ь «разведчика-экстрасенса» из «криминального оборота». Что группа и сделала за двое суток. И вот наконец самолёт поднялся в воздух, имея на борту кроме обычных пассажиров пятерых чекистов и монаха.
Места заняли таким образом: монах, Шаман и Максим - в одном ряду, Кузьмич, Штирлиц и Писатель - за ними.
Молчавший всё это время молодой монах (во время захвата он не сопротивлялся, да и Шаман поспособствовал, заговорил с ним на родном языке, объяснил причину задержания) вдруг разговорился с Шаманом, но поскольку беседа шла на бурятском, Максим вскоре перестал прислушиваться, задремал. Проснулся же от того, что собеседники рядом замолчали.
Он открыл глаза.
Оба смотрели на него.
– В чём дело? - хриплым голосом осведомился он.
Молодой монах - звали его Индоржийн Цабха - что-то проговорил.
Шаман с интересом посмотрел на него, перевёл взгляд на майора.
– О чём речь? - нахмурился Максим.
– Индоржийн говорит, что тебя ждёт резкий жизненный поворот.
– Какой ещё поворот?
– Ну, он точно не знает, но уверен, что твоя судьба скоро даст крен. Так что будь готов.
– Он по-русски не говорит?
– Мало-мало, - произнёс монах гортанно. - Ты на край перемена… быть неприятность… быть осторожный совсем, ждать.
– Чего именно ждать?
– Неприятность начальник, также лично. Внимание быть хорошо.
– Непонятно, но всё равно спасибо за предупреждение. - Максим откинулся на спинку кресла, размышляя, какую ещё свинью ему подложит начальство. В том, что оно способно это сделать, Разин не сомневался.
Монах снова что-то сказал. Шаман ответил, дотронулся до локтя Максима:
– Командир, он предлагает помочь тебе восстановить силы.
– Каким образом?
– Это нечто среднее между акупунктурой и точечным массажем.
Монах показал пальцем на шею Разина:
– Здес точка, нажат количество и успокаивать. - Он добавил несколько слов на бурятском, выжидательно глянул на Шамана.
– Я знаю, это действует, - кивнул Итигилов. - Если надавливать пальцами обеих рук на определённые точки от темени к шее, то эта процедура снимает головную боль, общую усталость, убирает сонливость и слабость. Используется цириками для мобилизации перед боем.
– Кем-кем?
– Цирики - военные люди, спецназовцы, одним словом.
– А он не попытается меня зазомбировать?
– Зачем ему это надо? - удивился Шаман.
– Восток - дело тонкое, как говорил красноармеец Сухов.
– Монахам ты не нужен в качестве зомби, - усмехнулся Иван-Доржо.
– Хотелось бы верить. Что ж, пусть попробует.
Максим пересел на место Шамана, подставил шею.
Индоржийн потряс кистями рук, ловко прошёлся по темени Разина, как бы разминаясь, и принялся нажимать найденные точки за ухом и на шее. Это было приятно, чего греха таить, Максим любил массаж и часто прибегал к услугам массажистов в саунах и банях. Но массаж бурятского монаха кроме удовольствия нёс и другие ощущения, и вскоре Максим почувствовал, что спать ему не хочется, по жилам быстрее побежала кровь, голова просветлела, посвежела, обострилось зрение и обоняние.
Монах отнял руки, снова тряхнул кистями, заговорил на родном языке.
– Достаточно, - перевёл Шаман. - В бой тебе в ближайшее время не идти, поэтому дальнейшая стимуляция организма вредна. Ты и так сутки будешь чувствовать себя окрылённым. Кстати, этому массажу можно обучиться и делать его самостоятельно.
– Было бы здорово. Может быть, уговоришь его дать координаты активных точек?
– Попробую.
Максим пересел на своё место у прохода, прислушиваясь к своим ощущениям. Радость обладания неплохим мышечным каркасом не проходила. Хотелось что-то делать, заниматься физическими упражнениями, играть в футбол или на крайний случай просто двигаться. Однако в самолёте особенно не поиграешь в футбол, и Максим переключил мысли на другие темы.
– Командир, - наклонился к его уху Штирлиц, - что это он тебе делал?
– Массаж, - односложно ответил Максим.
– Давление подскочило? Я слышал, что такой массаж снимает головную боль.
– Снимает.
– А мне он то же самое не повторит?
– И мне, - всунул голову между спинками кресел Кузьмич.
– Отставить галдёж! - сказал Максим без раздражения, но строго. - Он не работает штатным массажистом конторы. Прилетим, я сам сделаю всем массаж головы.
Подчинённые переглянулись и отстали. Скорее всего они поняли командира по-своему, зато больше не приставали.
В Москве группу встретили двое посыльных из Отдела, которым Разин и сдал сопровождаемый объект. Монах-экстрасенс уехал, бросив на Максима странно задумчивый взгляд. Но майора это не огорчило, он всё ещё находился под воздействием «внутреннего наркотика» - эйфорического прилива сил, и думал не о предупреждении монаха, а совсем о другом.
Высадили его у метро «Сокол», где он снимал квартиру после развода с женой два месяца назад. И первое, что сделал Максим, - позвонил Марине.
К сожалению, близкими их отношения так и не стали. Обоим мешал «хвост» воспоминаний (ему меньше, ей больше), заботы, некие условности, моральные установки, привитые «правильными» родителями. К тому же ещё были свежи в памяти эпизоды совместной жизни: Максима с Варварой, Марины с Вадимом. Известный закон психологии: помнится чаще всего только хорошее, плохое забывается быстрей. Вдобавок ко всему у Марины была дочь, которая всё понимала, и травмировать её психику встречами с «чужим дядей» Марина не хотела, так как до конца не разобралась в своих чувствах к Максиму. И тем не менее обоих тянуло друг к другу, и они изредка находили время, не чаще двух раз в месяц, чтобы встретиться.
– Привет, - сказал Максим с забившимся сердцем, услышав милое «алё». - Как дела?
По-видимому, она обрадовалась звонку, потому что голос женщины дрогнул:
– Привет. Я уж думала, ты меня забыл, не звонишь уже почти месяц.
– Всего полторы недели и два часа. Но ты же знаешь афоризм: если вам долго не звонят родственники или друзья, значит, у них всё хорошо.
– У тебя всё хорошо?
– Я соскучился. Очень!
– Странно, с чего бы это?
– Погода весенняя.
– Ну, разве что.
– Боюсь показаться навязчивым, но почему бы нам не встретиться сегодня вечерком? Сходим в ресторан, посидим, побеседуем.
– Знаешь, это было бы замечательно, давно не была в ресторане.
– Правда? Здорово! Куда пойдём?
– Куда угодно, ресторанов в Москве больше тысячи. Но я предлагаю пойти в «Кино», есть такой клуб на Олимпийском Проспекте.
– Знаю, но туда без клубных карточек нас не про пустят, - засомневался Максим.
– У меня есть карточка, осталась от… одного зна комого.
– Тогда нет проблем. Могу заехать на работу или домой. Куда подать транспорт?
– На Жукова.
– Дом номер четырнадцать. В котором часу?
– Лучше всего около восьми.
– Мне нравится это «около восьми». Плюс-минус час?
– Ровно в восемь.
– Хорошо, как скажете, буду. А Стешу с кем оставишь?
– Подруга посидит.
– Может, возьмём её с собой?
Марина помолчала.
– Нет… в другой раз. Спасибо.
– Буду ждать. - Максим выключил телефон, задумчиво походил по спальне, поглядывая на часы, унял волнение, поднявшееся в душе от разговора с женщиной, которая оставалась желанной и недоступной, потом начал собираться.
«Кино» по сути представлял собой бильярд-клуб и слыл одним из самых респектабельных заведений Москвы подобного типа, закрытых для тех, кто не имел отношения к искусству и шоу-бизнесу. Максиму не довелось побывать там ни разу, ни по долгу службы, ни ради любопытства. Хотя он знал, что клуб посещают многие известные актёры, режиссёры, телеведущие и шоумены. Однако едва ли эти люди каждый раз надевали смокинги и галстуки-бабочки. Столичная богема удивительно демократична, а иногда вызывающе беспардонна. Во всяком случае, Максим бы постеснялся заявиться куда-либо в присутственное место небритым и в грязной рубахе навыпуск, поверх таких же джинсов. Поэтому он выбрал вельветовый пиджак в тонкий рубчик, светло-серого цвета, узкие прямые брюки в тон пиджаку и тонкую шелковую рубашку цвета беж. В молодости Максим любил модно одеваться и по сей день не переболел этой болезнью.
Туфли он надел с узкими носками и красивыми замшевыми вставками.
Оглядел себя в зеркале и остался доволен: до молодого денди уже не дотягивает, но в принципе ещё есть порох в пороховницах. Тридцать пять лет с ходу не дашь.
Без четверти восемь он подъехал к дому номер четырнадцать на проспекте Жукова. Дачный сезон ещё не начался, хотя погода стояла прекрасная - плюс двадцать, лёгкий ветерок, редкие облака, солнце, но всё же по субботам автомобильная жизнь столицы замирала, и пробок на дорогах становилось меньше. А по воскресеньям кататься по Москве было одно удовольствие.
Марина выпорхнула из подъезда ровно в восемь.
Максим вышел из машины, галантно распахнул дверцу, разглядывая женщину.
На ней был классический двубортный тренчкот с широкими лацканами и отлётной кокеткой на спине, белого цвета, до колен, очень экстравагантный. А также берет, высокие сапоги-чулки и сумочка с расцветкой леопарда. В этом наряде Марина выглядела молодо и эффектно, тем более что у неё была стройная фигура и лицо феи утренней зари. Она была просто умопомрачительно красива, и Максим с трудом удержал себя от лишних слов. Протянул ей букет роз, поцеловал пальцы.
Она кинула взгляд на его костюм, и по выражению глаз он понял, что Марина не ожидала увидеть на нём соответствующий стилю заведения наряд.
Усадив спутницу, Максим сел сам и повел машину к центру города, по Хорошёвке, по третьему кольцу и к Олимпийскому проспекту. Пока ехали, говорили мало. Марина пожаловалась на шумных соседей, - и Максим, посочувствовав, рассказал ей о своём друге и подчинённом Геннадии Пашкевиче, который приобрёл на Горбушке СД-диск под названием «Месть». Два француза, Иван Дюваль и Жан Ибес, записали на диск хит сезона, содержащий оглушительный грохот отбойного молотка, визг пилы, скрежет мусоровоза, скрип тормозов и гул транспортёра. Эту «музыку» долго не выдерживал ни один нормальный человек, поэтому, по мысли создателей «арии», она должна была прокручиваться для надоедливых соседей. Геннадий так и сделал и за три дня отучил своих шумолюбивых соседей затевать скандалы по ночам.