что? – нахмурился Роман Андреевич.
– Как думаешь, почему это?
– Понятия не имею, – обиделся Ромашка. – Вот когда я на эти вопросы смогу ответить, тогда и убийцу вам назову.
– Убийца – Козырев, – сказала я убежденно, а наш бравый майор хмыкнул и покачал головой:
– Вряд ли. Уж очень все это глупо, прямо ни в какие ворота не лезет.
– А «злой гений»? – вмешалась Женька. – Кто это может быть?
– Спроси что-нибудь полегче.
В общем, дневник не только ничего не разъяснил, он еще больше все запутал. Утром мы встали поздно, потому что был всеобщий выходной, идеи отсутствовали и мы никуда не спешили. Выпили кофе, позавтракали и даже стали прикидывать, не поехать ли нам за город? Погода располагала, и мы, наверное, в самом деле поехали бы, но… Сначала позвонил Козырев. Узнав его голос, я насторожилась, а потом и вовсе запаниковала: с какой стати ему мне звонить? Говорил он ласково, справился о моем здоровье, но как-то чувствовалось, что сам не знает, зачем набрал мой номер.
– Анатолий сказал, что ты в отпуске? – поинтересовался он.
– Да.
– А почему в городе? Неужели в турфирме не нашлось подходящей путевки?
– В квартире ремонт затеяла, – ответила я, пытаясь понять, куда это он клонит.
– Ремонт подождет. Кстати, у моего друга охотничий домик, это километров восемьдесят от города, прекрасное место, лес, озеро… – «Он хочет меня утопить», – догадалась я. – Я могу ему позвонить, поезжай с друзьями, отдохните. Погода отличная…
– Спасибо, я подумаю, – ответила я и решила испортить ему настроение: – На днях встретила Валахова, он сказал, ты купил его «Обнаженную»?
– Валахов? – вроде бы не понял Козырев. – А… да, купил. Страшная гадость, по-моему. Ты знакома с этим типом?
– Немного. Только, если гадость, зачем же купил?
– Я ее выбросил, а купил для того, чтобы она случайно не попалась на глаза детям. Надо проявлять заботу о подрастающем поколении, а от этой дряни у детей может произойти расстройство нервной системы. Я бы все его картины купил да сжег, но он ведь плодовитый, еще намалюет, а с моей легкой руки в моду войдет. Так что купил самую мерзкую и от нее избавился.
На прощание Козырев посоветовал воспользоваться его предложением и съездить на озеро.
– Ну и нахал, – подивилась Женька, пританцовывая рядом. Разговор она слышала и теперь возмущалась. – Надо сдавать его ментам, вконец оборзел, поезжайте, говорит, на лесное озеро, там я вас и укокошу.
– Может статься, Козырев дело говорит, – проронил Роман Андреевич, пребывающий в задумчивости.
– В смысле укокошить? – вытаращила глаза Женька.
– В смысле отдохнуть вам надо в тихом месте, подальше от всяких психов.
Мы с Женькой переглянулись и принялись гадать, что означает звонок Козырева. Примерно через час вновь позвонили, трубку снял Роман Андреевич и с недовольной миной сунул ее мне. Причина недовольства выяснилась сразу: звонил Толик.
– Анфиса? Можешь сейчас приехать? Есть разговор.
– А что случилось? – испугалась я, потому что голос у Толика был такой, точно лежит он на смертном одре и вот-вот преставится.
– Пока ничего. Но я боюсь, что может случиться. Приезжай, я жду.
– Сейчас приезжать? – уточнила я.
– Конечно. И попроси приехать подругу, ее это тоже касается.
– Евгению?
– Конечно. – Толик вздохнул и повторил: – Жду.
– Едем, – сказала я.
– Едем, – кивнул Роман Андреевич.
– А ты зачем? – нахмурилась Женька. – Толик тебя не жалует и, очень возможно, говорить при тебе не захочет. А мне не терпится узнать разгадку всей этой истории.
– Узнаешь, – хмыкнула я и испугалась, потому что прозвучало это зловеще.
– В квартиру мне входить необязательно, – дипломатично сказал Роман Андреевич. – Подъедем, квартала за три до его дома вы выйдете и отправитесь к нему пешком. А там посмотрим.
Мысль показалась очень здравой, от Толика я пакостей не ждала, но кто знает… В общем, мы поехали. Роман Андреевич приткнул машину в соседнем дворе и остался в ней, мы с Женькой потопали ножками, строя различные предположения. Что-то Толик узнал интересное, не стал бы он просто так звонить, и голос у него взволнованный… А может, он это интересное знал с самого начала, а сейчас решил облегчить душу.
Я позвонила, дверь открылась, и мы увидели Толика. Выглядел он хуже не бывает. Не удивлюсь, если парень пил сутки кряду, то есть с нашей последней встречи, да и сейчас вроде бы был навеселе. Одет все в тот же халат и так же босиком, волосы взъерошены, под глазами черные круги.
– Проходите, – сказал со вздохом и отступил в сторону, пропуская нас в квартиру. Я вошла первой, открыла рот с намерением спросить еще раз, теперь уже не по телефону, что случилось, и тут что-то обрушилось на мой затылок с такой силой, что посыпались искры из глаз, а потом стало темно. Перед тем как рухнуть на пол и лишиться сознания, я успела подумать: «Какая же я дура». Очень мудрая мысль.