– Так вот, там было это ухо…
– Чье ухо? – потребовала Розмари.
– Не могу сказать. Я заметил только ухо. Можно дать объявление. Постойте, Мэри Энн, кажется, сказала, что ваша фамилия Гибсон?
– Да.
– К вам кто-то обращался.
– Ко мне? В самом деле. Кто-то дважды произнес мою фамилию: в первый раз, когда я ждал автобуса, во второй, когда выходил из него. Этот кто-то меня знает. – Гибсон внезапно пришел в волнение.
– Кто, Кеннет? Кто?
Он смущенно покачал головой:
– Не обратил внимания.
– Он был подавлен. – Живописец энергично кивнул. Он стал похож на индюка, его гребень подрагивал. – Подавлен, я сразу понял.
– Вы заметили, кто с ним хотел заговорить? – спросила Розмари.
Тео смутился:
– Будь я проклят, нет. Я воспринимаю мир глазами. Слышал, как его позвали, но у меня не возникла картина, кто это сделал. – Живописец помолчал, все смотрели на него и ждали, что будет дальше. – Мне кажется, я заметил, как кто-то взял пакет.
– Кто?
– Кто?
– Кто?
Компания взорвалась, как попкорн.
– Молодая женщина. Точнее, девушка. Очень привлекательная молодая особа. Я разглядывал ее лицо, но думаю, это она взяла зеленоватый пакет и вышла с ним из автобуса.
– Когда?
– После него. Я к тому времени снова увлекся ухом.
– Кто она?
Художник пожал плечами:
– Я бы узнал ее глазами, а имена и ярлыки для меня ничего не значат.
– Где она сошла?
– Немного после… Впрочем, расстояния для меня тоже ничего не значат.
– Она темненькая? – Пол Таунсенд напрягся.
– Вы хотели спросить… как бы попроще выразиться? Не темный ли у нее цвет волос? Да, темный.
– Джини! – закричал Пол. – Господи боже мой! Это могла быть Джини! Где у вас телефон?
– Телефона здесь нет, – ответила миссис Ботрайт. – Кто такая Джини?
Теперь в центре внимания оказался Пол. Высокий, рассерженный. Сверкающий на всех глазами. Разъяренный лев.
– Пол, почему вы решили, что это Джини? – спросила Розмари.
– Потому что примерно в то время у нее урок музыки. Ее учитель живет на бульваре. Она могла входить в автобус, когда Гибсон выходил. Знает его, поэтому заговорила. И заняла его освободившееся место. О, Джини! – Красивое лицо Пола исказилось.
– Кто такая Джини? – поинтересовался живописец.
– Моя дочь! – завопил Таунсенд. – Моя дочь!
– Но если Джини его видела… – Розмари нахмурилась и задумалась.
– Откуда она могла узнать, где Кен сидел? Что это было его место? Что это он забыл яд. – От волнения Таунсенд начал терять контроль над речью. – Нет! Нет! У Джини есть здравый смысл. Она чертовски разумный ребенок. Вы все это знаете. – Он обвел взглядом окружающих. – Мне надо позвонить домой – не случилось ли что-нибудь с мамой. Господи, нет! Мне надо найти телефон. Так вы говорите, она была хорошенькой?
– Прелестной, – ответил художник, изучая собеседника. – Это не одно и то же.
– Джини прелестна. В этом нет сомнений. Я ухожу. – Пол все больше терял голову. – Мама любит ужинать рано. Джини скоро начнет готовить ей еду. Время к пяти. Мне надо позвонить. Как мне быть, если мама отравится?
– Мама? – Миссис Ботрайт удивленно изогнула бровь и посмотрела на Гибсонов.
– Его теща, – почти с благоговением объяснила Розмари. – Старая дама. Инвалид.
– Да, она стара, но прожила достаточно долго, чтобы кое в чем разбираться, – исступленно продолжал Пол. Таким расстроенным его еще никто не видел. – Она вырастила Джини. Подняла меня, если хотите знать правду. Замечательная старушка, да пребудет с ней Господняя любовь! Когда умерла Фрэнсис, я бы без нее не справился. Послушайте, мне очень жаль, но мне пора. И все вы приехали сюда на моей машине.
Розмари подскочила на месте.
– Мистер Марш, как вы считаете, могла та девушка быть его дочерью?
– Все возможно, – ответил живописец. – Но сходства никакого.
– Джини похожа на свою покойную мать, а на меня нисколько! – выкрикнул Пол. – Послушайте, я всех подброшу до города, но вы должны поторопиться.
– Вы расстроены. Поведу я, и доедем быстрее, – предложил с внезапным состраданием Ли Коффи. – Никто не возражает? – обратился он к остальным.
– На перекрестке есть телефон? – спросил Пол.
– Да, телефон, – повторила Вирджиния. Водитель автобуса все еще держал ее за руку.
– Есть, – ответил Тео Марш. – На бензозаправке. Поднимайся, Лавиния. – Модель встала в своем странном наряде. Все остальные устремились к двери.
– Подождите нас, пожалуйста, – попросил Тео Марш.
– Вы с нами? – удивился Ли Коффи.
– Конечно, с вами. Неужели вы могли подумать, что я не захочу узнать, чем все обернется? Я не из тех, кто склонен что-то пропустить. Пошевеливайся, Лавиния! Мы высадим тебя на повороте. Ее отец заправляет бензоколонкой на перекрестке.
По дороге к машине у Гибсона хватило времени, чтобы снова подивиться всему происходящему.
Ли, Вирджиния и Пол, как раньше, сели впереди. Середину заднего сиденья основательно заняла крепкая фигура миссис Ботрайт. Слева от нее устроился Тео Марш с Лавинией на коленях, а справа Гибсон держал на коленях свою жену. Его стиснули так, что едва удавалось дышать, но ему было уютно, вдавливаясь одним боком в теплую, крепкую и доброжелательную плоть соседки, держать в объятиях Розмари.
Машина слетела с холма и остановилась. Всех тряхнуло. Пол пошел звонить. Лавиния подтянула синюю юбку на босых ногах и неловко выбралась из салона.
– Раздобудь какие-нибудь брюки и туфли, – велел ей бесстрастный голос. – Мать уже минут пять зовет обедать, а я голоден.
Мистер Гибсон услышал, как она кому-то сказала:
– Привет, папаша.
Пол крикнул, что линия занята. И что, наверное, случилось нечто ужасное.
Тео Марш прокричал в ответ, чтобы он пустил к аппарату Лавинию.
– Она абсолютно надежна. Я вам гарантирую.
Он перегнулся из окна и махал длинными худыми руками.
– Девочка без нервов, – не без самодовольства заявил ее отец. – А случилось-то что?
– Пусть продолжает набирать! – кричал художник. – А мы тем временем поедем.
– Скажу им, не трогайте оливковое масло, а ваши парни уже в пути, – пообещала модель.
– Без нервов и без способностей выражать свои мысли, – послышался печальный, дрогнувший голос заправщика, невидимого, но угаданного Гибсоном.
– Все правильно, – хрипло одобрил Пол. Он трижды повторил номер телефона, который Лавиния запомнила с первого раза, затем забрался обратно в машину.
– Давайте, Ли, – сказала Вирджиния.
– Вперед! – восторженно завопил художник. – Пока, Лавиния! – Он повернулся к попутчикам: – Славная девчушка. Чертовски хорошо разбирается в искусстве.
– Вот как? – одними губами выдохнула Розмари. Машина сделала поворот, и Гибсон всем телом навалился на жену. Розмари, наклонившись в попытке заглянуть за миссис Ботрайт, сказала подозрительно приторным тоном: – Вы как художник, мистер Марш, живете в этой глуши только для того, чтобы уйти от реальности.
– Черта с два я ухожу от этой реальности, – сердито буркнул живописец. – Кто вам такое наплел? – Миссис Ботрайт старалась втянуть грудь к позвоночнику, пока они говорили через нее. – Я могу увидеть больше реальности за половину минуты, чем любой из вас за целый день. Я даже не вожу машину…
– Из-за зрения? – предположил мистер Гибсон.
– Именно, – проворчал Тео. – Молодец, Гибсон, если это вы сказали. – Художник замолчал, а мистер Гибсон почувствовал себя так, словно только что выиграл схватку.
– Как так? – спросил через плечо водитель автобуса.
– Видит слишком много, – объяснил Гибсон. – Например, ухо. Сразу заедет в канаву.
– Готова поспорить, что так и будет! – Розмари фыркнула по-прежнему, «по-розмарински», и Гибсон пришел в восторг. Он тайком прижался щекой к ее рукаву, чтобы не рассмеяться вслух. Как-никак он все еще считался преступником. Но у него внутри нарастала радость.
– Смышленый этот Гибсон, – бросил Ли Коффи блондинке. – Симпатичный из него получится труп.
– Не отвлекайтесь, ведите машину, – оборвал его Пол Таунсенд.
– Он так и делает, – примирительно проговорила Вирджиния.
– Не терзайтесь, Пол, – довольно весело посоветовала Розмари. – Джини разумная девочка.
– Знаю! – Пол обернулся и обвел их затравленным взглядом. Прижал руки к волосам, но не обхватил головы, а скорее поглаживал. И опять уставившись вперед, продолжал себя изводить.
– Со всеми остальными мне ясно. Но кто такой Пол? – спросил художник, снизив тон. – Его же не было в автобусе.
– Он их сосед, – растолковала миссис Ботрайт. – Это его машина. Нам надо бы было позвонить в полицию.
На заднем сиденье художник вполголоса проговорил:
– Я очень сомневаюсь, что его дочь взяла зеленый бумажный пакет. Девушка такая утонченная. А он…
– Пол, – вяло возразила Розмари, – и хорош, и красив.
– И большая зануда, – предположил Марш.
Розмари обняла Гибсона за шею, разумеется, для того, чтобы крепче держаться, потому что машина набирала скорость.
– Он обычный, но все не могут быть такими интересными, как вы. – Она оторвалась от груди мужа, чтобы лучше разглядеть живописца.
– О да, я интересен, – кивнул тот.
Мистер Гибсон почувствовал бешеную ревность. Этому самодовольному хлыщу было не меньше семидесяти.
– Причем очень интересен. Вот вы – как вас там по имени, Гибсон? – почему захотели совершить самоубийство? Не хватает денег?
– При чем тут деньги? – воскликнула Розмари.
– А почему бы и нет? Я, например, забочусь, чтобы они у меня всегда были, и, поверьте, большой мастак по их добыванию. Подтвердите, Мэри Энн.
– Пиявка и кровосос, – спокойно ответила миссис Ботрайт.
– Деньги – серьезная штука. – Тео надулся, словно никто не хотел говорить с ним серьезно. – Поэтому я, естественно, спросил, не остался ли он на мели.
– Нет, – отрезала Розмари.
– В каком-то отношении, – сказал Ли Коффи, который внимательно прислушивался ко всему, что происходило на заднем сиденье, – он действительно оказался на мели.