— Почему это?
— Не судьба, — Денис кротко пожал плечами. — Мы ведь только думаем, что управляем жизнью. А на самом деле…
— На самом деле?
— На самом деле никто ничего не знает. Вся история об этом пишет. Мы вон болгарам сколько раз помогали, а потом они же на нас нападали. С Польшей, Турцией постоянно цапались. То они на нас, то мы на них. В Первую мировую помогали французам против немцев, а во времена Бонапарта — наоборот, объединялись с Пруссией, чтобы сокрушить французов.
— Прямо винегрет какой-то!
— Ага, полная путаница. И ведь ясно, что концом любой войны является мир, а все равно ссоримся, воюем, делим планету заново.
Я посмотрела в сторону океана. Наверное, днем мы бы увидели там тонюсенькую полоску английского берега, но мешал туман, мешала мгла. Хорошо хоть луна сияла в полный накал, — она не давала океану уснуть, и он ворчал свое непонятное, негромко всхлипывал на песчаных отмелях.
— Говорят, Наполеону предлагали проект подводной лодки, — задумчиво пробормотал Денис, — но император проекта не оценил. И тоннель в те времена еще не построили.
— Это я помню, — кивнула я. — Его позже прорыли. Всего-то лет пятнадцать назад. От Сангата до Фолкстоуна.
— Ага, как раз пятьдесят километров. На конях — всего пара часов. И не было бы тогда ни Ватерлоо, ни Лейпцигской битвы.
— А если бы они вплавь попробовали? Тихонечко?
— Ты что? Вплавь — холодно и далеко.
— Сиваш тоже зимой переплывали.
— Сиваш — маленький. Всего-то километра четыре.
— Ну и что! Ла-Манш тоже можно переплыть, — не согласилась я.
— Верно, только первый пловец, которому удалось преодолеть пролив, потратил на это около двадцати двух часов. Представляешь, почти сутки плыл!
— Так это давно было — больше века назад, — блеснула я эрудицией. — Сегодняшние рекордсмены переплывают Ла-Манш за семь часов.
— Да уж, прогресс! — фыркнул Денис.
— Конечно, прогресс!
— Моя бабушка этот прогресс постоянно ругает. Говорит: раньше почтовые ящики существовали для писем, а теперь только для счетов и рекламы.
— Ну… Тут твоя бабушка права. Мы в Греции к Парфенону поднимались, так нам гид рассказывал, что древние греки эту громадину за восемь лет построили. А сейчас тридцать лет реставрируют — и никак не могут восстановить.
— Ремонтировать всегда сложнее.
— Наверное, только я о другом. Там ведь фрески были — барельеф, мозаика, скульптуры бронзовые… А я смотрела и все не могла понять: это ведь Фидий еще ваял — почти две с половиной тысячи лет назад! — а зайди в любой современный музей и ничего нового не увидишь. Все, что умеют сейчас, могли уже тогда.
— Ну что-то могли, а что-то и нет.
— Вот и надо проверить. Жаль, нет машины времени. Я бы, наверное, переместилась в эпоху какого-нибудь Перикла, покровителя художников. Стала бы маркизой, на карете бы разъезжала.
— Маркизов во времена Перикла не водилось.
— Это плохо, — вздохнула я. — Тогда пришлось бы стать простой ваятельницей. Скульптуры бы вытесывала, картины бы писала. А еще в термы ходила бы, о вечном рассуждала.
— Женщины во времена Перикла картин не рисовали, — снова возразил Денис. — Они были гетерами, женами и домохозяйками.
— Ну, если быть женой художника, — задумчиво протянула я, — да еще какого-нибудь знаменитого…
Денис фыркнул, и мы враз рассмеялись. Он передвинулся ближе, несмело меня обнял.
— Между прочим, вполне возможно, что машина времени существует, — тихо сказал Денис. — Только мы об этом ничего не знаем.
— Наверное, это правильно?
— Ага. Если все узнают, сразу начнут разбегаться. Во времена каких-нибудь Периклов.
— А ты? Ты сам бы куда убежал?
— Я? — Денис посмотрел на меня странным взглядом. — Наверное, никуда. Разве что с тобой.
Я громко хмыкнула и отвернулась. Но тут же ощутила, как за спиной у меня запорхали пропеллерами маленькие крылышки. Нет, я не превратилась в ангела или пчелку, но я, в самом деле, готова была взлететь. Наверное, и взлетела. Почти как барон Мюнхгаузен — до Луны и обратно. А говоря более внятно: я неожиданно поняла, что счастлива. По-настоящему, без всяких «почти»…
11
«Первый поцелуй у них уже состоялся, а после Жаннет потеряла им счет. Но главное заключалось в другом: здорово было сидеть рядом и греть друг другу ладони, здорово было заглядывать друг другу в глаза и болтать без стеснения о чем вздумается — пусть даже о глупой истории. Мира не было, — он сжался до размеров скамеечки…»
— Знаешь, я тут двух наших встретила. У меня сумку украсть хотели, а они помогли, воришку поймали.
— Здорово!
— Ага! Главное, я плохо про них думала, мы в самолете вместе летели, я еще злилась на них. А оказалось — славные ребята. Хорошо, когда хорошо о людях думаешь!
— Конечно, хорошо, когда хорошо! — Денис рассмеялся.
— Они, кстати, в ресторан меня звали. Новый год отметить.
— А ты?
— А я с тобой тут сижу. Скучаю.
— Так уж и скучаешь?
— Ну да! Ни тебе апельсинов, ни шампанского с ананасами. Знаешь, как я люблю ананасы! Мама у меня помидоры круглый год ест, а я — ананасы.
— Хорошо живете…
— Не знаю… Помнишь, я на день рождения тебя звала?
— Ты и Макса звала, и других.
— Правильно, для компании. Девчонки всегда так делают. Дружат с некрасивыми, чтобы по контрасту симпатичнее выглядеть, а в гости зовут всегда нескольких мальчишек…
— Не понимаю, зачем?
— Это же просто! Во-первых, прикольно, когда они хорохорятся перед тобой, а сами чешут в затылках и гадают, кого же из них ждали на самом деле.
— А во-вторых?
— Во-вторых, девчонки тоже трусихи. Вот и играют в правила приличия. Зато, знаешь, как я обиделась, что ты не пришел.
— Ага, мне потом рассказывали! Все кости мне перемыла.
— А как ты хотел! В гости не пришел, вечер мне испортил — еще и не говорить о тебе ничего! Конечно, рассердилась.
— У тебя же полкласса там отплясывало.
— А мне тебя хотелось видеть!
Денис засмеялся.
— Глупая ты.
— Почему?
— Потому что родилась в богатой семье. А у меня мама библиотекарша и папа инвалид второй группы.
— Инвалид?
— Ну, да. Участвовал в испытаниях «изделий», так их называют на секретных заводах, — и неудачно. «Изделие» на запуске рвануло, и человек семь-восемь, что поблизости находились, достало взрывной волной. Прямо с полигона в больницу отвезли, — Денис вздохнул. — Он, конечно, пытается подрабатывать, но, в общем, это копейки. А ребята к твоему дню рождения подарки готовили, думали даже скинуться для общей покупки.
— Ну и что?
— Да ничего. Ты вот ОРД себя называешь — обычной российской девчонкой, а ведь обычные так не живут. И ОРП так не живут. Это я уже про себя, обычного российского парня. Знаешь, какие покупки может позволить себе сын библиотекарши? В лучшем случае, пару книг или компакт-диск с любимым фильмом. Вот и представь, как бы я выглядел за общим столом с таким подарком?
— Нормально бы выглядел!
— Не обманывай себя, совсем даже ненормально.
Я хотела было вспылить, но промолчала.
— Ты вспомни, как у Эллки Хаматовой собирались, — продолжил Денис. — Вспомни, что ей дарили.
— Тебя же там не было!
— Потому и не было, что нечего было нести. Вон, Макс какие побрякушки ей преподнес — сережки, колье — чуть ли не сапфиры. Он вообще большой любитель камушки дарить. А Васянчик — тот вовсе крокодила живого приволок. Хорошо, хоть не в полиэтиленовом кульке, а в аквариуме. Панкратов Нюха — катану настоящую надыбал — с позолотой, ты — итальянскую скрипку.
— Ну и что? Она в школу музыкальную ходит.
— Правильно, только скрипочка та — на полтонны баксов тянула!
— Подумаешь! А ты бы мог просто книжку принести.
— Нет, — Денис покачал головой. — Не мог. Потому что это другой уровень. Вы его навязываете, понимаешь? Ты, может, и не обратила бы внимание, а другие точно стали бы хихикать. И шушукаться за спиной.
— Велика беда!
— Ты так говоришь, потому что на моем месте не сидела. Я могу, конечно, с постной мордой делать вид, что ничего не замечаю, но радость-то небольшая. Я же не глухой, не слепой! — Денис нахмурился. — Это раньше книга ценилась выше иных бирюлек. Даже термин такой существовал — мещанство. А теперь все наоборот — эпоха мещан. Кто богаче, тот и красавчик. Только это ведь лажа. Самая большая лажа на свете.
— Получается, сегодняшний строй — это плохо?
— Откуда мне знать? — Денис передернул плечами. — Плохо, что профессии врачей, учителей и библиотекарей стоят на три порядка ниже купцов и чиновников. У меня вон мама — с утра до позднего вечера горбатится, еще и дома стенгазеты какие-то рисует, придумывает, что бы для детей интересное организовать. И детишки ее обожают, даже по выходным к нам домой бегают. А зарплата у нее, знаешь, какая? Ты за один день тратишь больше.
— Макс говорит: все могут зарабатывать. Если захотят.
— Вот это и есть мещанская логика, — Денис устало вздохнул. — А если я не зарабатывать хочу, а просто работать, понимаешь? Заниматься любимым делом. Оно ведь тоже может быть полезным и необходимым. Или, скажешь, без торговли мир умрет, а без врачей с учителями выживет?
— Не скажу.
— О том и речь. Все с ног на голову перевернуто, — даже дни рождений с подарками…
— Получается, я мещанка? Мой отец — он ведь тоже торгует.
— Да нет, это же не сословие… — Денис на секунду примолк. — Скорее, состояние души. Грустно, правда, что ты не задумывалась об этом.
— Разве плохо — не задумываться о деньгах?
— Конечно, плохо. Особенно, когда не знаешь, как непросто они зарабатываются, — Денис крепче стиснул мою ладонь. — Ты только не обижайся, я ведь не обвиняю, просто говорю, как есть. Если вы сейчас друг дружке крокодилов живых дарите, что потом-то будет? Лошадей племенных начнете покупать? Машины с гаражами? Раньше вон деревеньки преподносили с сотнями крепостных душ, — и сейчас все к тому идет. Завод или банк специально банкротят, чтобы потом подарить новым хозяевам. Да мало ли всяких историй