«Одна из главных задач, которые стоят перед терапевтом розыгрыша, – читал Герман, – дать исследуемому «образ цели». Сегодня без этого невозможно построить индивидуальную программу конструктивной самореализации. А согласно Абрахаму Маслоу без самореализации невозможно полное человеческое счастье. Когда-то в детстве мы все хотели стать космонавтами, святыми, великими писателями и самыми богатыми людьми на планете. Потом жизнь внесла свои коррективы, но многие из нас лелеяли образ цели, боясь, забыв его, лишиться всякого смысла существования. Именно отсюда такая удручающая статистика депрессий…»
Герман пропустил несколько строк и снова впился глазами в текст:
«Попробуем пойти от обратного, углубиться в мечту исследуемого, довести ее до абсурда, не боясь показаться разоблаченными, ведь человек хватается за любую надежду, и когда очарование нереализуемой цели уйдет, когда возникнут другие, более бытовые, востребованные социумом задачи, мы получим здорового члена общества!»
В ящике стола Третьяковский нашел фотографию – трое в костюмах позируют, обступив Петра на фоне Института психологии РАН. Герман всмотрелся в их лица и узнал троих членов ордена в костюмах, которые задавали ему вопросы во время презентации. На обратной стороне была старомодная подпись красивым каллиграфическим почерком: «Желаем успехов в разработке нового метода. Кандидаты психологических наук К. Прохоров, Б. Норман, Ц. Цинципер».
Криво ухмыльнувшись и покачав головой, Герман захватил диссертацию и вернулся в гостиную. Открыл камин и стал бросать в огонь листок за листком – приятно было растянуть удовольствие. Заглавную страницу Герман оставил, нарисовав на ней восьмиконечную звезду. Смешно и нелепо, но на войне нужны опознавательные знаки, и этот ничем не хуже. Завтра горничная, которую они заставляли носить школьное платье, обнаружит послание на чайном столике с недопитым молочным улуном. Возможно, она поймет этот символ и круто развернет судьбу.
Герман не спешил уходить. В шкафу прихожей он увидел знакомую кожаную куртку с серебристым крылом, в гараже – ждавший его мотоцикл Honda со шлемом Хищника на руле.
Безуспешно попытался найти телефон в шлафроке Петра. Снова обошел все команты.
Ага! Пятый новенький айфон был благоразумно поставлен на зарядку в библиотеке. Значит, Герман делает все правильно. Найдя в списке контактов Серегу Колотилова, написал ему эсэмэс: «Привет. Нужно срочно увидеться. У меня проблемы».
Через секунду раздался звонок – звуки горнов, призывающие к началу лисьей охоты, от которых нужно было просто спрятаться. Того не ведая, охотник стал жертвой. Заяц превратился в волка.
Затем пришел ответ: «Что случилось?»
Герман написал: «При встрече».
И, мастерски разыграв эндшпиль, поймал быка за рога, получив ответ:
«Приезжай».
Теперь нужно было только выбрать оружие. Поэтому Герман вернулся в оружейную и еще раз внимательно посмотрел на мечи.
Выезжая из поселка, он притормозил у будки охранника и постучался.
– Возьмите, – Герман протянул глупо пялившемуся толстогубому ключи от своей Tigra. – Дарю. Машинку.
Охранник аккуратно и ласково принял подарок.
– Только увезите ее куда-нибудь прямо сейчас. Завтра хрен его знает что будет.
Герман уже снова сел на мотоцикл, а этот детина все стоял у будки с ключами в руках.
– Все сбудется, если очень захотеть! – крикнул напоследок Пророк и сорвался с места.
Он никогда не думал, что умеет водить мотоцикл.
Хищник мчался мимо поста ДПС с замершими в почтительном испуге сатрапами дорожного порядка, мимо полустанка бензоколонки, строительного рынка, похожего на стоянку кочевников, мимо укутанного сумраком придорожного развала могильных плит, смущенно вынесенного за скобки мелочного существования. Правая нога Германа, сжимая бок мотоцикла, придерживала смертоносное жало.
На стоянке гипермаркета он заметил семью, загружающую в минивэн продукты из железной тележки, и снова пожалел о Катрин, о счастье, которое было возможно и с которым сейчас уже точно приходится прощаться навсегда. Мелькавшая перед ним жизнь была теперь на другой стороне быстрой черной реки, уносившей его все дальше. Он тяжело дышал под шлемом – влажный и жаркий воздух Хищника должен был отныне стать его единственной средой.
Прогремев по железнодорожному переезду, Герман проехал через новый микрорайон, в прямоугольных нишах которого будут жить такие же несчастные представители middle class, как он.
Когда на огонь фар из тьмы выпрыгнул указатель «Upper village», Третьяковский свернул. Замелькали дубы аллеи, потом разномастные дома – поселок снов, ждущий пробуждения. Каким-то чутьем выехал к высокому каменному забору и воротам с императорским вензелем.
Не дав себе успокоиться и восстановить дыхание, Герман настойчиво посигналил. Вскоре за воротами послышался шорох, они раздвинулись, и в щель просунул голову низенький колченогий старик, который теперь был одет просто – в брезентовую куртку без всякой восьмиконечной звезды. Герман приветливо махнул ему рукой. Старик раскрыл ворота пошире, и Третьяковский, не снимая шлема, заехал внутрь.
У него было всего несколько секунд, пока привратник, закрыв двери, подходил здороваться. За это время Пророк успел выхватить прямой и острый одноручный меч с колюще-режущим клинком, а главное – с мальтийским крестом на рукоятке и подцепил на него пигмея.
– Твой хозяин или жизнь? – спросил Герман глухим голосом.
– А? – переспросил старик, вытягиваясь на цыпочках и часто моргая.
Герман кое-как избавился от шлема и снова задал вопрос:
– Твой хозяин сейчас где?
– Мо-моется, – промямлил старик.
– В дом только один вход?
– А?
Третьяковский оглянулся по сторонам. Его уже могли засечь из окон. Он сгреб старика в охапку и метнулся мимо фонтана под стены замка.
– Сейчас ты хорошо меня слышишь? – громко и страшно прошипел Герман, когда они присели на корточках в темном углу под крыльцом.
– Да, – затаив дыхание, сказал старик.
– Как тебя зовут?
– Николай Николаевич.
– О чем ты мечтал в детстве?
Плюшевое кошачье мятое лицо безотрывно смотрело на него. Старику оказалось лет 50, не больше. Герман увидел задумчивого хромого деревенского мальчика, сидящего на берегу реки и кидающего в нее камни. Этот человек был чем-то похож на Пророка.
– Бегуном стать, – ответил Николай Николаевич и снова заморгал, сбивая накатившую слезинку.
– Прости, – сказал Герман и обнял его. – Я не хотел тебя обидеть. Ты помнишь меня? – Николай кивнул. – Знаешь, что я должен сделать? – Он мотнул головой. – Спасти человечество. Звучит глупо, но… – Герман задумался, – …надеюсь, что это правда. У меня были видения… – Его собеседеник не отрывал от него загипнотизированного взгляда. – Я отлично видел всю эту сцену. Я бегу по лесу. У меня в рюкзаке книги. Там летающая тарелка.
Николай вдруг набрал в легкие воздуха и чихнул, обдав бактериями Германа.
– Тише ты, – шикнул тот, вытираясь. – Кто еще в доме?
– А?
– Сельджук там?
– А?
– Черноволосый такой?
– Тагир?
– Я откуда знаю.
Слуга показал на небольшой домик в углу участка.
– Пони кормит.
– А в доме кто?
Закрыл глаза. Вспоминая, шевелил губами. «Он вообще что-то соображает?» – задался вопросом Герман. Прошло несколько минут, прежде чем Николай ответил:
– Никто.
– Хорошо, – хлопнул его по плечу Герман. – Веди меня к нему.
Слуга заковылял к ступеням крыльца. Рыцарь с мечом в руке следовал за ним. Они поднялись и вошли в полутемную длинную бальную залу с гулким полом. Здесь Герману пришло в голову, что, возможно, его пленник проникся к нему, и чтобы проверить эту гипотезу, он притормозил, делая вид, что завязывает шнурки. Николай, не слыша шагов сзади, остановился и посмотрел назад.
– Шнурки развязались, – объяснил Герман.
Они свернули на боковую лестницу, и вскоре Пророк услышал чей-то бубнеж, смешанный с шумом падающей воды.
– В термах читает, – услужливо подсказал Николай.
Поднявшись в просторный холл, подошли к двери, из-под которой лился свет.
– Открой, – попросил Герман.
Николай усердно рванул на себя. Третьяковский влетел и увидел большую мраморную ванну, наполненную водой, на которой покачивались лепестки роз. В углу спиной к ним сидел и читал вслух «Алексиаду» Сергей Колотилов, он же Алексей I Комнин.
Герман улыбнулся и прислонил острие лезвия к его шее. Сергей вздрогнул, выронил книгу и чуть не ушел под воду.
– Тише, – сказал Герман. – Не волнуйся. Ты ж бандит. – В этот момент Третьяковскому показалось, что Николай, стоявший у стены, улыбнулся. – Вылезай.
Сергей вытащил из воды свое большое белое тело.
– Я не бандит, – сказал он, наконец приходя в себя. – Я физик по образованию вообще-то.
– Конечно, – усмехнулся Герман. – Вы все еще полоскаете? Тогда мы идем к вам, – пошутил он, чтобы еще раз порадовать старика, и в то же время дал почувствовать Сергею клинок: слишком норовистому коню нужны шпоры.
Затем обратился к своему Оруженосцу:
– Мне будут нужны изолента и стул.
Николай вышел, а Пророк, благодушно улыбнувшись и оглядев внушительные колотиловские достоинства, добавил:
– Будем тебя пытать.
– Зачем вы заставили меня делать эту позорную презентацию? – спросил Герман, кусая яблоко, которое принес Оруженосец, когда они усадили Колотилова на стул в кремовом свадебном чехле и обмотали его изолентой. – К чему был весь этот маскарад?
– Я не знаю… – выгнулся Сергей. – Это Петя…
– Спокойно. – Герман остудил его, приложив клинок куда следует.
– Это Петя, – тише заговорил Колотилов. – Уши прожужжал, что нам для таких, как ты, таблетки делать. Исследования какие-то. Что вы, копирайтеры, как дети. Плюс, что для дочки будет интересно. Тьфу… Чего я повелся опять…
Герман обстоятельно обгрызал перепоночки сердцевины.
Беседа проходила в просторнейших, облицованных мрамором залах терм, как их называл Николай. Третьяковский, опершись на меч, сидел на одном стуле. На другом располагался Колотилов. У колонны стоял затосковавший Николай Николаевич.