Всё темнее, всё холоднее внутри. Вот он, тот миг, ради которого я пережил смерть. Все отпущенные мне секунды закончились. В этом будет какая-то жуткая справедливость: я убью Кианга и сам погибну вместе с ним, потому что столько энергии, сколько требуется, нельзя выплеснуть безнаказанно.
Главное, чтобы энергии хватило. Главное, чтобы чакра не погасла вдруг полностью, пока ритуал не завершился хотя бы на треть! Чёрт с ним, с миром, я готов удовлетвориться уничтожением души Кузнецова. Да, это — всего лишь личная месть, отвратительная, недостойная… Плевать.
Пусть обо мне не сложат песен и не напишут книг. Я смогу уйти в небытие и, наконец, успокоиться. Покой — вот то, чего мне уже давно не доставало. На пороге окончательной и бесповоротной смерти я это понял. И если я хоть о чём-то жалею сейчас, так это о том, что подарю тот же покой своему врагу. И лишь одна мысль успокаивает: ему-то покой ненавистен. Для человека, который мечтает перевернуть вверх дном весь мир, покой — проклятие… Я уплывал мыслями всё дальше, но тут внезапно вмешалась реальность.
Реальность, о которой я забыл, находясь в каком-то пограничном предсмертном состоянии, ворвалась в стынущий дом, и я вновь оказался в здании заброшенной автомойки, с высоко поднятым мечом.
Кианг стоял на прежнем месте, не в силах пошевелиться. Здесь я уже не видел ни лучей, ни души, ни парящего дракона — только людей, застывших в странных позах. Кианг, я сам, Юшенг слева от меня, напротив нас, совсем рядом друг с другом — Юн и Дэйю.
Дэйю.
К ней сзади приближался Киу. С перекошенным лицом — не то от ярости, не то от отчаяния — он поднимал свой меч. Казалось — медленно, но в действительности он двигался быстро, уже приняв решение. Возможно, он предпочёл бы убить меня, но Дэйю была ближе. И главной задачей было — сохранить жизнь Киангу. У Киу были на то причины. Множество причин.
Я моргнул. Всё опять исчезло. Я увидел душу Кианга, скорчившуюся в воздухе. Лучи терзали её, по астральному телу пробегала рябь. Ещё секунда-другая, и…
Реальность. Здесь Киу вознёс меч над шеей Дэйю, замершей, остолбеневшей, не замечающей опасности.
Спустя секунду с Кузнецовым будет покончено. Пусть на его место вернётся душа Кианга настоящего — плевать. Пусть Жёлтый дракон продолжит творить, что ему захочется — плевать. Меня уже не будет, я этого уже не увижу. Изменить мир — это слишком для одного человека, кем бы этот человек ни был.
Мы всё равно все погибнем. Одновременно с этой гнилой душонкой, которая так отчаянно цепляется за жизнь, как будто ничего ценнее у неё нет и никогда не было. Если уж я, главный в этой цепи, чувствую, что стою перед пределом, остальным должно быть ещё хуже.
А может, наоборот? Может, каждый из них сможет отдать лишь какую-то часть души? Это я так не умею, мне или всё — или ничего, я могу лишь всего себя вложить в один отчаянный бросок к цели. Потому и с кланом у меня ничерта не получилось, и с отношениями, сколько бы ни пытался — я просто не умею размениваться на всю эту чушь.
Меч Киу начал опускаться.
Душа Кианга начала меркнуть.
Жёлтый дракон в моей внутренней тьме практически исчез.
Защитник.
Сначала я понял только, что разжал руку и выпустил меч, и лишь постфактум до меня дошло, что цепь разорвана.
Длинная Рука.
Жёлтый луч протянулся над головой Дэйю и врезался в лицо Киу, который не ждал ничего подобного и не защитил себя техниками. Я увидел его ноги, мелькнувшие в воздухе. Глава клана Хуа кувырком покатился по полу. Меч, который он так и не выпустил, звенел, выкрашивая бетон.
Дэйю со сдавленным стоном упала на колени. Юн покачнулся, но устоял. Юшенг, улыбаясь, крутил головой, пытаясь хоть что-то понять. В первую очередь он, наверное, пытался понять, во что ввязался и что теперь за это будет. От этих разъяснений не отказался бы и я, но позже.
Кианг, как и Дэйю, рухнул на колени, но ему было гораздо хуже. Он тяжело и хрипло дышал. Кожа его сделалась по цвету как у лежалого покойника. От него даже за десять метров несло холодом.
— Убейте его! — крикнул Юн. — У… бей… те…
— Нет! — рявкнул я, но боевики, положившие всех людей Кианга, подчинялись не моим приказам. Кианг оказался в перекрестье множества прицелов, и мне показалось, будто он перестал дышать.
— Огонь! — заорал Юн, голос которого окреп.
А почему, собственно, нет? Это у Кианга была причина сохранить жизнь моему телу, в которое вернулась бы душа мальчишки из другого мира. А мне зачем? В том мире Кузнецов мёртв, я лично прострелил ему башку. Если он сдохнет здесь и сейчас, то его дух улетит искать другого носителя, а душа отправится… Ну, куда там отправляются души? В рай, в ад, в чистилище, на перерождение, к чёрту на рога? В общем, за пределы моей юрисдикции.
Но несмотря на эти очевидные умозаключения, внутри меня как будто всё орало. Душа, дух — хором голосили: «Нет!».
Выстрелы прогремели сухо и безжизненно, в отличие от последующих криков. В них было полно жизни — уходящей.
Все, кто стрелял, рухнули на пол, а Кианг — вскочил. Глаза его пылали, бледные губы кривились. Он сжал кулаки и издал утробное рычание. Его взгляд нашёл меня.
Я ждал чего угодно — потока ругани, нападения, презрительной гримасы. Но вместо всего этого Кианг улыбнулся. Той самой грустной «отцовской» улыбкой, которую я помнил по прошлой жизни. Улыбкой, которая прошла через годы, через смерть, через границу, отделяющую один мир от другого.
— Ты вспомнишь мои слова, — негромко сказал он. — Вспомнишь…
Я взмахнул мечом.
Печать Смерти.
Это были просто слова, которые не повлекли за собой ничего. За ними не было техники. Чакра, в очередной раз практически истощившаяся, не отозвалась на призыв, и меч вхолостую рассёк воздух. Но Кианг, наверное, этого не знал.
Он завертелся вокруг своей оси, и я отшатнулся, прикрывая глаза рукой. Так ярко засиял жёлтый вихрь, возникший на его месте.
Последующая вспышка была ещё ярче, она буквально выжигала сетчатку. Взрывной волной — взрыв был беззвучным — меня отшвырнуло в сторону. Я упал на спину и только тогда услышал грохот, увидел, среди танцующих пятен перед глазами, дыру в потолке и сереющее сквозь неё небо.
Кианг ушёл. Красиво и эффектно — возможно, да только по факту — бежал, будто побитая собака, поджав хвост и скуля.
Я негромко рассмеялся. Несмотря на полное опустошение, несмотря на миллион вопросов, на которые ещё предстояло получить ответы, и несмотря даже на то, что мой враг только что свалил сквозь крышу, я чувствовал себя победителем. После всего пережитого битва, наконец, состоялась.
Открылась дверь. Я повернулся на бок и увидел выбегающего наружу Киу. Вслед за ним рванулся Юшенг. Остальные оставались на месте. Люди Кианга, Ал, Леди Баг и Взломщик были попросту мертвы и не могли никуда идти, как и большинство людей Юна. Дэйю с трудом удерживалась даже на коленях. Ей приходилось упираться руками в пол, она тяжело дышала. Юн покачивался взад-вперёд, будто раздумывал, упасть или ещё немного покачаться. К нему подошёл потрёпанный, но, насколько я мог видеть, не раненый Реншу. Приобнял за плечи, как перебравшего друга. Сразу после нашёл взглядом меня.
— Лей Ченг, — сказал единственный человек в этом помещении, способный управлять своим голосом в полной мере. — Думаю, не будет преувеличением сказать, что ты остался в живых только благодаря вмешательству клана Чжоу. Это налагает на тебя определённые обязательства, если ты, конечно, человек чести.
— Я? — Из моей груди вырвался жуткий хрип, пришлось сесть и откашляться. — Человек чести? Умоляю. Вообще не знаю, что это такое.
Реншу подождал, пока я прокашляюсь более основательно. За это время Юн успел немного прийти в себя. Он оттолкнул Реншу и склонился над Дэйю. Та не соображая, где находится и кто рядом с ней, позволила взять себя за руку.
— Вы, наверное, хотите завладеть документом, о котором я говорил Юну, так? — спросил я, поднимаясь на ноги.
— Насколько я понимаю, это некий компромат на Хуа? — уточнил Реншу.
— Это не просто компромат, господин Реншу. — Я задумчиво посмотрел на меч, решил, что вдоволь позащищал всех, кого только мог, и отозвал его обратно во тьму, почувствовав при этом, как расслабились бойцы Чжоу, безмолвными статуями стоявшие здесь же. — Это атомная бомба, фигурально выражаясь. Предположим, мои симпатии к клану Чжоу немного выше, чем к остальным четырём, несмотря даже на то, что вы собирались меня убить.
— Да стоит ли вспоминать о таких мелочах? — примирительным тоном заметил Реншу.
Я приподнял бровь. Шутит? Не замечал за ним. Впрочем, стресс делает с людьми и не такие вещи.
— Дэйю, — сказал я. — Отдай документы Юну.
Бумаги были у Дэйю, а Дэйю была моей тенью. Не скоро бы Кианг сумел их найти.
Юн взял залитый кровью конверт, который Дэйю достала из-под куртки, и не глядя протянул Реншу. Тот, не обращая на кровь внимания, достал бумаги и быстро ими зашелестел. Лицо его начало меняться. Надо отдать Реншу должное — соображал он быстро.
Пробормотал:
— Это же…
— Я хочу, — перебил я, — чтобы Хуа больше не рассматривали Шужуань, как рынок сбыта для любых наркотиков. Чжоу это тоже касается.
Реншу посмотрел на меня и, секунду подумав, кивнул:
— Мне кажется, что у нас впереди долгие годы плодотворного сотрудничества, господин Лей Ченг, — сказал он, убирая бумаги в конверт. — И я бы предпочёл сохранить с вами тёплые дружеские отношения.
Глава 42. Домой
Дэйю была в состоянии полнейшего нервного и физического истощения. Как на ногах держалась — загадка. Юн, отчего-то взявший на себя роль её покровителя, поддерживал девушку, а она не возражала. Мне, впрочем, казалось, что она едва замечает усилия мальчишки. Вот ведь забавно… Они наверняка ровесники, однако Дэйю — девушка, если не женщина, а Юн, несмотря на все свои усилия, остаётся для меня мальчишкой. Хотя, надо признать, у него всё лучше получается вести себя как взрослому, но пока это — всё равно лишь маска, которую парень успешно выдаёт за своё лицо. А Дэйю, чьё детство по милости Кианга закончилось давным-давно, вынуждена была повзрослеть без всяких масок.