– В скором времени он будет нейтрализован.
– Каким образом?
– Организована цепочка зависимых событий, заканчивающихся ограничением свободы оператора. Те, кто нам мешал, сами же и помогли. В настоящее время он заблокирован в отделе Федеральной службы безопасности, который контролируется нашими агентами. Но мы можем и ликвидировать оператора в любой момент.
– Какое-то время он нам ещё будет нужен. Перекройте ему все пути отхода и каналы связи, лишите информации, в случае необходимости пригрозите замочить детей. Не поможет - запрограммируйте его.
– Программа может фрустировать оператора до объективной психотравмы, а если это выйдет на уровень физиологии…
– Мне он нужен всего на полгода, пока я готовлю ему замену.
– Будет исполнено, Всеблагий, - наклонил голову Шволин.
– Теперь о главном. Необходимо до конца года увеличить в России плотность административно-чиновничьего поля до такого уровня, чтобы любое частное или правительственное решение нарушало чьи-либо интересы, как внутри страны, так и за её пределами.
– Мы таким образом блокируем государственное управление…
– Одним ударом мы покончим с зарождающимся сопротивлением и добьёмся фазового перехода страны в состояние постоянной внутренней войны.
– Я понял, Всеблагий.
– Идём дальше…
Более о конкретных личностях в ходе совещания не было сказано ни слова. Но судьба оператора, о котором шла речь, была окончательно решена.
Дощечка третья.
ПЕРЕЖИВАНИЕ
–
–
Выпускники строились во дворе школы, перешучиваясь, толкаясь, улыбаясь, хохоча, радуясь лету, солнцу, свежему ветру - три одиннадцатых класса, почти девяносто юношей и девушек, готовых шагнуть в самостоятельную жизнь. Построились наконец, замерли. Директор начал торжественную речь, и его голос оказался последней каплей для Арсения: он заплакал! Не хватило сил сдерживать слёзы. В этот момент он был, наверное, единственным из всех, кто понимал, что детство кончилось и они расстаются! С кем-то ненадолго, с кем-то навсегда.
Над школой зазвучала музыка, послышались слова школьного гимна:
Вот и стали мы на год взрослей,
И пора настаёт -
Мы сегодня своих голубей
Провожаем в прощальный полёт.
Пусть летят они, летят
И нигде не встречают преград…
Музыка лилась и лилась, вызывая лёгкое весёлое эхо, а он стоял и плакал с широко раскрытыми глазами, слепой от слёз и сердечной тоски, чистый эмоциональный мальчик, веривший в счастливое будущее, мечтавший побывать на далёких планетах и увидеть звёзды из космического пространства…
Темнота, мельтешение цветных пятен, серое безмолвие, какие-то бесформенные тени со всех сторон…
Боль в груди, будто на неё положили огромный камень, грозящий раздавить грудную клетку. Нечем дышать. Волны жара наплывают снизу, сменяются ледяным ветром…
Арсений Васильевич рванулся изо всех сил… и вынырнул из воды, хватая ртом воздух!
Он барахтался в холодной воде, мелкие злые волны сбивали дыхание, затягивали под себя, странное течение как гигантский пылесос уносило его от близкого берега, и не было сил сопротивляться.
Сулой, пришло откуда-то понимание ситуации, приливное течение… утону…
Не утонешь! - возразил кто-то внутри, плыви параллельно берегу, поток сулоя редко бывает шире тридцати метров, пересечёшь и выплывешь. Только не суетись, не борись с течением, тогда действительно кранты.
У меня и так нет никаких сил…
Перевернись на спину, пусть сулой отнесёт тебя от берега, метров через пятьдесят-сто он ослабеет, и ты вернёшься обратно.
Арсений Васильевич послушался, лёг на спину, отплёвываясь от солёной воды. Стало легче. Но в этот момент с мрачного неба на него спикировал шар из множества кружащих в нём птиц, и Арсений Васильевич погрузился в воду.
Дробный - будто в голову вонзился миллион птичьих клювов! - удар.
Он начал тонуть.
В голове родился гулкий басовый звук - словно ударил колокол, и в его вибрации почудился каркающий, резонирующий в костях черепа голос:
– Включайся в работу! Будешь жить…
– Не хочу! - прошептал он.
На голову упала гора темноты. Он захлебнулся, стал тонуть, сознание медленно погасло…
Под ногами проступил смутно знакомый ландшафт: бесконечная равнина, бурые, коричневые, зеленоватые, фиолетовые о б ъ ё м ы растительного покрова, холмы, россыпи клыкастых скал, похожих на бивни мамонта, ущелья с текущими в них потоками алого и жёлтого пламени… зелёное небо над головой, с белыми прожилками, напоминающими сеть трещин на листе стекла…
Карипазим, донёсся тихий голос внутреннего гида.
Карипазим, кивнул Арсений Васильевич сам себе.
На горизонте выросли гигантские грибообразные смерчи, напоминающие ядерные взрывы.
Ландшафт под ногами - он висел над равниной на высоте двух десятков километров - задёргался, задрожал, из буро-зелёных облаков - такими предстали перед глазами города Карипазима - вырвались фонтаны светящейся пыли. Воздух струнно загудел, завибрировал, пытаясь вовлечь наблюдателя в резонанс, разорвать его на части.
Война, констатировал внутренний гид без особых эмоций, представляя собой часть сознания Арсения Васильевича.
Война, согласился он.
Твой бунт не помог. Кто-то снова запустил процесс конфликтной коррекции на Карипазиме. Всё было напрасно.
Посмотрим, ещё не вечер…
– Включайся в работу! - громом грянуло с небес. - Ты ещё можешь быть полезным! Прими интенсионал!
Перед глазами возникла знакомая плоскость поля коррекции с картиной пересекающихся светлых, серых, фиолетовых и чёрных областей, узлов и линий, символически отражающих энергопотоки. Серых очагов было гораздо больше, а вокруг них мерцали с в е т л ы е ореолы, то сужаясь, то расширяясь, и Арсений Васильевич понял, что это зоны п е р е м и р и я. В этих зонах обитатели Карипазима всё ещё пытались договориться жить в мире и согласии.
– Работай!
– Чёрта с два! - прошептал Арсений Васильевич. - Не надо им мешать, они сами договорятся…
– Предупреждаю в последний…
– Пошёл вон!
Голос Диспетчера - или кого-то из его слуг - втянулся в кости черепа, пропал.
Сознание помутилось.
Пейзаж Карипазима стал бледнеть, подёрнулся туманом, скрылся в поднявшейся снизу тьме…
– …лучше? - Приятный женский голос.
Арсений Васильевич открыл глаза.
– Вам лучше? - повторила миловидная женщина в белом халате.
Медсестра или врач.
– Да… - хрипло выговорил он непослушными губами. - Где я?
– В спецклинике Федеральной службы безопасности.
Арсений Васильевич вспомнил возвращение в Москву вместе с майором ФСБ, приятелем дочери, беседы с руководителями Отдела по изучению экстрасенсорики, отдельный номер в какой-то особой гостинице в Бескудникове, на территории Управления. И больше ничего… Нет, ещё страшные глаза! Он встречался с каким-то типом незапоминающегося облика, у которого были страшные белые глаза, а дальше - провал!
– Что… со мной… было?
– Вы почти три месяца пролежали в коме.
– Что?! В коме?! Без сознания?!
– Вас лечили, и вот теперь вы наконец очнулись.
– Я был в коме, - повторил Арсений Васильевич. - Боже мой!… Ничего не помню!…
– Вспомните ещё, такие случаи бывали, и пациенты излечивались. Вам принести чего-нибудь? Минералки, сок,чай?
– Спасибо, не надо.
Арсений Васильевич поднял исхудавшую руку, разглядывая её как в первый раз, провёл ладонью по лицу и понял, что у него отросли усы и борода.
– Красавец…
– Вы симпатичный, - с деланой кокетливостью улыбнулась медсестра (или всё-таки врач?). - Вам бородка идёт.
– Спасибо за комплимент. Наверное, я действительно постарел, если красивые барышни делают мне комплименты.
Девушка улыбнулась, но глаза её остались холодными и оценивающими. От их взгляда хотелось увернуться, как от брошенного кирпича.
Впрочем, Арсений Васильевич забыл об этом, как только она ушла. Надо было проверить свои ощущения и определить, что внутри организма требует лечения и коррекции.
Он невольно усмехнулся, мысленно повторив словечко «коррекция». Подумал: я уже и в быту применяю термины операционного поля. Может быть, мне и в самом деле требуется коррекция? Психическая? Кто знает, что со мной делали, пока я валялся без памяти?
Мысли свернули в другое русло.
Надо лечиться. Приводить себя в порядок. Звонить детям, сообщить о себе, что жив и почти здоров. Они поди с ума сходят, не ведая, куда я подевался. Да и на работе небось суматоха! Три месяца от меня ни слуху ни духу! Надо немедленно звонить!
– Сестра! - Голос ослабел, осип, никто не слышит. - Сестра!
Вошла совсем молоденькая, худенькая, с ямочками на щеках. Чем-то похожая на Оксану. Кольнуло в груди: Оксане тоже надо бы сообщить, волнуется, наверное, ведь искренне любит.
– Вам плохо?
– Нет-нет, всё нормально, девочка, мне просто надо позвонить. Принесите мне телефон. Или я могу сходить сам.
– Не велено.
– Вот те раз! Кем не велено?
– Заведующим медчастью.
– Но мне надо позвонить домой, объяснить детям, на работе…
Тон медсестры стал холодным, лицо вытянулось.
– Я передам вашу просьбу.
– Только побыстрее, пожалуйста. Что за порядки тут у вас? Это же не тюрьма, я надеюсь?
Девушка повернулась и вышла.
Арсений Васильевич фыркнул, покачал головой: строптивая особа, хотя и красавица. А с другой стороны, это режимное медицинское учреждение, чего от него ждать? Здесь все работают на ФСБ. Но ведь позвонить как-то нужно?
Полежав немного и не дождавшись медсестры, он начал анализировать своё состояние, пока не пришёл к выводу: нигде ничего не болит, руки-ноги целы, голова варит. Хотя что-то такое с головой происходит, словно гвоздь торчит в виске, мешает иногда думать.
Арсений Васильевич даже потрогал это место - никакого гвоздя, разумеется. А ощущение неловкости, чужеродной детали осталось.