– Не говорите этого…
– Нет, я именно так и думаю. Об этом не может быть и речи. Вы понимаете… Если… да, – очень хорошо. До свидания!
Дверь закрылась. Лорд Маршмортон ушел, испытывая ощущение, что был непоколебимо тверд. Джордж набил свою трубку и стал задумчиво курить. Он думал о том, что в это время делала Мод. Мод в это время приветствовала широкой улыбкою своего брата, который спускался, прихрамывая, по лестнице после запоздалого бритья и переодевания.
– О, дорогой Перси, – сказала она. – Какое приключение было со мною сегодня утром. Какой-то отвратительный бродяга преследовал меня. Ужасное животное. Я была так испугана, что принуждена была обратиться к помощи викария соседней деревни. Я жалею, что вас не было со мною, чтобы защитить меня. Почему вы не сопровождаете меня хоть иногда в моих дальних прогулках? В самом деле, не безопасно ходить одной!
Глава XVII
В дни, следовавшие за посещением Джорджа лордом Маршмортоном, большинство гостей и родственников, собравшихся в замок ко дню совершеннолетия лорда Бельфера, не догадывалось о том, какая тревога скрывалась под спокойной внешностью, по крайней мере, полудюжины тех, с кем они непрерывно встречались в течение дня. Перси, например, хотя и прихрамывал от боли, ничем не проявлял внутренней ярости, снедавшей его. Его дядя Френсис, епископ, когда беседовал с ним в саду о страсти к спиртным напиткам, – ибо дядя Френсис, подобно тысячам других людей, читавших заметку о встрече Перси с полисменом и о его последующем аресте, думал, что это дело было результатом опьянения, – не имел никакого представления о вулканических чувствах, бушевавших в груди племянника. Он удалялся после беседы, чувствуя, что молодой человек слушал его со вниманием и растущим раскаянием и что не все еще потеряно, если молодой человек будет бороться со своими склонностями. Ему совершенно не приходило в голову, что Перси охотно задушил бы его собственными руками и прыгал бы от радости над его трупом. Мод также испытывала душевное беспокойство. Все было против нее. Едва ли одна миля отделяла ее от Джорджа, этого существенного звена в цепи ее сношений с Джоффреем Раймондом, но эта миля была усеяна столькими препятствиями и опасностями, что казалась бесконечной.
Дважды, с тех пор, как случай открыл ей присутствие лорда Маршмортона в коттедже и помешал объяснить все Джорджу, она делала попытку предпринять эту прогулку. И каждый раз какое-нибудь пустяшное обстоятельство мешало ей: однажды, когда она собиралась выйти, тетя Августа настояла на том, что она тоже хочет совершить с ней то, что она называла приятной дальней прогулкой, в другой раз, когда она была буквально в нескольких сотнях шагов от своей цели, одна из кузин, выскочившая неизвестно откуда, навязала ей свое неприятное общество. Потерпев неудачу, она в отчаянии решила переменить тактику. Она написала Джорджу записку, в которой объясняла создавшееся положение и просила его, как человека испытанного рыцарства, помочь ей. Это письмо заняло все послеполуденное время, потому что не легко было написать его. Но оно не имело никакого результата. Она дала его Альберту для передачи, и тот вернулся без ответа.
– Джентльмен сказал, что ответа не будет.
– Ответа не будет. Но ответ должен быть!
– Никакого ответа, миледи. Таковы были его подлинные слова, – настаивал дрянной мальчишка, порвавший письмо через минуту, как получил его. Он даже не полюбопытствовал прочитать его.
Опасный, малодушный молокосос, хотевший только выиграть и выиграть! Билет с надписью: «Р. Бинг» лежал в его кармане, а в его безжалостном сердце было твердое решение, что только Р. Бинг, а не кто иной, должен воспользоваться его помощью.
Мод не могла этого понять. Черным по белому она просила Джорджа отправиться в Лондон, повидать Джоффрея и каким-нибудь образом установить передачу писем между ними. Она чувствовала с самого начала, что такого рода просьба должна была быть сделана ею словесно, а не посредством письма; но действительно, было невероятно, чтобы человек, подобный Джорджу, сделавший для нее так много и единственный смысл пребывания, которого вблизи нее – был помочь ей, мог так холодно отказать ей, не сказав ни слова. Теперь, более чем когда-либо, она чувствовала себя одинокой во враждебном мире. И все же со своими гостями она была весела и оживлена. Никто из гостей не имел ни малейшего подозрения, что ее жизнь не была залита солнечным светом. Автор рад отметить, что Альберт был совершенно несчастен. Маленькое животное испытывало одинаковые мучения. Он анонимно осыпал Реджи Бинга указаниями, составленными из фраз, вырезанных из еженедельных журналов, которые грудой лежали на столе в комнате у экономки, но ничего из этого не выходило. Каждый день, иногда даже два и три раза, он оставлял на туалетном столике Реджи многочисленные вырезки, по смыслу с той, которую он оставил там в ночь бала. Самые избранные вырезки из лучших авторов, по-видимому, не производили никакого впечатления на Реджи. Поскольку Альберт мог ориентироваться, Реджи положительно избегал общества Мод, и это после того, как ему были поднесены такие вырезки, как «Ищите ее общества всеми способами», или «Многие воздыхатели добились своего упорной настойчивостью и делали себя необходимыми, оказывая постоянные маленькие услуги». Далекий от того, чтобы сделать себя необходимым для Мод постоянными маленькими услугами, Реджи, к отчаянию своего приверженца, казалось, проводил больше времени с Алисой Фарадэй. Большое облегчение от описания мучений этих душ перейти к более приятной картине, представляемой лордом Маршмортоном. Здесь, несомненно, мы имели дело с человеком без тайных мучений, человеком, живущим в мире с этим лучшим из всех возможных миров. Со времени его визита к Джорджу для лорда Маршмортона, казалось, наступила вторая молодость. Он работает в своем саду, посвистывая и даже напевая веселые мелодии, модные в восьмидесятых годах. Его веселость удивительна. Она обращает на себя внимание. Многие заметили ее, и среди них камердинер лорда.
– Я даю вам слово, м-р Кэггс, – говорил камердинер с ужасом, – в это утро я слышал, как старый дьявол поет!
– О боже, отвечал Кэггс, на которого это произвело громадное впечатление. – А прошлой ночью, он дал мне полкоробки сигар и сказал, что я хороший, преданный слуга.
– Я говорю вам – что-то неладное случилось со старым хрычом, поверьте моему слову!
Глава XVIII
Над этим сложным положением ум Кэггса работал, как электрический прожектор. Кэггс был мудрым и проницательным человеком. Он обладал логикою и чутьем. Инстинкт говорил ему, что Мод, совершенно не подозревающая о той перемене, которая произошла в отношении Альберта к ее роману, будет продолжать пользоваться услугами этого мальчика, как звеном между нею и Джорджем. Разум Кэггса, соединенный с прекрасным знанием натуры Альберта, позволял ему видеть, что последний неизбежно должен был обмануть доверие Мод. Он готов был биться об заклад на сотню фунтов, что она дала Альберту письмо для передачи и что тот уничтожил его. Кэггсу это было ясно. Ему приходилось лишь остановиться на каком-нибудь плане, который мог бы восстановить разорванную связь. Кэггс не скрывал мягкого сердца под грубой внешностью. Он не оплакивал двух любящих существ, разъединенных недоразумением. Но он хотел выиграть игру. Его положение было крайне деликатным. Он не мог обратиться к Мод и просить ее довериться ему. Мод могла ведь совершенно превратно истолковать его мотивы. Нет! С мужчинами было легче иметь дело, чем с женщинами. Как только его обязанности позволили ему, – а в настоящем положении, когда в доме было много гостей, он был очень занят, – он отправился в коттедж к Джорджу.
– Я надеюсь, что не помешал вам, сэр, – сказал он, кланяясь в дверях.
– Нисколько вы не помешали мне, – сказал Джордж в замешательстве. – Случилось что-нибудь?
– Да, сэр.
– Входите и садитесь.
– Я бы не хотел позволить себе этой вольности, если вам это безразлично. С вашего разрешения, я постою.
Наступило молчание. Джордж чувствовал себя неловко, так как он задавал себе вопрос, – помнит ли дворецкий, что всего несколько дней назад пригласил его в качестве лакея в замок. Кэггс, со своей стороны, чувствовал себя прекрасно. Его вообще трудно было смутить.
– Прекрасный день, несмотря на дождь – сказал Джордж.
– Чрезвычайно, сэр.
– Разве идет дождь?
– Да, и очень сильный, сэр.
– Это хорошо для урожая.
Снова наступила тишина. Слышно было, как стучал дождь.
– Могу ли я говорить откровенно, сэр? – сказал Кэггс.
– Безусловно.
Дворецкий откашлялся.
– Разрешите мне начать с замечания, что ваше маленькое дело, если можно так выразиться, не является секретом для слуг.
– Вам незачем говорить мне это. Я знаю все относительно вашей игры.
Мимолетное замешательство прошло по широкому, гладкому лицу дворецкого. Прошло и исчезло.
– Я не знал, что вы осведомлены по поводу этого маленького обстоятельства, сэр. Но вы несомненно поймете нашу точку зрения. Маленькое развлечение, ничего более, предназначенное облегчить монотонную жизнь в деревне.
– О, не извиняйтесь, – сказал Джордж и вспомнил об одном обстоятельстве, занимавшем его по временам с тех пор, как он провел ночь на балконе. – Между прочим, если это не секрет, кто вытащил Плюммера?
– Сэр?
– Я спрашиваю, кто из вас вытащил имя Плюммера?
– Кэггс задумчиво наморщил лоб. – Я думаю, это был один из камердинеров. Я не особенно обратил на это внимание. Я не высоко ставил шансы Плюммера. Мне казалось, что мистер Плюммер был величиною, которую не стоило принимать всерьез.
– Вы правильно оценили положение. С Плюммером покончено. Любезный молодой человек, но ему не хватает многих существенных качеств.
– Может быть, он задел вас, сэр?
– Я никогда не встречался с ним. Впрочем, не совсем!
– Мне пришло в голову, что вы встретили мистера Плюммера в ночь бала, сэр.