— Это да, кричать я умею. В хор школьный два года ходила.
— Нормально! — «гоблин», что стоял ближе, обтер ладонь о штанину, вежливо протянул мне. — Гоша. Типа, как в фильме.
— Помню, — кивнула я. — «Москва слезам не верит».
— Во-во, то самое! А этого, кенаря, Кешей зовут. Как попугая из мультика…
— Сам ты попугай!
— Я, что ли, Кеша?
— Ты не Кеша, ты клоподав. И музыку отстойную слушаешь! Баскевича с Киркорычем.
— А ты сардельки хаваешь. С капустой тухлой!
— Квашеной!
— Какая, блин, разница!..
Я смотрела на них и улыбалась. От уха до уха. Конечно, они были «гоблинами» — до последней молекулы. Но все равно я была им рада. И потом: гоблины ведь тоже почти люди. И тоже могут полезные дела совершать. Обидчика вон наказали, сумку вернули. А ведь это почти геройство! Потому как что такое девушка без красивой сумки? Да ничто! Одно сплошное мяучило… Я, кстати, и различать их уже стала. В смысле, новых своих знакомых. Гоша был выше и гораздо носатее приятеля, зато у Кеши нависал надо лбом задорный чуб, а физиономию густо покрывали конопушки. Глаза, впрочем, у того и другого были серые и абсолютно шальные. Ясно было, что подурить да позубоскалить было для них делом святым.
— Короче, ты поняла: я король, а он фуфел полный…
— То есть, значит, наоборот, — фыркнул Гоша и без всякого перехода поинтересовался: — Тебя-то как звать?
— Жанной.
— Нормальный лэйб! А одна чего бродишь?
— Так получилось, — я пожала плечами. — Хожу вот, изучаю окрестности.
— Да чего тут изучать! Весь городок — триста метрошных станций!
— Четыреста! — поправил Кеша.
— Чё ты гонишь!
— Я читал где-то…
— Читать сперва выучись! Читал он… Читало-то не отросло!
— Мальчики, — перебила я их, — давайте жить дружно!
— Да мы вроде и так… — Кеша смутился. — Это ж для прикола. Он меня колбасит, я его…
— А давай с нами! — предложил Гоша. — Мы Новый год в ресторане отмечаем. Прикинь, «Старая Шляпа» называется.
— Старая?
— Ага, это предки выбрали. Мы вроде семьями дружим, вот вместе и катаемся — терпим друг дружку.
— Это мы вас терпим, а вы довольнехоньки.
— Не, я в шоке! Жанн, прикинь! Мы с ними паримся, таскаем за собой — и мы же довольнехоньки?!
— Вы про ресторан говорили, — напомнила я.
— A-а, ну да… «Старая Шляпа» называется. Наверное, кто с забросом придумал.
— Или под дозой.
— Ну… А расположен он, короче, на улице этого… Самого главного тут…
— Бонапарта, — подсказал Кеша.
— Точно, на улице Бонапарта. В общем, приходи, туснемся.
— Улица Бонапарта? А где это? — я несколько растерялась от такого напора.
— Да рядом. Тут все рядом. Ныряешь в метро, жмешь до Сен-Жермен де Пре, а там пёхом квартала полтора.
— Да меньше!
— Ну, меньше… Короче, нормальная забегаловка. Телятины порубаем, паштета грибного, винца с шампусиком.
— Ага, так тебе олдеры и позволят!
— Да они сами к тому времени в штопор войдут. А про Жанну скажем, что одноклассницу встретили. С сумкой крокодильей…
— Можно на башню сползать — эту… Как ее?
— Эйфеля? — подсказала я.
— Да не-е… На Эйфеля ломота, не пробиться. Там, неподалеку от «Шляпы» еще одна торчит. Здоровенная такая. Мон… Парнасская, что ли… Малость пожиже Эйфелевой, но тоже ништяк.
— Если это Мэн-Монпарнас, то высота у нее двести девять метров, — сообщила я.
— Во-во, она самая! Мы тут все уже облазили, — похвастал Кеша. — Прикинь, второй раз прилетаем, и уже как дома! А эти, блин, на автобусах киснут, через окна воздухом дышат. Потом приедут, скажут: в Париже были. Ха! Много ты в окна разглядишь!
— Но-о… — подтвердил Гоша. — Мы тут видели, как их колонной по одному водят. Точно детсадовцев. И на пальцах все объясняют, чтоб не заблудились. Я послушал минут пять, чуть мозги наружу не потекли.
— Какие у тебя мозги? Сказал тоже!
— Да ты сам павианище!
— Бамбук кури!
— От такого слышу, — Гоша вновь обернулся ко мне. — Главное, хорошо, что не осень. Осенью тут каштаны на головы сыплются. Вот такущие орехи! Бац по дыне, и кранты.
— Чего кранты-то, шишка будет, и все.
— Это у тебя дыня крепкая, а у нормальных людей и треснуть может.
— Слушай, Жанн! — Кеша обрадовано заулыбался. — Сегодня ладно — праздник, котлеты-запеканка, пятое-десятое, но завтра-то день свободный! Можно в кунсткамеру здешнюю смотаться. Мы рекламу в метро видели — полный улет! Виселицы, гильотины — все настоящее с тех самых времен, прикидываешь? Орудия пыток, сапоги испанские, топоры, кости древние…
— Не-е… — Гоша замотал головой. — Этого отстоя и у нас полно. Лучше по катакомбам прогуляться. Во, где главные кости! Их туда специально нагребли — со всего города.
— Ага, говорят, миллионов шесть-семь захоронено!
— И кладбище рядом. Знаешь, Жанн, какие у них офигенные кладбища! Прямо города целые. Памятники — как дома! Заходи и живи.
— Склепы, дубина!
— Ну, склепы, дома — какая разница. Главное — зайти можно, в окна заглянуть.
— Заглядывал один такой — получил по гляделкам…
— Это, наверное, кладбище Монпарнас или Монруж, — припомнила я. Надо же было ответить этим двум эрудитам. — Там, между прочим, Бодлер похоронен, Мопассан с Сартром. А еще Огюст Бартольди.
— Это еще что за монстр из Монстропулуса?
— Это не монстр, а автор Статуи Свободы.
— Иди ты! Той, что на Манхэттене?
— Ну да.
— Клево! Я бы еще в Бастилию сползал, — поделился мечтой Кеша. — Жаль, разрушили. Там еще Жан Маре сидел, и маски такие прикольные узникам выдавали…
— Железные!
— Но-о… Типа, щёлк — и на замочек специальный. И до самой, значит, свадьбы…
— Смерти, дубина!
— Ну, смерти… Все равно долго! Там же чешется все! Как можно не снимать столько лет? А если курить охота или высморкаться? Я вон в гипсе три недели ходил — и то, блин, умучился.
— Ноги под Трамвая нечего было совать.
— Под трамвай? — испугалась я.
— Да не-е… Трамвай — это у нас жлоб один. Здоровый такой! Может двадцать пирожков за раз сшамать. Ну и кликуха соответствующая — Трамвай. А этот балбес подножку ему поставил — под центнер этот ходячий. Трамвай, конечно, хряпнулся, но и колено нашему куренку попортил.
— Сам ты куренок!
— Пошел ты!
— Сам пошел… — Кеша покосился на ручные часы и ойкнул. — Слушай, нас олдеры точняк прикончат. Вон сколько уже шатаемся.
Взглянув на меня, Гоша смущенно колупнул в ухе.
— Сама-то где остановилась?
— Пока нигде. У меня родители здесь живут, у них квартира своя.
— Круто!
— Да ничего особенного…
— Но ты смотри. Если получится, забегай в «Старую Шляпу». В десять мы там уже засядем. А так-то мы в «Сан-Мари» остановились.
— «Сан-Мэри», — поправил Кеша.
— Мари — Мэри какая разница! Лучше телефон Жанне запиши…
Кеша на клочке бумаги старательно прописал номер.
— Это мой сотик, звони, если что.
— И просто так звони. Что мы, не люди? По Парижу покрутимся, на кладбищах посидим…
В эту минуту они показались мне такими смешными и такими чудесными, что пришлось чмокнуть того и другого в щеку. Кеша немедленно покраснел, Гоша растерялся.
— Ты звони, — чуть ли не жалобно повторил он. — Покалякаем.
— Обязательно, — пообещала я.
8
«Жаннет спешила по улице, едва не подпрыгивая. Жизнь вокруг снова пузырила и пенилась. Огни рекламы муравьиной чередой змеились по крышам, небо рисовало в ответ звездных зверюшек. Некто усмешливый, бородатый постоянно вмешивался в события: накуривал сверху облаков, разгонял их незримой ладонью, а после щелчком посылал к горизонту непотушенные окурки. Люди ошибочно принимали их за метеориты…»
Как бы то ни было, но «гоблины», в самом деле, подняли мне настроение. Да и чего я на них взъелась? Нормальные ребята! С придурью, понятно, с ветерком из ушей, но это ж обычное дело. Покажите мне человека абсолютно адекватного, и непременно угодите пальцем в небо. Потому что самые нормальные — они и есть самые страшные. Конечно, обратное правило тоже не всегда срабатывает, но это уже из серии головоломок для взрослых. Их ведь хлебом не корми — дай поделить все на виды и подклассы, на жанры, форматы и категории. Просто «хорошо» и «плохо» их не устраивает. Очень уж велик риск оказаться посмешищем.
Кстати, сотовый мой по-прежнему молчал. Это значило, что папа Сережа до сих пор пребывает в неведении. Скорее всего, на свой страх и риск Пьер продолжал поиски втихую, опасаясь сообщать боссу о случившемся. С другой стороны, отец и сам мог бы мне позвонить. Спросить, например, как долетела, как самочувствие. Неужели настолько занят, что нет пары минут для звонка? Или неудобно? Дома-то оставил, небось, письмо с извинениями, подарок — на них и рассчитывал. Вроде как прочитаю, примерю подарочек, пущу слезу и примирюсь…
На мгновение мне стало любопытно, что за подарок такой приготовил мне папа, но я тут же себя одернула. Что бы там ни было, а партнеры для него оказались дороже. А раз так, не стоило и выклянчивать меня у мамы. Снова ведь спорили по телефону, где будет справлять Новый год их ненаглядная дочура. И как спорили! За двумя дверями было слышно! Я уже минуты через три поняла, что мама меня проспорила. Даже, дурочка такая, обрадовалась поначалу! Как же, Новый год в Париже! Да еще с папой! Вот и получила…
В двух отелях, в которых я попыталась снять свободный номер, у меня вежливо попросили документы. Зато в третьем (есть все-таки магия в иных числах!), сонный консьерж придвинул мне гостевой бланк и снова отвлекся на монитор телевизора. Там метались туда-сюда девушки в юбках. Обморочно вскрикивая, юные дивы рубились в теннис — надо понимать, делили мировое золото. Пока служащий отеля сосредоточенно следил за спором спортсменок, я искоса следила за ним самим. Однако подвоха не уловила. Похоже ему, действительно, было не до меня.
Заполняя карточку гостя, я нахально прибавила себе тройку лет, а в графе «имя-фамилия» орфографическим почерком вывела: Жаннет Помпиду. Ничего другого мне просто не пришло в голову. На радостях я даже вписала себе шведский стол, хотя наперед знала, что никакими шведскими столами во Франции не потчуют. Масло, джем, хлопья с молоком — и ни одной даже самой сушеной фруктины!