Уже полностью одетые, мы на секунду замерли у двери, не сговариваясь, посмотрели друг другу в глаза.
– Моя Элиза… – сказал Ал, подхватывая меня на руки: нога все еще болела, и наступала я на нее с трудом.
Дежурный проводил нас ошарашенным взглядом, но на этот раз Аларис ничего не стал ему объяснять.
– Я укрою нас защитным куполом, идти недалеко, – сказал он, заметив, как я с тревогой вглядываюсь в темноту.
Но от нас до любого корпуса далеко добираться. К тому же через парк, где ночью особенно опасно. Но я ничего не ответила, полностью доверяя Алу.
Странно, но мы, как и прежде, отправились к мраморным ступеням, ведущим в озеро. Пошли по воде. Я оглядывалась, пытаясь понять, что будет дальше. Против воли несколько раз посмотрела на небо – до сих пор непонятно, произошли ли какие-нибудь изменения.
Небо хмурилось, дымка застилала звезды, среди стволов двигались темные тени… Нет, пока ничего не ясно! Надо дождаться утра!
Вдалеке я заметила сгорбленную человеческую фигуру. Мужчина стоял, завернувшись в мантию, а ветер рвал ее и закручивал вокруг ног. Ветер был ледяной, так что и я скоро замерзла, несмотря на то что Ал прижимал меня к себе.
– Кто это? – хрипло спросила я, но Аларис не ответил, потому что мы уже пришли. Он спустил меня с рук.
Человек откинул капюшон, я узнала директора Аквидуса и невольно сделала шаг в сторону.
– Не волнуйтесь, мисс Илмари. Как видите, я безоружен, – грустно улыбнулся директор. – Я здесь для того, чтобы помочь.
Выходит, Аларис не только за цветами успел сбегать, но и за директором – единственным человеком в Академии, имеющим власть узаконить любой брак.
– Готовы?
Готовы ли мы? Я оглянулась, чувствуя себя так, словно нахожусь во сне… Это моя свадьба? Посреди ночи, под ледяным ветром, поднимающим брызги с поверхности озера. Ни гостей, ни музыки, ни мамы, ни радостных криков… Лишь тени, что бродят по берегу. Я не приглядывалась, но знала, что это бестии.
И Аларис… Который смотрит на меня с такой бесконечной любовью!
– Готовы, – прошептала я.
Мы должны были сейчас принести клятвы.
– Я…
Ветер срывал с губ слова, забирался холодными пальцами в горло. Я закашлялась, беспомощно посмотрев на жениха. Он так и держал мою руку с того момента, как поставил меня на ноги, и теперь притянул меня к себе, прошептал в губы, обдав теплым дыханием:
– Ты – моя жизнь.
И это была самая, пожалуй, короткая, но самая яркая клятва, которую я слышала на свадьбах. «Ты – моя жизнь», и больше нечего добавить.
– А ты – моя жизнь, – всхлипнула я, чувствуя, как из глаз текут слезы.
Я была сейчас испугана, растеряна, но еще больше – счастлива. Счастье было такое острое, что от него немного болело сердце, а слезы лились сами собой.
– Перед лицом светлых богов я властью, данной мне, заверяю, что брак заключается по взаимному согласию, без принуждения. Этот мужчина и эта женщина объявляются мужем и женой, – тихо и совсем не торжественно произнес директор Аквидус.
Он взмахнул рукой, и, повинуясь его жесту, с поверхности озера поднялся маленький водяной вихрь, пролившийся дождем на наши соединенные руки. Дрожа от холода и перенапряжения, я умыла лицо. Веночек чудом держался на моей голове, и то лишь потому, что сверху я надела капюшон, но теперь Аларис откинул его, осторожно снял веночек, который мы сплели с ним вместе, и, подняв над головой, разжал пальцы. Порыв ветра тут же выхватил венок, закрутил и унес – через секунду тот скрылся из глаз.
Я жена. Я теперь его жена… О боги!
Меня всю трясло, как в лихорадке. Ал немедленно подхватил меня на руки, прижал к себе, запахнул – мантию.
– Я люблю тебя… – всё, что я могла сказать.
Аларис, однако, не торопился уходить. Некоторое время он смотрел на Террана Аквидуса, обдумывая – что-то.
– Не забудьте, вы единственный свидетель того, что свадьба состоялась, – все-таки сказал он.
– Не волнуйся, Ал. Я ведь обещал. В этом отношении ты можешь мне доверять, – ответил директор, и голос его показался ужасно уставшим, а еще в его словах чудилась недосказанность. Не знаю почему, но сделалось не по себе.
– Ал, – тихонько позвала я. – Пожалуйста, пойдем домой.
– Да, моя родная.
Комната Алариса, теперь, похоже, стала и моей комнатой, по крайней мере на эту ночь. Ал тут же раздел меня, натер больную щиколотку мазью, укутал в одеяло, а сам, не раздеваясь, прилег рядом.
– А теперь спи, моя ненаглядная женушка. Завтра на занятия ты не пойдешь. Тебе нужен отдых.
Я все еще дрожала, но уже чувствовала, как тело постепенно заполняет тепло и дрема.
– А ты? – все же спросила я.
– Я скоро…
– Ал, а кто вырастил для нас эти чудесные цветы?
– Мастер Орон, – помолчав, нехотя ответил Ал.
Мастер? Значит, куратор. Куратор земляных. Не тот ли самый, что участвовал в «Последнем поклоне»? Я сжала руку моего мужа, напоминая себе, что все позади. Он рядом, он жив!
Аларис лежал со мной, пока я не уснула. Вернее, он думал, что я уснула, но я только сделала вид. Вспомнив о той страшной ночи, я уже не могла успокоиться. А тут еще эта загадочная записка… Поэтому я закрыла глаза и задышала ровно, а через пару минут почувствовала легкий поцелуй в висок.
Аларис поднялся, сел за стол и вынул чистый лист бумаги…
Глава 20
До исписанных листов бумаги я смогу добраться не раньше, чем Ал покинет комнату. Я изо всех сил надеялась, что только зря накручиваю себя и в записях ничего страшного не обнаружится. Но уже по тому, как Ал проводил рукой по лбу, пытаясь собраться с мыслями, как зачеркивал строки, сильно надавливая на перо, я понимала, что его мучают невеселые думы.
Я пыталась бороться со сном, но усталость взяла свое: я сама не заметила, как провалилась в забытье. А проснулась как от толчка.
Первые секунды испуганно озиралась, не зная, где я и как здесь оказалась, а потом мгновенно все вспомнила. Сколько чувств нахлынуло разом! Это случилось, на самом деле случилось. Я полностью принадлежу ему. Меня вдруг затопило бесконечное счастье: я его жена! Больше никто его у меня не отнимет!
Рядом с подушкой я обнаружила записку, написанную его почерком. Еще не читая, поднесла ее к губам и поцеловала. В записке было всего несколько строк, наполненных нежностью:
«Моя дорогая женушка, не стал тебя будить: ты так сладко спала. Отдохни сегодня. На столе завтрак и мазь. Еще на столе учебник по истории магии, чтобы ты не скучала, а заодно смогла подготовиться к семинару, назначенному на завтра. Люблю тебя.
Твой суровый куратор и муж».
Я словно наяву услышала строгий голос, представила, как Ал смотрит на меня, когда напоминает про семинар. О, как же это нелегко, когда твой муж – куратор. Я тихонько рассмеялась и прижала клочок бумаги к сердцу.
Но потом мой взгляд упал на стол, скользнул по тарелке, накрытой чистой салфеткой, по чернильнице, по стопке листов… И меня словно подбросило! Вот глупая, как я могла забыть! Безмятежное пробуждение, записка от любимого, завтрак на столе – всё это сбило с толку, так что тень в неровном пламени свечи – тень Алариса, который пишет, а потом зачеркивает строки, – казалась частью сна.
Но теперь я снова мыслила ясно. Завтрак, мазь, а тем более история магии подождут. Главное, что меня сейчас волновало, – купол.
Еще вчера я мечтала о том, что проснусь от радостных криков. Кто-нибудь из студентов первым заметит, что небо над Академией вновь стало ярко-синего цвета, а дымка, к которой мы привыкли за эти месяцы, рассеялась. Сначала все будут осторожны, не позволяя себе напрасных надежд. Кто-нибудь из магистров проверит, исчез ли купол. Наверное, кто-то из магов огня, им это сделать проще всего – надо лишь построить огненный портал. И вот когда все поймут, что купол пал, начнется всеобщее ликование. Я думала, что в окно ударят яркие солнечные лучи, я надеялась, что услышу смех и песни.
Какое-то время я лежала в постели, прислушиваясь. Может, еще никто не догадался, что произошло, поэтому так тихо?
С трудом наступая на распухшую ногу, я подобралась к окну. Выглядывать было страшно. Хотя… Достаточно того, что сквозь стекло сочился мутно-серый свет. Я сразу поняла, что ничего не вышло…
И все же, движимая упрямством и отчаянием, я выглянула наружу.
Кусочек парка с черными стволами деревьев, нетронутый снег под окном. Опустевшая дорога, ведущая к центральному корпусу: студенты ушли на занятия. Утро было в самом разгаре, но казалось, что наступили сумерки: купол почти не пропускал солнечный свет. У нас не получилось.
Я застонала и села на пол, прислонилась к стене. Как же так? Почему? И Аларис, зная это, делал вид, будто ничего не случилось? Если только… Он понимал, что так будет, и…
Сделалось жутко. Я подползла к столу – ноги отказывались держать – и дернула ящик. Заперт. К счастью, отмычка обнаружилась там, где я ее спрятала. От волнения руки тряслись так, что я не сразу попала в замочную скважину.
– Давай, давай, давай, – умоляла я тонкую проволоку, которая то и дело соскальзывала с крючка.
Наконец замок щелкнул, крышка ящика немного отошла от стола. На миг я вновь испытала острое чувство стыда, особенно когда увидела стопку писем, перевязанных бечевкой. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это письма от Ванессы. Как я смею так грубо вторгаться в его личное пространство? Я почти заставила себя задвинуть ящик, когда увидела два листа, исписанных, исчерканных так, что живого места не было.
Закусив губу, я медленно вытянула их наружу. Вот этот лист был исписан первым, я узнала его по тому, что бумага желтее и тоньше. А этот позже – Ал в темноте не разглядел и взял из пачки мелованный, белый лист, такие не используют для черновиков.
Я сидела на корточках перед столом, но так и не сделала попытки пересесть в кресло. Все потому, что прочитала обращение на листах. «Моя любимая девочка» – было написано на первом. «Моя дорогая жена» – на втором.