— А вот тут вам выписали.
Катя замешкалась, чего-чего, а колоть сама себя она не могла.
— Я сделаю укол вам сам! — вызвался старик.
— Вы? А вы умеете? — Пациент поражал ее все больше и больше.
— Эх, дочка, я еще и не такое умею. Что мне только не приходилось делать в жизни. Вот, помню, случай был… У одного мужика зуб разболелся, ну просто сил нет, щека опухла, от боли он ничего уже не соображал. А вокруг снега и тайга, и никакой связи с Большой землей. Что делать? — выпучил глаза Иван Федорович.
— Что? — сглотнула Катя.
— Я взял пассатижи из набора инструментов, влил бутылку водки своему напарнику в глотку заместо обезболивания и вырвал зуб. Вот с такими корнями, — похвастался старик, словно рыбак уловом. — А ты говоришь, укол! Да раз плюнуть! Я, если надо, и операцию проведу.
— Меня оперировать не нужно, — быстро сказала Катя.
— Да это я так, к слову. Ну что, витаминчик вколем?
— Да, — обреченно ответила Катя, уже жалея, что согласилась остаться. Дед явно хотел поиграть во врача, и это не могло не настораживать. Катя с ужасом наблюдала, как ловко Иван Федорович вскрыл две ампулы, не дрогнувшей рукой набрал шприц и даже сменил иголку в целях антисептики.
— Ну-с… — протянул он.
Катя, вздохнув, перевернулась на живот и оголила верхнюю часть ягодицы.
— Еще больше, рука старая трясется, могу не попасть, — проговорил старик, усмехаясь.
— Ничего, попадете, вы меня тоже видами не балуете, — ответила Катя.
Укол Иван Федорович сделал легко и непринужденно.
— Знаете, почти верю уже, что вы зуб пассатижами вытащили, — перевернулась на спину Катя, — а теперь я вам сделаю укол. Вы мне, я вам, все очень здорово.
— Может, не надо? — поморщился Иван Федорович. — Я чувствую себя хорошо.
— Вы гипертоник. Вам прописаны уколы каждый день, — отрезала Катя и сделала укол Ивану Федоровичу.
Они посмотрели друг на друга, и Катя вдруг прыснула со смеху. Иван Федорович тоже рассмеялся.
— Хороши вы были, Катя, это точно. Вас обслуживает фирма «Ангелы с поднебесья», — передразнил он голос Елены Петровны, начальницы Кати. — Ничего себе «с поднебесья». Вы явились бледная, как смерть, с горящими глазами, в одной руке сумка с лекарствами, в другой — целый пакет кровавых сердец. Это просто Ангел смерти какой-то. Хорошо, у меня нервная система крепкая, — закашлялся от смеха старик.
— Эти сердца мне всучила одна женщина, благодарная пациентка, работающая на мясокомбинате. Возможно, они, то есть сердца, краденые. Иначе мне от нее было не вырваться. Я даже не посмотрела, что там, сил не было, — утерла выступившие от смеха слезы Катя.
— Галина Дмитриевна приказала каждые два часа мерить температуру и не допускать больше теплового удара, — принес Кате градусник Иван Федорович и присел на кровать. Катя наконец-таки раскраснелась и не выглядела больше изможденной и умирающей. — Ты очень молодая, — задумчиво сказал Иван Федорович.
— Мне тридцать лет.
— Выглядишь много моложе.
— А вы, видимо, знаток женщин? — улыбнулась Катя. — Я просто не пользуюсь косметикой и веду праведный образ жизни.
— Это как?
— Не пью, не курю, не гуляю, — загнула три пальца Катя и с тоской посмотрела в потолок, словно припоминая, чем она еще не занимается.
— Не скучно? — спросил Иван Федорович, и Катя снова улыбнулась.
— Вы прямо в самую точку. Бывает ощущение, что живу неправильно, — ответила Катя.
— Что не пьете и не курите?
— Что не гуляю, — поправила его Катя, — а пить и курить я еще научусь.
— Так, а почему же вы не гуляете? Нынешняя молодежь ого-го!
— Ну, во-первых, я уже не молодежь, во-вторых, у меня уже четырнадцатилетний сын.
— Сколько лет сыну? — округлил глаза Иван Федорович.
— Четырнадцать, — повторила Катя, — наверное, вы провели нехитрое математическое действие и в шоке от того, во сколько я его родила?
— Как-то рановато, — согласился старик.
— Так получилось, — улыбнулась Катя.
— Расскажи мне, как же так получилось?
— А вам интересно?
— А мы, старые люди, очень любопытные, нам все интересно.
— Это не очень веселая история, — предупредила Катя, — дети не всегда являются плодом любви, иногда они появляются в результате насилия, но от этого мой сын мне не менее дорог.
Иван Федорович ошарашенно хлопал глазами.
— Так вас…
— Совершенно верно.
— Какой кошмар! Подонка наказали?
— Заявления на него я не стала писать, не все так просто… Его мать заменила мне мою маму, а его сестра стала мне самой близкой подругой. Жизнь его наказала… Он умер молодым, до этого пребывал все время в наркотическом опьянении, — сказала Катя.
— А твоя хромота родом не оттуда? — решил уточнить Иван Федорович.
Катя рассказала, что произошло.
— Множественные переломы, укорочение костей в нескольких местах, несращение, повторные операции, я много чего перенесла, и, поверьте мне, Иван Федорович, то, что я вообще хожу, — это уже хорошо. Во всем надо искать положительные стороны.
Иван Федорович, казалось, потерял дар речи.
— А что-то хорошее у тебя в жизни было?
Катя рассмеялась.
— Вам так показалось или я настолько сгустила краски? У меня все хорошо! Двухкомнатная квартира, любимая работа, благодарные пациенты, все понимающая подруга, близкий человек — ее мать и самая главная гордость — мой сын.
— А любовь? Мужчина? Вы любили? — спросил Иван Федорович.
— Вот чего нет, того нет. Подловили вы меня. Этого моя жизнь была лишена полностью. Поэтому если у кого-то сложилось впечатление, что моя жизнь полна разврата, раз я родила в шестнадцать лет, то это совсем не так.
— Вот уж и правду говорят, не суди и не судим будешь.
— Может быть, может быть.
— Но ты красивая женщина, врач, где же глаза у мужчин? — спросил Иван Федорович.
— Мужчины часто обращают внимание на стройные ножки, чего я лишена. Попросту говоря, хромая никому не нужна, — грустно ответила Катя, — да и я не пойду с кем попало, надо, чтобы мужчина нравился.
— Это нормально, — заверил ее Иван Федорович и тряхнул седой шевелюрой, — эх, мне бы скинуть годков так… я бы не посмотрел, что ты с палочкой, наоборот, это придало бы пикантности.
— Иван Федорович, что за речи?! Остановитесь.
— Да, ты права, пора идти есть суп, только для начала я зайду в ванную.
Иван Федорович, все еще находящийся под впечатлением рассказа Кати, ушел в ванную комнату и закрылся там.
Вскоре он вышел и поспешил на кухню, опираясь на трость. Кате надоела ее прилипшая к телу рубашка, и она тоже пошла в ванную под душ. Она знала, что болеет остро два дня с высокой температурой, а затем быстро идет на поправку. Завернувшись в большое махровое полотенце, очень приятно пахнущее, Катя вышла из ванной и пошла на кухню. Иван Федорович хлопотал у плиты. Он бросил на Катю быстрый взгляд.
— Выглядишь много лучше.
— Спасибо. Я и чувствую себя лучше, — ответила Катя, — ничего, что я в полотенце?
— В самый раз, сейчас поешь, силы и вернутся к тебе.
Во входную дверь позвонили, Иван Федорович сказал:
— Ты, Екатерина, ешь, а я пойду посмотрю, кого нелегкая принесла?
Иван Федорович быстро вернулся, махнув рукой, — ошиблись, мол, дверью. Перед Катей стояла тарелка с наваристым борщом и построганным в него аккуратной соломкой сердцем. Катя выглянула в окошко и увидела выходящего из их подъезда высокого светловолосого парня в наушниках. Шел он в такт качая головой.
«Я его уже видела, наверное, живет здесь», — мимолетно подумала Катя и приступила к борщу. Хоть у нее и не было аппетита, но расстраивать старика она не хотела. Борщ действительно был вкусным, и Катя нисколько не покривила душой, похвалив его.
— Вы прекрасно готовите.
— Ты не ела еще жаркое, — похвастался Иван Федорович, — вообще мужчина должен уметь готовить, и готовить намного лучше бабы! Это мое твердое убеждение!
— А я не буду спорить, я бы с удовольствием уступила место на кухне мужчине, — ответила Екатерина.
Иван Федорович метнулся в комнату и вернулся с графином мутноватой жидкости и двумя рюмками.
— Самогон лечебный или целебный, как будет угодно, — ответил он на ее немой вопрос.
— То, что самогон, понятно. Почему лечебный? — спросила Катя.
— Потому что мы сейчас тебя им лечить будем, — невозмутимо ответил Иван Федорович, наливая жидкость в две рюмки, — здесь и травы добавлены, и даже чуть-чуть мед. Завтра всю хворь как рукой снимет, вот увидишь. Этот рецепт в нашем роду из поколения в поколение передают.
Катя залпом осушила рюмку и впилась зубами в кусок хлеба, не в силах произнести ни слова.
— Ну, пробрало?
— И не говорите, — наконец-таки раздышалась Катя.
— Так что не все еще потеряно, сейчас я научу тебя пить, затем курить трубку, ну а потом…
— Суп с котом! — прервала его Катя. — А что это мы все обо мне да обо мне? Вы хозяин, вам и карты в руки. Я хочу побольше о вас знать, Иван Федорович, вы же мой подопечный. Некоторые знания друг о друге помогут нам сблизиться.
— Что верно, то верно, — почесал затылок Иван Федорович. — Но у меня была такая бурная жизнь, что одного вечера на разговоры мне не хватит.
— Не забывайте, что сказала Галина Дмитриевна, мне придется остаться у вас дней на семь, — хитро прищурила глаза Катя.
Старик просиял:
— Правда?
— А что? Дома меня никто не ждет. Сын учится в Англии, мужа нет, а вы за мной ухаживаете, вот с вами и останусь.
— Я буду очень рад, — обрадовался Иван Федорович.
Он сидел напротив нее и трясущейся рукой ел борщ.
— Я жду рассказ о ваших подвигах, Иван Федорович, и на любовном поприще в том числе.
— Подвигов у меня было много, это точно, только привели они к разбитому корыту в конечном итоге. Женат я был один раз, но благополучно ушел от жены и дочки много-много лет назад.
— И не виделись с ними?
— Нет, жена не хотела, а я не настаивал. Больше никогда в жизни я не видел жену, дочь, а вот внука видел.