Между паузой, пока она всхлипывала и рыдала в трубку, мне удалось вставить:
– Мама, послушай, это важно! Помолчи минуту. Заткнись, блин, мама, хоть на секунду! Дядя Лось – убийца. Он опасный человек, тебе надо срочно от него бежать. Он сжег заживо человека. И сожрал нашу улитку Моцареллу. Он – гребаный маньяк!
Она на секунду замолчала, а потом проговорила необычным для нее ровным и ледяным голосом:
– Мой муж ни в чем не виноват, но из-за тебя его теперь объявили в международный розыск. Это все ты! Ты ненавидишь всех нас! Ты такая же, как твой отец. Отдай мне Васю и катись к чертям собачьим! Я больше не хочу тебя знать! Ты мне больше не дочь! Зря я не послушала тогда маму. Надо было делать аборт.
На секунду мне показалось, что я огромный кит, выброшенный из воды. А в боку у меня торчит гигантское копье, и я не могу дышать.
– Даже не надейся когда-нибудь увидеть нас обоих, – кое-как прохрипела я в ответ. – Ты никогда нас не любила, я тоже больше не хочу тебя знать.
На том конце трубки была какая-то возня. Лось кричал что-то про то, что ей нельзя нервничать, потом стал орать: «Алле, Элоиза, поговори со мной, я прошу тебя!»
Я повесила трубку и упала на бок. Копье причиняло невыносимую боль, Лео. Я хрипела и ползла по песчаному берегу, понимая, что умираю от горя. Ничего подобного мне раньше не приходилось испытывать. Но это последнее предательство Мамзели было просто невыносимо, я никогда еще не чувствовала себя так одиноко и беспомощно. Знаю, Лео, ты скажешь, она не ведала, что творит. Возможно, так и есть, но в тот момент мне было все равно. Я схватила чертов телефон, подарок дяди Лося, и с размаху зарядила им в стену, с удовольствием наблюдая, как он разлетается вдребезги. Потом упала на пол и стала бить по осколкам кулаком, хотя острые куски пластмассы вонзались в кожу и ранили до крови. Я каталась по полу и орала как раненое животное, потому что мой кит медленно умирал. Силы покидали меня, Лео. Я обещала тебе быть сильной, но, блин-трамплин, что все это значит? Если этот мир такой жестокий, то на фига вообще жить?
– Лися, что ты кричишь?
В дверях стоял насмерть перепуганный братишка, и мой кит стал по-быстрому отгребать обратно в море, все еще морщась от невыносимой боли. Но я не могла успокоиться, сидела, обхватив колени, и орала во весь голос. И тут Васек стал строгим, как наш учитель физкультуры Гаврила Петрович. Он в упор посмотрел на меня и на чистом русском языке проговорил: «Тантрум – раз, тантрум – два, тантрум – три». И везде были все буквы, Лео. Даже чертова буква «Р», о которой я даже мечтать не могла. Все буквы Т-А-Н-Т-Р-У-М, все до единой. Мой брат заговорил, он перестал бормотать на языке касаток, когда только я его понимала. Теперь все у нас должно быть хорошо. Я заплакала и обняла его.
– Лиса, не плачь, я люблю тебя!
И снова все буквы, Лео! Все до единой! Как жаль, что ты не слышал.
Я рассказала Киру, что нам теперь домой путь заказан. Мамзель с Лосем оказались заодно, либо он так запудрил ей мозги, что разговаривать с ней просто бесполезно. Короче, мы решили ехать в город, а оттуда на поезде – к бабушке Тимиридни на юг.
– Ты поедешь с нами, Кир? Бабуля добрая, она всех примет. Она же родственница дяди Лео. А он был очень хороший человек.
– Не надо вам туда ехать. Я слышал, там война, по телику говорили. Подожди пару дней, я что-нибудь придумаю.
– Слушай больше свой телик, там одно вранье.
– Я не пущу тебя!
– Кир, поехали с нами. Я прошу тебя, ты так мне нужен. Я не могу с тобой расстаться, мы же только недавно нашли друг друга.
Кир вдруг стал грустным-прегрустным и, отведя глаза, произнес:
– Лиса, прости, я не могу. Это разобьет ей сердце. Моей матери. Я же у нее один на свете. Я не могу вот так ее бросить. Я закончу учебу и найду тебя. И мы поженимся. Что скажешь? Ты не обидишься на меня?
Мне снова стало невыносимо грустно, мир словно рушился у меня на глазах, разлетаясь на миллиард пластиковых кусочков, как мой мобильный об стену. Но я понимала Кира. Если бы у меня была такая мама, я бы сделала точно так же. Поэтому я ответила в его стиле:
– Ты че, дурак, что ли?
Мы быстро собрались и через час уже были на Финляндском вокзале. Кир решил проводить нас до города.
– Слышь, Лиса, прежде чем ты уедешь, давай заскочим к тетя Ясе. Я хочу кое-что разъяснить. А вдруг твой отчим и правда не виноват? Может, это была случайность или что-то в этом роде. Я вспомнил, как Ярославна говорила маме о том, что люди неправильно все поняли. И потом, тебе самой не любопытно узнать про капсулы времени? Что-то подсказывает мне, что Костров оставил после себя большую тайну. Вдруг она как-то поможет нам не разлучаться.
– Не знаю, Кир. Я два раза в жизни натыкалась на эти капсулы, и все время они тащили одно говно на мою голову. Первый раз – когда мы оказались в заброшенной деревне, про которую никто и не знал. Мы отодрали медную табличку, и сразу все полетело вверх тормашками. Бабка нас выгнала, тебя я потеряла. А второй раз – когда Васек выкопал таблетку Кострова, тогда все еще жестче пошло. Одному богу известно, как наша жизнь сложится дальше. Я вот честно скажу тебе, что-то побаиваюсь я этих машин времени с недавних пор.
– А я – наоборот. Смотри, если бы не первая капсула, ты бы никогда не встретила дядю Лео, а он ведь клевый чувак и любил тебя как родную. Если б не он, возможно, бабка так и тянула бы из вас жилы до сих пор. А если бы не вторая капсула, мы бы с тобой не встретились снова.
– С чего ты взял?
– Да так. Хочу заехать к Ярославне и проверить одну теорию. Погнали, тут недалеко, я адрес у мамки спросил, сказал, что хочу отвезти ей капсулы, которые нашел. Говорю тебе, Костров был настоящий шаман.
Дверной звонок долго пел «К Элизе» Бетховена. Я решила, что это хороший знак.
Тетя Яся открыла дверь с радостной улыбкой, словно давно ждала дорогих гостей. Оказалось, что тетя Лена позвонила ей и предупредила о том, что Кир сегодня заскочит и привезет кое-что важное. Она очень обрадовалась моему братишке. Не знала, чем порадовать малыша. Взяла с полки и подарила ему очень старую модельку машинки, кабриолет или что-то в этом роде. Кир сказал, что это коллекционная. Я стала париться, что Васек тут же сломает раритет, но она велела мне не лезть, мол, это его личное дело, как обращаться с подарком. Сломает, значит, так и надо. Ведь игрушки должны служить детям, а не пылиться годами на полке у взрослых. Своих детей Бог не дал, хоть чужим порадоваться. Васек залез к ней на колени, и оба они смотрелись как на картине. Ярославна была и правда похожа на постаревшую Царевну Лебедь. Красивая фигура, тонкие пальцы и шея, огромные карие глаза. Если бы не длинные седые волосы, она выглядела бы гораздо моложе.
Тетя Яся жила в очень старом пятиэтажном доме. Как она сама рассказала – тут когда-то обитали самые первые петербуржцы. Длинный как кишка коридор уходил бесконечностью вдаль. А по бокам были комнаты, большие и маленькие. Казалось, что кто-то из наших предков прямо сейчас пройдет по длинному темному коридору с большим канделябром в руке. Еще в коридоре стояло огромное пианино с резными подсвечниками по бокам. Оно загораживало почти весь проход, я еле пролезла. Не знаю уж, как тетя Яся тут просачивалась, она покрупнее меня будет. Пианино пахло деревом и стариной, так что я не удержалась и нажала пару клавиш. Кир недовольно на меня цыкнул, а тетя Яся грустно улыбнулась. Точнее, улыбнулись ее губы, а глаза, кажется, когда-то замерли, да так и остались навсегда печальными. Впрочем, это ее не портило, скорее, наоборот.
– Инструмент расстроен, – сказала она. – Мастера пора вызывать. Но я скоро уезжаю, пианино мне с собой никак не взять, слишком большое. А жаль, это пианино в нашей семье как ангел-хранитель.
Ярославна рассказала историю про то, как во время войны их спасло пианино. Ее отец в блокаду работал на заводе неподалеку. Мама Ярославны выжила только благодаря тому, что не любила булку. Она съедала с нее сыр или колбасу, а кусок хлеба каждое утро прятала за пианино. Когда начался страшный голод и холод, бабушка собралась пианино на дрова рубить. Отодвинули они инструмент от стены, а там – батюшки родные, целое богатство! Запас сухарей, который нечаянно сделала маленькая девочка, помог им пережить лютую зиму. Вот так пианино их накормило. А на дрова пустили паркет.
Пока Васек гонял машинку по огромному коридору, мы пошли пить чай в гостиную. Чувствовалось, что Ярославне не терпится увидеть капсулу, и Кир протянул ей на ладони маленький квадратик с фото. Она взяла его, посмотрела, потом поднесла к губам и долго-долго так держала, уйдя глубоко в себя. Мы старались ей не мешать и радостно наворачивали бутерброды – время было обеденное, а мы с раннего утра ничего не ели. Так прошло минут пять, и Кир наконец не выдержал:
– Тетя Яся, а что это за штука такая, эти таблетки? Для чего они?
– Это долгая история. Спасибо, что привезли ее. Это одна из первых его капсул. Наверное, когда дом рухнул, она и вывалилась.
– Ничего, мы не сильно торопимся, – прочавкал Кир, засовывая в себя очередной бутерброд. – Рассказывайте по порядку, не волнуйтесь.
Я пнула его ногой под столом. Чувствуется же, что у человека личная драма, а он тут беспардонно жрет. Кир намек понял и быстро все проглотил.
Тетя Яся рассказала, что они с мальчиком Марком ходили в одну гимназию. И в предпоследнем классе он пригласил ее танцевать на школьном балу, после чего они влюбились друг в друга до умопомрачения. Родители тети Яси были жуткие строгачи. Будучи потомственными петербуржцами, они выделывались на этой почве и пацана на порог не пускали. У Марка же, наоборот, семья была очень дружная, но бедная. Жили они в том же доме и даже подъезде, что и семья Ярославны, только на первом этаже. Жили – не тужили в коммуналке, где было тесно и грязно, но весело. Мама Марка работала дворником. Они приехали с юга, и, для того чтобы получить жилье, им пришлось, как сейчас говорят, немного понизить статус. При этом фраза «ни фига не делаешь – будешь всю жизнь улицы мести» была актуальна еще в те далекие времена. Семья Кострова, с точки зрения местной интеллигенции, считалась низшей кастой. Не знаю конкретно, что это такое, дядя Лео говорил, что в Индии так называют бродяг и прочий сброд. Так вот как-то раз мама Ярославы увидела, как они с Марком на лестнице целуются. Что тут началось! Ярославна кричала, что родители им не указ, они теперь с Мариком муж и жена, будут вместе навсегда, отныне и вовеки веков, аминь! В ответ мать быстро собрала непокорную дочь в дорогу и отправила к бабушке в Сибирь – заканчивать школу и поступать там же в институт. Сама тоже поехала с ней, чтобы та по дороге глупостей не учудила и не сбежала обратно в Питер. И так получилось, что там они остались жить на много-много лет. Марку тоже пришлось не сладко. Когда любимую насильно увезли и растаяла последняя надежда, что девушка вернется домой хотя бы на каникулы, Марк начал закладывать капсулы времени. Точнее, так. Первый раз дети участвовали в церемонии закладки послания в будущее вместе со всем классом. Марка, Ярославну и всю школу тогда вывезли отдыхать в новый пионерский лагерь. Дети даже расписались на огромном ватмане, где было пространное письмо строителям коммунизма.