– Брежнев умер!
– Да ты что! – не поверил я своим ушам.
– Только что «Голос Америки» передал. Скончался наш дорогой Леонид Ильич!
Радиостанции «Голос Америки» в Советском Союзе доверяли больше, чем официальным средствам массовой информации. В аналитических передачах идеологические враги СССР могли что-нибудь приврать или умышленно исказить, но в новостях никаких вольностей американцы не допускали.
Убедиться в правдивости «Голоса Америки» труда не составляло. В июле 1980 года, во время проведения олимпиады в Москве, «Голос Америки» сообщил о смерти Владимира Высоцкого. Ни по радио, ни по телевидению об этом трагическом событии не сказали ни слова, в газетах не напечатали ни строчки. Смерть самого известного автора-исполнителя и популярнейшего киноактера прошла для официальных СМИ незамеченной, словно умер не голос целого поколения, а престарелый актер в провинциальном театре.
Как не поверить «вражеским голосам», если в программе «Время» никогда не сообщалось о катастрофах или крушении авиалайнеров? Что, в СССР не было наводнений или землетрясений? Были, но о них никогда не сообщали, словно Советская власть смогла поставить природу под контроль.
Слушать передачи «Голоса Америки» официально никто не запрещал, а вот за пересказ услышанного можно было нажить крупные неприятности. Пересказ вражеской радиопередачи приравнивался к антисоветской агитации и пропаганде. За это можно было реальный срок получить. Все зависело от того, какой новостью ты хочешь поделиться.
Довольный произведенным эффектом, эксперт пошел в дежурную часть. Буквально через несколько минут в райотделе началось какое-то шевеление. Видно, не один Новиков в этот вечер слушал «Голос Америки».
Я взял папку с оперативным делом, но открыть ее не успел – на столе зазвонил телефон.
– Лаптев, оденься по полной форме и будь готов к визиту проверяющих! – велел дежурный. – Кажется, сегодня у нас будет веселенький денек.
– Пришло официальное подтверждение? – не говоря о событии, спросил я.
– Пока нет, но праздничный концерт ко Дню милиции заменили фильмом о революции.
Поговорив с дежурным, я несколько минут тупо рассматривал телефонный аппарат.
«Что теперь будет?» – раз за разом возникала мысль.
Сколько я себя помнил, во главе партии и государства стоял Брежнев. Какое-то время формальным главой СССР был Подгорный, но все понимали, что он – фигура декоративная. Важнейшие вопросы внутренней и внешней политики решает Политбюро ЦК КПСС, а им руководит Брежнев.
В последние годы он сильно сдал, не мог членораздельно говорить, впал в старческий маразм, увешал себя всеми мыслимыми наградами СССР и зависимых от Советского Союза стран. Брежнев был мужчиной крупным, но какая бы широкая грудь у него ни была, больше четырех Звезд Героя на ней не помещалось. Год назад Леонид Ильич наградил себя пятой Звездой, и их пришлось размещать в два ряда, что выглядело несколько комично. Невольно возникал вопрос: «Если Брежнев проживет еще лет десять, то он будет Звезды Героя носить в три или даже в четыре ряда?»
Средства массовой информации день и ночь воспевали деяния Брежнева, уделяя особое внимание его участию в войне. Если бы Брежнев участвовал в обороне Москвы или Сталинградской битве, то победы в этих сражениях приписали бы ему, но Леониду Ильичу не «повезло», и он отметился только в Новороссийской десантной операции 1943 года. Буквально за несколько лет эта локальная десантная операция превратилась едва ли не в решающее сражение всей войны. Если бы Брежнев читал свои мемуары и критически относился к ним, он должен был бы рассвирепеть и разогнать к чертовой матери весь идеологический отдел ЦК партии.
«Вы что, сволочи, советский народ за стадо безмозглых баранов считаете? То у вас маршал Жуков ко мне, простому полковнику, посоветоваться приезжает, то я сорок раз на Малую Землю высаживался. Вы представляете, что такое десантная операция? Ты – на утлом кораблике, море вокруг тебя дыбится от разрыва вражеских снарядов, пули роем над головой проносятся. Один раз под обстрелом высадиться – это подвиг, а я у вас сорок раз через Цемесскую бухту мотаюсь взад-вперед неизвестно зачем. Кто в это поверит?»
Но Леонид Ильич почивал на лаврах, благосклонно принял от соратников высший полководческий орден «Победа». Со временем биография Брежнева превратилась в аналог «жития святых», где Леонид Ильич был вторым после бога, то есть после Ленина.
Проверяющий из УВД области не приехал, зато появился злой, как собака, Андреев. Дохнув на меня свежим перегаром, спросил:
– Правда, что ли, Брежнев умер? Не раньше, не позже! Не мог подождать, пока праздники пройдут? Представь, меня из-за стола выдернули и к тебе на усиление послали. Чего усиливать, спрашивается, если о его смерти официального сообщения еще не было? Короче, ты – первый номер, тебе у телефона сидеть, а я пойду посплю, в себя немного приду.
Каким-то необъяснимым образом весть о смерти главы государства распространилась по городу. Наверное, те, кто слушал «Голос Америки», поделились новостью с соседями, стали обзванивать знакомых. В итоге к полуночи город замер. Если в обычное дежурство мы выезжали на шесть-семь происшествий за ночь, то тут был всего один сигнал и тот пустяковый.
Утром, как обычно, Зыбин собрал инспекторов на планерку. Висевший в воздухе вопрос никто не задал – никому не хотелось говорить, что он слушал «Голос Америки» или доверился непроверенным слухам. Начальник уголовного розыска, распределив работу на день, вынужден был отпустить меня и Андреева домой – отдыхать после дежурства. Если бы он велел нам задержаться на работе, то косвенно подтвердил бы смерть Брежнева, а никаких официальных сообщений о ней еще не было.
Из райотдела я поехал в бюро судебно-медицинских экспертиз. Романов-младший, едва увидев меня, пригласил в свой кабинет.
– Про Брежнева слышал? – спросил он. – У нас с самого утра только о нем и говорят. Неужели правда умер?
– Похоже на то, – ответил я. – Вчера концерт ко Дню милиции отменили, следственно-оперативные группы усилили.
– Представь, – улыбнулся эксперт, – что все это – фигня! Захотели американцы смуту внести, вот и пустили слушок, что Брежнев скончался, а он жив и здоров! Сидит в Кремле, сигареты «Новость» покуривает, «Зубровочку» пьет да над нами посмеивается: «Что за народ у меня такой доверчивый! Всякой чепухе верят!»
– Брежнев «Зубровку» пьет? – не поверил я. – Это же гадость!
– Он же не магазинную «Зубровку» пьет, а специальную, на целебных травах настоянную. Для нас «Зубровку» из силоса делают, а для него – постараются, корешки в заповедных лесах соберут, зальют чистым спиртом – и пей, наполняйся здоровьем. Но ты, как я понимаю, не о Брежневе приехал поговорить?
– Труп Обедина. Восьмого числа должны были доставить.
– Был такой. Смерть от переохлаждения. На правом предплечье след от инъекции, в крови и внутренних органах следы распада «Старичка». Содержание алкоголя в крови – два промилле, средняя степень опьянения. Если бы не «Старичок», он бы ушел в тепло и остался жив.
В кабинет вошел представительный мужчина в белом халате:
– Только что по радио передали: скончался наш дорогой Леонид Ильич.
– Не обманули америкашки! – Романов заговорщицки подмигнул мне. – Кто теперь главным будет?
В кабинет вошел еще один человек. Я наскоро попрощался и поехал домой. На проходной меня остановила старуха-вахтерша.
– Андрей, ты слышал, что случилось? – с тревогой в голосе спросила она. – Что же теперь будет, как мы без него? Они же войну могут начать.
– Кто? – устало спросил я.
– Американцы. В прошлый раз они уже на нас ракеты нацелили. Брежнев съездил, договорился, они ракеты убрали. Еще случай был: он в Париж ездил, пригрозил, что если они на нас нападут, то сдачи получат.
Я представил, как в далекой, выжженной солнцем невадской пустыне закатывают в огромный ангар стратегические ракеты, вешают на ворота амбарный замок, выставляют караул. В Белом доме советники осаждают президента США:
– Мистер президент, почему вы приказали снять ракеты с боевого дежурства?
– Мы с Брежневым «Зубровки» выпили, потом он еще бутылку из портфеля достал, и дальше я ничего не помню. Крепко она по мозгам шибает, «Зубровка» эта. Но что сделано, то сделано! Теперь поздно задний ход давать. Но вы не переживайте! Мы годик подождем и опять ракеты выкатим.
Оглядываясь назад, могу сказать, что вахтерша была единственным человеком, кто искренне переживал о смерти Брежнева. Все остальные к скоропостижной кончине генерального секретаря были внутренне готовы, каких-то перемен в стране не ожидали.
На обед я пошел в заводскую столовую. Калмыкова словно поджидала меня, села за один столик.
– Ты новость слышал? У нас в цехе все только о Брежневе и говорят. Кто вместо него будет, не знаешь? Андрей, это ты покойника нашел в новом пряничном цеху? Тебе не страшно там одному было? Жуть какая: вокруг никого, и мертвец лежит, на тебя смотрит.
К концу обеда мир между нами был восстановлен. Мы договорились встретиться у Ларисы в воскресенье.
– Я приеду, если ничего сверхъестественного не произойдет, – сразу же оговорил я. – Нас до похорон могут перевести на круглосуточный режим работы.
Дома я немного поспал, выпил стакан вина и ощутил необходимость пообщаться с народом. Со мной никогда такого не было, а тут просто какая-то неудержимая тяга проснулась.
Я зашел в первую попавшуюся мужскую комнату.
– Всем мужчинам собраться у проходной! – приказал я.
На улице темнело. Вахтерша не стала спрашивать, зачем я вызвал столько народа на улицу. Вышли, надо сказать, все мужчины, бывшие в общежитии, – прочувствовали важность момента. У проходной они окружили меня. Кто-то весело спросил:
– Андрей, ты что, на ночь глядя субботник решил организовать? Давай до выходных подождем, а то сегодня неохота лопатой махать.
– Шутки в сторону! – властно сказал я. – Всем известно о трагическом событии, постигшем наш народ? В стране объявлен траур. Я призываю вас, прошу вас, как моих соседей по общежитию: до конца траура не вздумайте устраивать пьянки-гулянки, веселиться. Придут с проверкой чекисты, греха не оберемся.