о счастлива…
– Спи, моя девочка.
Он наклонился и коснулся моих губ целомудренным, нежным поцелуем, и я послушно закрыла глаза. Ал долго не ложился. Я видела, что он сидит за столом и что-то быстро пишет, наверняка составляет план занятий для своих бестолковых первокурсников. Он несколько раз перечеркивал написанное и начинал заново, но, видно, так и не закончил начатое: по его напряженным плечам я поняла, что он недоволен результатом. Аларис хотел скомкать лист, но передумал, кинул его в ящик стола и запер ящик на ключ.
А потом ушел в душ. Я позавидовала: у кураторов душ прямо в апартаментах, а не один на крыло. Я слышала отдаленный шум воды, хотела встать и присоединиться, но лень было покидать теплую постель.
Аларис лег рядом – старался не беспокоить, думая, что я уже сплю. Он вытянулся, заложив руки за голову, и размышлял о чем-то, глядя в потолок. Из-под опущенных век я любовалась его торсом, его упругими мышцами живота, его профилем. Какой он красивый!
– Ал, поцелуй меня! – то ли попросила, то ли потребовала я.
– Еще не спишь, маленькая?
Он хотел поцеловать меня в кончик носа, но я ухватила его за шею, притянула, заставляя поцеловать по-настоящему. Аларис, застигнутый врасплох, выдохнул мне в губы, застыл на мгновение, упираясь руками в подушку, застонал, отвечая на поцелуй. Так застонал, что я на секунду испугалась, подумав, что ему больно. Наши тела соприкасались тесно-тесно – единственной преградой стала ткань рубашки. Она мне мешала. Я хотела чувствовать его целиком, чувствовать кожей.
Я заерзала, избавляясь от одежды.
– Помоги, – зашептала, чуть не плача от невозможности ощутить его каждой клеточкой тела.
– Элиза… Не надо… Я не выдержу…
И снова поцелуи. Опьяняющие, сводящие с ума, его язык скользил у меня во рту, как если бы мы уже были едины… Я выгнулась дугой, неосознанно разводя колени, подчиняясь инстинкту. Я больше не в силах была сдерживать жар, сжигающий меня. И Ал… Он тоже больше не мог…
Мы застонали одновременно. Я вцепилась ему в плечи, задрожала, и он тут же остановился, покрывая мое лицо поцелуями, лаская, шепча что-то нежное, а потом начал двигаться очень медленно, и я постепенно снова открывалась навстречу.
Это было прекрасно. И страшно. И немного больно. Но все равно прекрасно. И я не жалела ни секунды, что пошла до конца.
– Я люблю тебя, – шептали его губы.
И каждое движение, каждый вздох, каждый поцелуй говорили то же самое: «Я люблю тебя, я бесконечно сильно тебя люблю».
Мы потом долго лежали обнявшись. На разговоры не осталось сил, да и так все было понятно без слов. Ал гладил мою руку и время от времени касался губами моих век и щек.
Было так хорошо, уютно, сладко. Но все же я нет-нет да поглядывала на окно, завешенное прозрачным тюлем, пытаясь разглядеть, произошли ли изменения. Ведь мы сделали все как нужно, и купол обязательно должен пасть. Но за окном разливалась ночная темнота, невозможно было что-либо разглядеть, и я позволила себе не волноваться до утра.
Я закрыла глаза и задремала, а потом вдруг почувствовала, что Аларис осторожно освободил свою руку и тихонько, стараясь не потревожить, поднялся.
– Ты куда? – встрепенулась я, почему-то испугавшись. – Не уходи, пожалуйста.
Аларис наклонился и легко, бережно поцеловал меня в губы.
– Я очень скоро вернусь, Элиза. А потом… У нас будет одно дело.
– Ночью?
Вместо ответа я получила еще один поцелуй, и Аларис ушел, оставив меня в полном недоумении. Он вроде бы не выглядел встревоженным, когда уходил, но вчера волновался, когда писал что-то… Кстати, где этот лист?
Сон как рукой сняло. Наверняка это всего лишь список нерадивых первокурсников, запустивших занятия, – как тут не переживать? Но теперь и я не успокоюсь, пока не увижу эти записи.
Ящик стола оказался заперт на ключ. А ключ? Я задумалась и вспомнила, что Ал положил его в карман, а теперь ушел в этих брюках. Я подергала ручку, но замок был крепким – он не поддастся, если я попытаюсь его выломать. Оставалось одно…
Любопытство всегда было моей слабой стороной, на какие только поступки оно не толкало меня прежде. Вот и стол в папином кабинете весьма недолго хранил секреты от любознательной девочки. Стыдно признаться, но я научилась вскрывать несложные замки обычной шпилькой. Правда, сколько ни заглядывала, в документах отца никогда не удавалось обнаружить ничего интересного: расписки, договора, записи по поводу снабжения отряда – скука!
Но сейчас, стоя у запертого на ключ ящика, я поняла, что мое умение наконец-то пригодится. Вот только… Где взять шпильку? Перед тем как отправиться в Академию, я подстригала волосы чуть ниже плеч и носила их распущенными или же забирала в пучок. И сейчас в прическе не было ни шпильки, ни заколки – ничего, что можно использовать.
Закусив губу, я зашарила руками по столу. Чувствовала себя ужасно, почти предательницей. Подглядывать за любимым, пытаться разузнать его тайны. Да что с тобой, Элиза? Лучше спроси его прямо – он ответит!
«Нет, не ответит!» – почему-то со всей ясностью поняла я. И он не стал бы запирать на ключ расписание занятий.
Под руку попался моток мягкой проволоки, которой сшивали бумаги. Если свернуть такую жгутиком, может получиться!
О, что я делаю! Пусть это будут просто документы, просто документы!.. Ал, прости меня…
Я почувствовала, как проволока подцепила механизм замка, потянула, но открыть ящик я не смогла – услышала, как поворачивается ручка двери. Я едва успела спрятать отмычку под стопку бумаг и юркнула в постель. Сердце бешено колотилось, я тяжело дышала и могла только надеяться, что Аларис ничего не заподозрит.
Ал сразу же подошел к постели и, как я ни старалась это скрыть, заметил мое состояние. К счастью, он неправильно истолковал его.
– О, Элиза…
Я видела, что он что-то положил на пол у кровати, но не успела рассмотреть что, а через мгновение я оказалась в его объятиях, на его коленях.
– Моя девочка, я здесь, с тобой…
Он решил, что я только сейчас осознала все, что произошло между нами, и поэтому так испугана.
– Ничего страшного… Ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю. Тебе… больно?
– Нет, Ал, нет… – Я прижалась к его груди, борясь со слезами.
Я стыдилась того, что шпионила за ним, того, что сую нос не в свое дело, но я просто кожей чувствовала, что мне нужно прочитать эту бумагу. Выходит, я не доверяю своему любимому?
Он чуть отстранился, чтобы посмотреть мне в лицо, заглянуть в глаза. Покачал головой, беспокоясь за меня.
– Такая бледная, моя родная… Какой я мерзавец…
– Нет, Ал! Все хорошо! Я люблю тебя!
Я не могла назвать истинную причину своей бледности, но поцелуями и ласками постаралась убедить Алариса в том, что никакой тени между нами не стоит.
И это удалось – я почувствовала, как расслабились его напряженные мышцы, в глазах, кроме беспокойства, снова светилась нежность. Я сползла с его колен, растянулась на постели – уставшая, сонная. И хотя мысль о бумаге, запертой в ящике, все равно не давала покоя, я понимала, что сейчас мне до нее не добраться.
– Я спать, – промурлыкала я.
– Нет, Элиза, – сказал Ал таким серьезным голосом, что я даже приподнялась на локтях, чтобы посмотреть на него. – Спать будем позже.
Он поднял с пола и положил на постель рядом со мной маленький букет первоцветов. Свежих, только что срезанных. Кто-то из земляных постарался на славу, выращивая эти цветы. Отдал много сил, в то время как магия земляных жизненно необходима сейчас. Кто мог пойти на то, чтобы так безрассудно потратить силы на красивый, но бесполезный букетик? И зачем?
Но это было так мило! Аларис ушел для того, чтобы принести мне цветы.
– Ой, Ал! Спасибо тебе!
Аларис вместо ответа взял два цветка и, наморщив лоб, попытался переплести их между собой. Получалось у него плохо: венков в детстве он явно не плел.
Я улыбнулась, еще ничего не понимая, но принялась помогать.
– Ал, а что мы делаем? – спросила я, соединяя хрупкие стебельки первоцветов, стараясь не сломать ни одного цветка.
– Плетем венок, – сказал он.
Какое-то время мы молчали, и я видела, как Аларис поглядывает на меня исподлобья.
– Только не отказывайся, умоляю, – тихо сказал он наконец.
– От чего?..
А потом вспыхнула, потому что поняла. Меня бросило в жар, сердце подскочило. Венок. Свадебный венок. Обязательный атрибут на торжестве водников. Можно заменить родителей, даже воду на руки из кувшина не обязательно льет родственник – это может сделать любой водник. Но венок – без него никак. После завершения ритуала жених снимает его с головы невесты и отшвыривает прочь. Венок – символ ее девичества и невинности. Сорванный венок означает, что свадьба состоялась.
Я словно наяву увидела, как Ран снимает с головы Коры венок и кидает в толпу, как толпа взрывается криками радости. Хотя их свадьба казалась очень странной и поспешной, но все-таки это была настоящая свадьба – с гостями, с распорядителями. Терран Аквидус обладал достаточной властью, чтобы узаконить брак.
Но сейчас, ночью, как это возможно?..
Я, опешив, молчала, а Ал не сводил с меня глаз, не зная, какого ответа ждать.
– Я думаю, ты бы хотела другую свадьбу, – сказал он, волнуясь. – И ты заслуживаешь самую лучшую… Но, Элиза, прошу тебя, согласись сейчас!
– О, Ал!..
Неужели он думал, что я не соглашусь? Попрошу подождать? Мне все равно, будет ли у меня красивое платье, угощение, гости, – это все ерунда. Ведь главное – со мной будет тот, кого я люблю!
– Конечно! Конечно, я согласна! Я просто не понимаю, как…
Его лицо озарила улыбка, венок, который еще не был готов, на время переместился на спинку кровати, а Аларис зацеловал меня с ног до головы и обратно.
– Ну всё, всё, – шептала я, смеясь. – Всё, глупый…
Он с трудом оторвался от меня.
– Да, надо поторопиться!
Могла ли я когда-нибудь подумать, что моя свадьба будет совершаться в такой спешке и не до, а после первой брачной ночи… Щеки залил румянец. Жаль только, что ни моих родителей, ни бабушки и дедушки Алариса не будет рядом. Но кто нам помешает позже, например, летом, повторить свадьбу для своих?