Мы отпрянули друг от друга моментально. У Славы из рук выпал пакет с огромным бантом. Мама прикрыла рот рукой. Рома медленно-медленно начал перекатываться с кровати. И я была рада, что на нем были хотя бы боксеры. Чего не скажешь обо мне, я могла лишь подтянуть покрывало до самого носа.
— Ой, мы… Хотели…
Мама пыталась что-то сказать, а в итоге выдохнула и потянула Слава за руку. Но отчим как в землю врос. Я видела, как полыхали яростью его глаза, и холодный убийственный взгляд был направлен на сына.
— Вниз, — скомандовал он таким тоном, что по спине пробежал холодок. — Немедленною.
А после развернулся и буквально полетел по лестнице вслед за мамой. Мне казалось, в местах, где он ступал, можно было разглядеть пар. Я только сейчас смогла перевести дыхание и в ужасе посмотрела на Рому.
Он запустил пальцы в волосы, слегка потрепал их и развел руками.
— Я не хотел, чтобы так…
— Я знаю! — заверила я и начала вставать. — Я пойду с тобой. Не хочу, чтобы ты один это выслушивал.
Лисицкий фыркнул и поднял с пола джинсы.
— Я все равно выслушаю все, что мне приготовлено. Но без тебя это будет не так паршиво. Оставайся здесь.
— Ром!
— Я серьезно! — Он надел футболку и чмокнул меня в губы. — Спустишься, когда закончится ор.
Я закрыла лицо руками и отчаянно застонала:
— Черт! Черт! Черт!
Вот сейчас, первый шок прошел и я наконец поняла, что осуществился мой ночной кошмар.
— Это не было бы так страшно, если бы мы их подготовили и рассказали.
— Я знаю! — воскликнул Рома у двери. И таким тоном, будто был очень рад, что до меня все же дошло.
А вот я теперь знала, что он был прав. Да, они поймали нас, и да, это самая неловкая ситуация, какую можно себе представить. Но я бы все равно не отказалась от Ромы, даже если, в конце концов, у нас с ним ничего толкового не выйдет. Я просто очень не хотела ссориться с родителями и нарушать семейную идиллию мамы и Славы. Они оба заслуживают быть счастливыми и не переживать о нас, своих детях. Но мы их подвели и подсунули не очень приятный сюрприз.
Я упала на кровать и закричала в подушку. С Днем рождения меня! Двадцать лет я запомню на всю жизнь.
Когда внизу что-то грохнуло, я подорвалась с места. Начала судорожно одеваться, даже не заботясь о том, чтобы умыться. Рома был прав, криков не избежать, но то, что я услышала с лестницы, сковало меня по рукам и ногам.
— Признайся! Ты ведь сделал это, лишь бы мне насолить! — орал Слава. — Я знаю, о чем мать просила тебя. Сразу понял, что она не успокоится, пока не вымоет тебе мозг окончательно. Я заказал прослушку ваших разговоров на днях, и вчера получил распечатку. Как она сказала, а? «Раз ты не можешь получить деньги от этого жмота, то женись на русской паразитке». Она посоветовала тебе поступить с Милой так, как я поступил с ней, да? А ты рад стараться.
Смех Ромы — ехидный и злой — прошелся по нервам, оставляя глубокие царапины.
— Боже… Тебе так нравится в это верить?
— Мне не надо верить! Я, блядь, своими глазами видел, ты, ублюдок! Я подозревал, но очень хотел верить, что ошибался. Что ты с девочкой сделал? Разве не видишь, насколько она чистая и ранимая?
Мама показалась в коридоре. Она вышла из кабинета, где ругались Слава с Ромой, и увидела меня на лестнице. Она застыла как и я, когда наши взгляды пересеклись. И меньше всего мне сейчас хотелось видеть на ее лице боль и сожаление. Она ведь не верит в то, что сказал отчим? Это неправда все. Рома не стал бы… О чем они вообще?
Я мотнула головой и заставила себя спуститься по лестнице. Всего одна ступенька, и новые слова Ромы буквально волной снесли мою реальность:
— Будешь мне рассказывать, о том, какая она ранимая? Ты? Тот, кто спал с ее мамой, пока она была ребенком, а ее папа уезжал в командировки? Это вы не рассказываете, прикрываетесь миленькой историей школьной любви, чтобы ее чувства не ранить, а?
Мама теперь точно начала напоминать статую, и ее взгляд стал каким-то пустым, остекленевшим. Это не была нормальна реакция на ложь. Это была типичная реакция на правду. Даже не двойной… тройной удар по моей реальности, и я буквально осела. Спустилась на ступеньках и вцепилась в холодные поручни — металл будто обжигал. Мы с мамой, смотря друг на друга, одновременно вздрогнули со звуком удара. Она ожила, сморгнула слезы с раскрасневшихся глаз и побежала в кабинет, зовя Славу, а я так и не пошевелилась.
Значит, хотя бы в этом он не солгал. Я не хотела даже слушать, даже предполагать, но все это время Рома был прав. Он так спокойно говорил об этом… нет, зло, но все же так, будто уже принял историю, записал в прошлое и смирился с таким исходом. Для меня же сейчас все в который раз переворачивалось вверх дном. Я не хотела принимать, не хотела стирать из памяти образ доброй честной мамы, которая никогда! Никогда бы так не поступила с покойным папой. Он не был достаточно заботливым и внимательным к ней, но она не имела права! Это так… Неправильно.
Это слово больно резануло по сердцу. Я больше не знала, что оно значит. Есть ли вообще хоть что-то правильное в этом мире? Неподдельное и настоящее? Улыбка Рома сегодня? Его полный обожания взгляд? Он смотрел так, будто вот-вот собирался признаться в любви. Все это тоже фальшивка?
Он вылетел из кабинета вьюном, грохнув дверью так сильно, что по стене и лестнице пошла вибрация, а я даже не пошевелилась, будто приросла к этим перилам. И точно стала невидимкой, ведь он не заметил меня, не обернулся, не поймал мой взгляд. Может быть, во мне еще оставалось капелька надежды, что он опровергнет все, и у него найдутся вполне сносные объяснения, но Рома просто ушел.
— Больше в этот дом не возвращайся! — крикнул Слава, выбегая следом. — Знать тебя не хочу.
На этих словах грохнула и входная дверь. Рома ушел. Кажется, он забрал с собой мою душу, а вот это, сидящее на лестнице — лишь блеклая, ничего не понимающая оболочка.
— Мила! — мама робко позвала меня, и Слава тоже поднял голову. Теперь и в его глазах я видела эту чертову жалость. Отчим потер лицо, посмотрел на жену.
— Детка, ты прости за эту сцену, все просто…
Я не смогла его дослушать. Чаша эмоций была переполнена, и я поняла, что вот-вот взорвусь. Просто сойду с ума от переизбытка. Я вскочила и побежала в комнату. Стукнула дверью, схватилась за волосы, делая себе больно. От этого хотелось плакать еще больше.
— Милая, давай поговорим, — голос мамы за спиной заставил меня бросить это занятие и резко обернуться.
— Давай! — с вызовом поговорила я. Хотя, если честно, я даже смотреть на нее не могла. Оказывается, я не знала эту женщину. — Что ты мне скажешь, а?
— Прежде всего, что мне очень жаль, что день так начался, — произнесла она дрожащим голосом. Мой голос тоже дрожал, только от ярости, а не от слез вины.
— Это правда? — все, что я хотела знать. — Рома правду сказал про вас со Славой?
Она молчала. Потупила взгляд в пол.
— Просто скажи мне! — заорала я.
Сказать она так и не смогла, но кивнула.
Я даже не знала, что теперь делать. Я узнала и вот… Ничего! Полное опустошение. Ни единой разумной мысли в голове, только все та же злость.
— Возможно, ты поймешь когда-нибудь, — шепнула мама. — И простишь меня. Твой папа простил. Я попросила прощения у него перед смертью. Он сказал, что всегда желал мне счастья. И он простил, доченька.
Она хлюпнула носом и сморгнула слезы со щек. Мне хотелось бы прекратить это — ее боль и свою, убрать эти глупые слезы. Но по факту я не могла. Я ненавидела ее прямо сейчас, и ничего не могла поделать со жгучей ненавистью.
— А я переспала с Ромой, — сказала правду, надеясь получить хоть немного облегчения. А может быть просто насолить ей, хотя она и так уже все видела.
Мама подняла на меня вполне осознанный, серьезный взгляд. Не злой, как я хотела, чтобы сделать ей еще больнее, а все еще полный сожаления, но вместе с тем нежности, как все мамы смотрят на своих детей.
— Я поняла уже, — ответила она и опять шмыгнула. — Но кто я такая, чтобы тебя осуждать?
Это было то, что я и не надеялась услышать.
— Но я осуждаю тебя, — сказала, не веря своему голосу, который охрип до шепота. Мне хотелось уколоть ее больнее, а на деле получилось так, будто я просила о помощи. «Осуждаю, но не хочу! Помоги мне! Сделай так, чтобы это прекратилось. Расскажи, как».
Мама, поняв это, покачала головой. Она молчала недолго, я даже не успела выровнять дыхание и усмирить сердце.
— Ты знала, что Слава не одобрит вашу с Ромой связь. И ты знала, что он твой сводный брат, и связь между вами, по меньшей мере, странно. Ты также знала о том, что он сложный человек — Слава предупреждал тебя о его матери и желании сбить больше денег. Не говори, что не понимала этого. Но все же… Ты полетела к нему, как мотылек на свет. — Мама грустно улыбнулась, на секунду запнувшись. — Вот и я всегда летела к своей первой любви. Думала, замуж выйду, забуду. А он снова появился в моей жизни, и я ничего не смогла поделать со своими чувствами. Потому я и говорю… Может быть однажды ты поймешь. Потому что ты моя дочь. А если Рома сын своего отца, то он никогда от тебя не откажется. Ни за какие миллионы.
— Но он ничего не отрицал, — сказала я, не обращая уже никакого внимания на стекающие по щекам слезы. — Он просто ушел.
— Я знаю, но они оба со взрывными характерами. Роме надо остыть и все объяснить. Нам всем надо. Поверь, я меньше всего хочу, чтобы Слава оказался прав. — Она подошла ближе и протянула руку. — Давай просто…
— Не трогая меня, — оборвала я грубее, чем на самом деле хотела. — Я хочу побыть одной. Можно?
— Да, но мы можем…
— МОЖНО? — заорала я еще раз, чувствуя, что нервы окончательно сдают.
Мама развернулась с тяжелым вздохом и ушла. И только дверь плавно закрылась, я упала на кровать и разрыдалась так отчаянно, как… тогда. Когда папу потеряла. Сейчас я, кажется, саму себя потеряла.
Руки потянулась к телефону. Пальцы набрали номер Ромы. Я наткнулась на короткие гудки. И еще раз. А потом и на них сил не хватило, и я со всей силы запустила телефон в стену, разбивая его в дребезги. Его не жалко, он просто вещь. А как быть с моим сердцем?