— Ну спасибо! Кто бы говорил. Я просто поинтересовалась, как идут дела у твоей фирмы. Или ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты уволил Серену только потому, что я на нее жаловалась?
— А почему нет? — Неужели ей так трудно в это поверить? Никогда прежде он не видел Лесли столь неуверенной, не понимающей мотивов его поступков. Ей во всем мерещился какой-то тайный умысел.
— Даже если и так, — продолжала она, — чего ты ждал от меня?.. Звезды героя? — добавила Лесли после секундной паузы.
— О Господи, ничего я не ждал. Но капелька благодарности не помешала бы! — Хью встал из-за стола, со злостью отшвырнув салфетку. Он понимал, что вот так обидеться и уйти — значит вести себя по-детски, но Лесли столько раз так поступала, что теперь его черед. Он открыл стеклянную дверь и вышел из дома, всем своим видом выражая глубокое возмущение.
На следующий день Лесли мысленно возвращалась к сцене, устроенной Хью, к тому, с каким негодованием он отреагировал на ее слова. Она понимала, что ее предположения относительно причины увольнения Серены прозвучали несколько бестактно. Ей, конечно же, следовало проявить больше чуткости и понимания и не намекать на то, что Хью уволил Серену только потому, что дела у него идут плохо. И благодарить судьбу за то, что, как оказалось, между Хью и Сереной действительно ничего нет. И возрадоваться.
А извечное желание Хью, чтобы его усилия были оценены по достоинству, имело под собой веские основания. Хотя сейчас ей и неприятно в этом сознаваться, но она ни разу по-настоящему не поблагодарила Хью за все то, что он ей давал. Нет, она просто беспечно принимала и комфорт, и материальное благополучие — кстати, прямой результат его неустанной тяжелой работы — как должное, как нечто само собой разумеющееся. Еще один из множества грехов, совершенных ею во время замужества. «Ты не права, Лесли», — сказала она себе.
И как раз, когда сегодня днем она получала свой первый чек-зарплату в «Байерс текстайлз», Берт предложил удвоить количество ее рабочих часов. Подошло время принимать окончательное решение: если все же они с Хью расходятся, то в самом скором времени она сможет позволить себе снимать квартиру. Однако вся проблема в том, что она сама не знает, чего хочет.
По дороге домой она заехала в один ресторанчик, где отпускали вкусные блюда домой, и купила на обед разных салатов. Температура сегодня перевалила за 30° — слишком жарко, чтобы стоять у плиты.
Когда она приехала, Хью уже вернулся домой: он лежал в одних плавках в шезлонге, стоявшем в тени около бассейна.
— Здравствуй, — поздоровалась она.
— Здравствуй, — ответил он несколько холодно; темные очки скрывали его взгляд.
Она бросила свой льняной жакет на спинку стула и села рядом с ним.
— Если захочешь есть — в холодильнике очень вкусные салаты.
— Отлично, — сказал он, все еще не слишком расположенный к мирной беседе.
— Берт предложил мне перейти на полную ставку.
— Да? — Он на секунду снял очки и изучающе посмотрел на нее. — И ты согласилась?
— Ну конечно. Я благодарна тебе за все, что ты сделал, а теперь я сама смогу оплачивать часть счетов за коммунальные услуги и телефон.
К ее удивлению, он вскочил как ошпаренный; даже сквозь затемненные очки видно было, как гневно горят его глаза.
— Господи, Лесли, ты, кажется, просто не хочешь ничего понимать. Я уже сказал вчера, что деньги меня не волнуют. Неужели не ясно?
— Мне все ясно, но это совсем другое дело.
— Черта с два. Ты хочешь все разрушить.
— Похоже, я задела твое больное место.
— Ну, для тебя это нормально. Так что тебе следует приходить домой с болеутоляющим. — Он заходил взад-вперед вдоль бортика бассейна, явно волнуясь. — Пора раз и навсегда покончить с этим вздором. Я имею в виду денежный вопрос. Говоря по правде, — продолжал он, — дела у меня с фирмой идут гораздо лучше, чем я ожидал. Пожалуй, пойду налью себе чего-нибудь. — И он ушел в дом.
Позже, вечером, когда она дремала на воздухе в шезлонге, к ней подошел Хью, явно настроенный на примирение: в руках у него была бутылка вина, два бокала и штопор.
Он открыл бутылку, поставил бокал на стол возле нее, затем уселся в ногах.
— Да будет мир! — провозгласил он тост.
— Так мы миримся? — Она осторожно взяла в руки бокал и сделала один глоток. Это было ее любимое вино — мерлот. Лесли с благодарностью посмотрела на Хью.
А Хью, поставив свой бокал на бетонную дорожку, положил ее ноги себе на колени и принялся нежно их массировать.
Легкое поглаживание ступней всегда действовало на нее возбуждающе, и Хью, несомненно, этого не забыл. Сначала вино, теперь вот массаж.
Когда он наклонился ее поцеловать, Лесли подумала, а помнит ли он свои собственные жестокие слова, которые незадолго до этого бросил ей в лицо? Она позволила себя поцеловать, наслаждаясь столь знакомым, но оттого не менее волнующим ощущением от прикосновения губ Хью. Однако дальше поцелуев дело не пойдет — так она решила.
Их размолвка сегодня днем ясно показала, что между ними остались достаточно серьезные проблемы, которые следует обсудить и решить.
— Хью, мы должны остановиться, иначе можем зайти слишком далеко, — обратилась она к нему, когда он нагнул голову, чтобы снова ее поцеловать.
Он мгновенно выпрямился чувствуя одновременно и смущение, и обиду. Хорошенько обдумав их дневной разговор, он пришел к выводу, что вел себя неправильно. Но дело в том, что ее сообщение заставило его сильно занервничать, ибо он ждал неизбежного продолжения: «И теперь я могу переехать». Он так долго жил в страхе перед этим моментом, что даже пропустил мимо ушей ее столь знаменательные слова о возможности взять на себя часть их совместных расходов.
Вино — просто способ извиниться и как-то навести ее на откровенный разговор об их будущем. А вместо этого получается, что он снова допустил грубый промах.
— Если ты говоришь, что надо остановиться, что ж, остановимся, — согласился он. — Не собираюсь ничего тебе навязывать против твоей воли.
— Дело не в том, чего я хочу или не хочу. Просто в наших отношениях возникли проблемы, которые следует разрешить прежде, чем нас захлестнет страсть и заглушит голос разума.
Он поджал губы.
— Что ж тут возразишь? Это очевидно. Так как же нам, по-твоему, следует уладить эти проблемы? — Он снова поглаживал ее ступни.
— Только не так.
Да, вот именно, что не так.
— Знаешь, мне определенно хочется заставить тебя изменить свое решение.
— И вполне вероятно, тебе бы это удалось. Поэтому лучше даже не пытайся.
— Что с нами будет, Лесли?
— Не представляю, — честно призналась она.
Он встал.
— Что ж, пока ты в процессе принятия решения, просто помни о том, что мы снова неизбежно станем любовниками: ты и я. — Он подождал немного, пока до нее вполне дойдет смысл сказанного, а затем добавил: — Ну а пока, раз под рукой нет душа, воспользуюсь бассейном. — Он эффектно нырнул в воду и поплыл.
Она смотрела, как он плывет: легко и вместе с тем мощно. Он сказал «любовниками». Не мужем и женой.
Проснувшись в среду утром, Лесли почувствовала, как ненавистна ей мысль не только о том, чтобы встать, но даже просто шевельнуться. Она немного поворчала на себя, так как незачем было соглашаться на удлинение своей рабочей недели, а затем начала тихо злиться: на Берта — за то, что тот сделал ей такое предложение; на Хью — ну, чтобы злиться на него, и причины особой искать не надо, к тому же из-за него ей пришлось вчера вечером выпить слишком много вина.
Хотя она сделала всего несколько глотков — в общей сложности не больше полстакана, — ей казалось, что голова гудит, как после хорошей попойки. Как жаль, что Хью уже уехал. Даже поплакаться некому, разве что Фритцу.
Приступ тошноты повторился и на следующий день, и еще через день, и Лесли забеспокоилась. «Господи, пожалуйста, только не гепатит». Ведь у нее все так хорошо последнее время. Единственное, на что можно пожаловаться, так это на недосыпание. Она чуть не расплакалась. Несправедливо, если после столь долгих усилий болезнь снова одолеет ее. Надо показаться специалисту. Однажды она уже совершила большую глупость, постоянно откладывая визит к врачу. Больше такого не повторится. Пятница у нее выходной, вот в пятницу и придется отправиться на прием.
— Вам следовало прийти ко мне сразу по возвращении домой, — сердито отчитывала ее доктор Постон, выслушав ее рассказ.
Она сделала несколько записей в медицинской карте, затем вызвала сестру.
— Люси проведет вас в другую комнату и измерит пульс, температуру и давление. А потом уж я вас сама осмотрю.
Когда Лесли вместе с сестрой выходила из комнаты, доктор взяла телефонную трубку.
Через полчаса Лесли, закутанная в простыню, сидела на краю стола, где ее только что осматривали, словно громом пораженная.
— Этого не может быть! — заявила она, не желая верить диагнозу Постон. — Вы не знаете, насколько нерегулярны у меня менструации с тех пор, как я стала принимать противозачаточные таблетки. Клянусь, я всегда их принимаю. Кроме того, — неохотно призналась она, — за все это время я лишь однажды занималась любовью.
— Одного раза более чем достаточно, — заметила доктор Постон.
— Но вы уверены в том, что говорите?
Врач кивнула.
— Но как это могло случиться? Как?
— Как? Полагаю, так же, как у всех нормальных людей. — Врач улыбнулась. Затем, изучающе взглянув на Лесли, спросила: — У вас какие-то проблемы?
Проблемы? В ее жизни сейчас нет ничего определенного, ничего надежного. Живет как цыганка; муж есть, и мужа нет; обеспечить себя материально не в состоянии. А Хью? Одному Богу известно, как он отреагирует на сообщение о том, что станет отцом. Да, пожалуй, можно сказать, что у нее проблемы.
Она немного замялась в поисках подходящего ответа.
— Мы с мужем живем врозь, но это его ребенок, — поспешила добавить Лесли. — Видите ли, в настоящее время заводить ребенка как-то не входило в наши планы.