— Йи покинул город. Уехал из Шужуаня, — сказала Дэйю.
— Что?
— Ты слышал. Он уехал. Ты победил.
— Мы победили. — Я встал. — Хорошие новости…
— Только ты почему-то не выглядишь радостным. Эту жажду нельзя утолить полностью, да?
— Слушай, отвали, а? — Я мягко отстранил Дэйю с пути. — И вообще. Я, помнится, просил тебя выяснить, что это за чёртова Наташа.
— Смирнова, — поправила меня Дэйю.
Я, оказывается, не заметив, выдал эпитет на русском, и Дэйю подумала, что я переврал фамилию.
— Да как угодно.
— Она не продаёт. Покупала пару раз у Энлэя.
— Ясно. Ну, скоро перестанет покупать.
— Да?
— Угу…
Я не стал рассказывать Дэйю, что к Энлэю скоро придёт Ксиаози и передаст привет от клана Ченг. А если что-то пойдёт не так, то потом придём мы с Дэйю, и Энлэй вылетит из бизнеса навсегда. И не только из бизнеса.
— О них ты совсем не думаешь? — спросила Дэйю, следуя за мной.
— О ком?
— О тех, кто останется без дозы. Ты знаешь, на что способны люди в таком состоянии.
— Ну, прости. Я, конечно, могу открыть клинику помощи наркозависимым, да только таких клиник и без меня — полно. А тащить на лечение насильно закон не позволяет.
Можно и свой закон издать, который позволит. Но тут мы опять возвращаемся к предложению Джиана. Дать отмашку — и начать расти. Становиться взрослыми и настоящими. Заниматься не мордобоем, а политикой. Это ведь гораздо эффективнее. Один росчерк на нужной бумаге может быть эквивалентен году партизанской работы.
Политика. Структура. Организация. И в любом случае просочится дерьмо, иначе и быть не может. Внутренняя полиция, собственная безопасность — и так далее, до бесконечности. Ещё одна «вещь в себе», организация, питающая саму себя, лишь бы продлить своё существование как можно дольше.
Я чувствовал волны недовольства, исходящие от Дэйю. Как бы ни связали нас духи, души или чакры, до мира и взаимопонимания нам было ещё далеко.
Перед дверью в комнату Гуолианга, я не выдержал. Остановился, повернулся лицом к мрачной Дэйю и сказал:
— Я не могу контролировать всего, пойми. И никто не может. Мир так устроен, что в нём каждый делает то, что считает правильным, вот и всё. А когда человек начинает думать за всех, увязывать все концы воедино, он становится Киангом. Чего ты от меня ждёшь? Чтобы я на коленке сочинил новую модель прекрасного мира без наркотиков, где не будет никаких противоречий и никто не уйдёт обиженным? Так я этого не могу и не хочу. Пусть кто-то другой выберет себе этот путь — помогать лишённым дозы зависимым. Я буду аплодировать этому человеку и голосовать за него на выборах. Но быть этим человеком мне точно не по силам.
— Ты злишься, — заметила Дэйю.
— Правда?
— Если бы я несла чушь, о которой даже думать смешно, ты бы не злился.
Покачав головой, я толкнул дверь, и мы вошли к Гуолиангу. Как и вчера, он сидел на постели, будто послушный ребёнок в ожидании, когда родители придут читать ему книжку перед сном.
— Лови, старик. — Я бросил ему на ладонь таблетку.
— Можно было подождать хотя бы пару дней, — буркнула Дэйю. — От них легко формируется зависимость…
— Не у меня, — мотнул головой Гуолианг. — Кровь этого негодяя вызывает у меня лишь тошноту. Но я готов пострадать ради того, чтобы Лей взял его за задницу.
Дэйю отвернулась. Гуолианг проглотил таблетку, запил водой и повалился на кровать. Закрыл глаза. Глядя на него, я всё же ощутил укол совести. Совсем старый. Больной. Лицо осунувшееся, глаза запавшие. Сложно представить, каким он был в юности, когда тело и мозг его были здоровыми. Были ли у него какие-то мечты? Надежды? Не мог ведь он с детства расти с ненавистью в сердце и мечтой уничтожить Кианга, который тогда, может, ещё и не родился.
Можно было подождать хотя бы пару дней… Что, если сейчас Гуолианг увидит, как Кианг подрезает хризантемы в своём садике? Или смотрит мыльную оперу по телеку? Этот заход будет зряшным. И как угадать, когда нужно «заходить»? Вопрос на засыпку… Впрочем, даже если я узнаю, какого рода «мыло» предпочитает смотреть Кианг в это время суток, это — тоже информация. И применение ей найдётся.
Началось всё, как и в прошлый раз — буднично, неожиданно. Я даже не сразу понял, что говорит со мной уже не Гуолианг.
— Для начала неплохо. Подготовим почву. Твои люди получат груз пятнадцатого.
Дэйю повернулась к Гуолиангу. Сегодня «связь» была гораздо лучше. Старик пару секунд пожевал губами, потом сказал:
— Вот и хорошо. Пусть народ любуется фейерверками. Меньше досужих глаз.
Молчание. И вдруг, как взрыв:
— Чёрт тебя подери, я не могу решать за тебя все проблемы! Если хочешь, чтобы тебе всё разжёвывали и клали в рот — ты работаешь не с тем человеком. Придумай, как, найди людей. Лучше — найми посторонних. Твоим не стоит светиться.
Опять тишина, нарушаемая лишь шумным дыханием Гуолианга. Его лицо раскраснелось, как от мороза. Пульс, должно быть, зашкаливал. Проклятье… Держись, старик. Держись, уже скоро отпустит. Ты хорошо поработал сегодня. Обещаю, это в последний раз, клянусь, больше не повторится, и…
— Рыболовный баркас с медузами. Да, за ними тоже подъедут, но тебя это волновать не должно. Я пошлю ребят, чтобы присмотрели за разгрузкой, но твои их не увидят, если всё пойдёт хорошо.
Гуолианга начало трясти. Мы с Дэйю быстро переглянулись. В её взгляде было на восемьдесят процентов беспокойства и на двадцать — «яжеговорила!». Я бросился к кровати, схватил старика за руку. Как стальная. Мышцы напряжены, пульс — бешеный. Из-под неплотно прикрытых век виднеются покрасневшие белки глаз.
— Старик, — негромко позвал я. — Хватит. Давай… Давай, выбирайся отсюда.
Он меня, казалось, не слышал. Я от души надеялся, что и Кианг меня не слышит. У Кианга, похоже, были заботы поважнее меня.
— Я начинаю жалеть, что доверился тебе! Ты производил впечатление разумного человека. Но теперь я серьёзно сомневаюсь. Поверь, четверо других дорого бы дали за возможность оказаться на твоём месте. Ты стоишь на пороге величия, на пороге победы. Так какого дьявола ты мнёшься, как школьник перед борделем? К чему все эти вопросы? Одно и то же, снова и снова. Нас что, прослушивают?
Как и в прошлый раз, Гуолианг рывком сел, едва не ударив меня головой. Я отшатнулся, толкнул Дэйю. Гуолианг открыл глаза, уставился на меня пустым взглядом и ухмыльнулся.
— В таком случае перестань толочь воду в ступе, — резко сказал он. — Так говорят в местах, откуда я родом. Пятнадцатого, десять вечера. Баркас в порту «Восточный».
Гуолианг рухнул обратно и тяжело, с присвистом задышал. Единственная подвижная рука подползла к воротнику, рванула его. Я помог расстегнуть пуговицу. Дэйю метнулась к окну, открыла его, впустив воздух снаружи.
— Давай, давай, — бормотал я, хлопая Гуолианга по враз побледневшим щекам. — Выкарабкивайся, старик. Нечего тут жмуром прикидываться, ты ещё меня переживёшь!
— Лей, — тихо сказала Дэйю. — Если он сейчас умрёт — я тебя убью. Просто чтоб ты знал.
Глава 12. Готовность номер один
— Всем всё понятно? — Я окинул взглядом два десятка парней, собравшихся в опустевшем гараже, где днём работал Вэньхуа. Он был на хорошем счету у начальства, и ему доверили ключи, благодаря чему здесь иногда можно было проводить собрания.
Мы проработали все детали — насколько это было возможно — уже раз десять. Аккуратно обследовали место грядущей операции. Пути отхода обсудили. Больше не должно было возникнуть вопросов, но вопросы возникли.
Зихао, сидящий на верстаке (Вэньхуа уже трижды просил его слезть — тщетно) громко сказал, видимо, полагая, что выражает если не общее мнение, то мнение большинства:
— А ведь там охранять будут.
— Будут, — сказал я. — Именно поэтому ты идёшь не с пустыми руками.
— Это, конечно, здорово. — Зихао погладил приклад своего карабина. — Только дело всё равно серьёзное. Это не барыг поодиночке гонять. Тут другое.
Пара голосов невнятно и нерешительно, но явно поддержала Зихао. Тот, приободрившись, продолжил:
— Кого-нибудь да вальнут, к гадалке не ходи. Нет, Лей, ты не подумай, я помню присягу и не отказываюсь от своих слов. Но объясни, чего ради? Если идёшь на такое дело… Любые парни, идущие на такое дело, знают, что когда всё закончится, можно будет хоть на год забыть о работе. А мы? Что мы получим?
Я хотел бы сказать, что будь Зихао сотрудником полиции, он по приказу пошёл бы на такое дело за копеечную зарплату и радовался бы, если бы по итогу ему начислили копеечную премию. Ну, или дали малозначительное повышение. Но это был — так себе аргумент.
— Полу́чите немного больше, — пообещал я. — Про деньги я вам всё…
— Слышь, слышь, да я понял про твои деньги, нет претензий, — взмахнул рукой Зихао. — Тут другое. Ради чего мы рискуем жизнями в этот раз? Раньше — не вопрос, дать по заднице какому-нибудь ублюдку в тёмной подворотне — да легко. Но теперь — речь про другое. Серьёзное, опасное дело. И в итоге мы берём большой куш. Ты понимаешь, о чём я. Я помню всё, о чём мы говорили в первый день, Лей, и я высоко ценю всё, что ты для меня сделал. То же скажет и любой из пацанов. Но то, что мы возьмём сегодня…
Он замолчал. А я вспомнил, как он пришёл ко мне — в отчаянии и ужасе. Зихао бежал из клана Цай, когда его решили «наказать» за ненадлежащее выполнение обязанностей. Просто лишили таблеток на неделю. Не то чтобы Зихао, опытного в этом отношении парня, могла напугать неделя без таблеток. И заначка была, и понимание, что таблетки можно купить. Да и опыт в преодолении ломки тоже не пропьёшь — все они, уличные бойцы, прошли через клановые «школы», и все знали, что такое карцер.
По словам Зихао — сбивчивым, неуклюжим словам, — он тогда впервые почувствовал, что вся его жизнь находится в чужих руках. Ему было уже двадцать два года. Он гордился тем, что входит в могущественный клан, неплохо зарабатывал, душевно отдыхал. И вдруг реальность повернулась к нему и щёлкнула зубами. В любую секунду, за любую провинность ему могли просто перерезать пуповину.