Комитет по контролю за наркотиками при Министерстве здравоохранения РФ внес экстази в список сильнодействующих препаратов. Это означает, что торговец, задержанный при продаже хотя бы одной таблетки, наказывается судом так же, как человек, сбывающий наркотики крупными партиями, — лишением свободы от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества.
(Справка)
С первого взгляда Мишаня Берсеньев жил скромно, по-спартански. В одном углу комнаты находился обшарпанный диван, во втором — покрытый царапинами полированный шкаф, а на стене висел загаженный мухами плакат с изображением Аллы Борисовны в период ее парного пения с Кузьминым, — словом, ничего особенного. Однако в одном из ящиков древнего как мир серванта Савельев сразу же наткнулся на подключенную сотовую трубу, причем не какую-нибудь там бросовую «Нокию», а на солидный, дорогой «Бенефон». В необъятных недрах бельевой тумбы был укрыт навороченный шарповский моноблок — телевизор с видаком, а в маленькой шкатулке на книжной полке обнаружился золотой перевес с крестом размеров просто неприличных.
Создавалось впечатление, что деньжата у Берсеньева водились, однако наличие их он всячески скрывал. Савельев задумчиво покачал головой: да ты, Мишаня, видать, темная лошадка. Конечно, следовало бы устроить генеральный шмон и выяснить-таки, чем дышал покойный, но, вспомнив о Кате, печальной, одинокой и томящейся в ожидании встречи с ним, Юрий Павлович, вздохнув, совсем уж было собрался на выход, как внезапно проснулся «Бенефон» в серванте.
— Салам, Хвост. — Голос в радиотелефоне был злобно-отрывистый. — Люди нормальные сидят на фонаре, кидают психа, а ты трубу отключил, сам не прорезался, даже звякнуть не потрудился — не в жилу это, будешь оштрафован на пятихатку.
На краткое мгновение монолог прервался, потом уже тоном пониже Савельева спросили:
— Как прошло, по железке?
— Нормально все. — Юрий Павлович сглотнул слюну и, мгновенно догадавшись, что с головой окунулся во что-то удивительно нехорошее, жалобно заскулил в трубку: — Траванулся чем-то в дороге, нутро выворачивает так, что охоты — ни до чего на свете. Отойду, нарисуюсь завтра.
— Скурляешь, потому что захезал. — Голос стал презрительно насмешливым. — Жду завтра поутряне, опоздаешь — рога обломаю. Адья. — И связь прервалась.
«Из огня да в полымя». — Ликвидатор вдруг почувствовал, что на ум ему усиленно поперла соответствующая моменту народная мудрость — хрен редьки не слаще, свинья грязи найдет. Тяжело вздохнув, он мысленно согласился: «Это уж точно». Милейший парень Мишаня, как видно, оказался контрабандистом, а вот что именно таскал он из поганого Амстердама, это вопрос, хотя не такой уж и сложный, скорей всего, наркоту. Внутренний голос настоятельно посоветовал Юрию Павловичу линять немедленно.
Он быстро оделся, погасил в комнате свет и, чисто из профессионального интереса подхватив берсеньевский чемоданчик с «бенефоновской» трубой, выскользнул в темноту лестничной клетки. Он принялся неслышно спускаться вниз, однако уже около самой входной двери от стены отделились две тени, и одна из них, оказавшись высоким широкоплечим амбалом, профессионально въехала Юрию Павловичу прямо в челюсть. Движение было настолько неожиданным и быстрым, что Савельев уклониться не смог и только успел подставить под удар верхотуру черепа. В голове у него зашумело сразу, а уже знакомый телефонный голос совсем рядом прошипел:
— Захарлить товару на сто кусков надумал, сука. А ну-ка, Клест, пусти ему квас, чтобы ботало распряглось.
В руке амбала щелкнула пружина накидыша, и Савельев тотчас ощутил, как его восприятие окружающего начало стремительно изменяться: он как бы провалился в другой пласт бытия, где время течет неизмеримо быстрее, а смерть не вызывает страха. Без промедления нога ликвидатора нанесла неуловимо короткий удар микацуки-гири, чем-то напоминающий движение метлы, и выбитый нож врезался в стену с такой силой, что пластмассовая рукоять разлетелась на куски.
Такой прыти от Мишани Берсеньева никто не ожидал — телефонный собеседник остолбенел, а амбал инстинктивно отшатнулся назад. В следующее мгновение Юрий Павлович, вложившись, впечатал основание ладони ему в область носа. Всегда самые опасные удары — те, которые не видны. Противник Савельева, не успев даже вскрикнуть, ткнулся лицом в бетон пола уже мертвым, потому как острые костяные осколки проникли ему в мозг.
Звук от упавшего тела еще висел в воздухе, а Савельев, действуя подобно автомату, уже сблизился со своим телефонным абонентом и коротким страйком локтя, усиленным встречным движением другой руки, проломил ему висок.
«Время, время, время». — Ликвидатор кинулся под лестницу к двери в теплоцентр и, без особой надежды на успех ухватившись за замок, внезапно с удивлением почувствовал, как огромный ржавый монстр под его пальцами вдруг выщелкнул массивную дужку. Мгновенно Юрий Павлович дверь распахнул, в темпе, как мешки, втащил оба мертвых тела внутрь и, уверенно двигаясь в страшной духоте среди нагромождения мусора, обрезков досок и кирпичей, принялся заталкивать убитых за штабеля ржавых радиаторов. Там он их тщательно обшмонал и содержимое их карманов распихал по своим. Не обнаружив автомобильных ключей, расстроился — на улице, значит, еще кто-то есть в машине.
Посмотрев на часы, ликвидатор тяжело вздохнул. Только сейчас до него дошло, что ни одна лампочка в подвале не горит и все происходит в полнейшей темноте. «Чушь какая-то». — Юрий Павлович тупо уставился на искривленное предсмертной мукой лицо амбала, перевел взгляд на татуированную руку своего телефонного собеседника и внезапно ощутил, что сознание его устремилось через бездну тысячелетий в прошлое.
«Именем истинного и вечно живущего Элоима, Арехима, Рабура, — губы Савельева начали двигаться помимо его воли, а тело вытянулось в струну, — заклинаю и призываю вас, дети мрака, приходите и делайте свое дело». Где-то неподалеку раздался писк, смешанный с омерзительным царапаньем когтей, и из-за ближайшей кучи мусора к неподвижным телам людей направилась здоровенная рыжая крыса. Тут же послышался шорох в другом месте, и сразу две хвостатые твари, вспрыгнув мертвому амбалу на грудь, впились острыми зубами в его щеку. Спустя минуту убитых накрыл шевелящийся мохнатый ковер, и весь подвал наполнился звуками поедаемой плоти, однако, вспомнив об ожидающем на улице автомобилисте, Савельев наблюдать до конца не стал, зловеще улыбнулся и двинулся к выходу. Замок на дверях теплоцентра защелкнулся без труда, остатки разбитого ножа тоже отыскались удивительно легко, и, подобрав их, Юрий Павлович направился из парадной прочь.
На улице Тракторной с фонарями было напряженно. Видимо, не любило местное население яркого света, однако даже в царившем полумраке Савельеву сразу бросилось в глаза сияние, излучаемое полированными боками черт знает как называемой иномарки. Резко распахнув переднюю дверь, он пронзительно выкрикнул Слово Анубиса и сопроводил его Знаком Шакала, а когда рулевой от неожиданности замер, ликвидатор, уставившись ему в глаза, твердо произнес:
— Я повелеваю тебе спать. Сон одолевает тебя.
Сразу же водительский взгляд остекленел, нижняя челюсть отвисла, и Савельев дотронулся указательным пальцем ему до переносицы:
— Ты поедешь через Неву очень быстро и на самой середине повернешь направо.
Выражение лица рулевого не изменилось, однако, не отрывая глаз от точки, расположенной где-то в бесконечности, он тут же захлопнул дверь, заученным движением перевел рычаг в положение «вперед» и до упора вжал в пол педаль акселератора.
«Господи, как хочется есть». — Сморщившись от резиновой вони провернувшихся на месте колес, Савельев посмотрел иномарке вслед и направился к родной «восемьдесят третьей». Своему внезапно открывшемуся дару внушения он почти не удивился: ниндзя и берсерки, похоже, проделывали то же самое, а вот номер с крысами — это нечто. «Может, в цирк податься, смертельная гастроль „властелин крыс“, это впечатляет». — Мрачно улыбнувшись, Юрий Павлович залез в уже остывшую машину. Даже не позволив двигателю нагреться, он начал выруливать на проспект Стачек. Около метро он остановился, не торгуясь, приобрел ведро роз и, затащив его в свою лайбу, принялся опустошать прилавок ближайшего «ночника».
Украв фирменную магазинную корзинку, Савельев с удобством погрузил харчи в «восьмерку», посмотрел на часы, вполголоса выругался и покатил что было мочи по направлению к Васильевскому острову. Он так спешил, что даже не притормозил на мосту бедного Лейтенанта Шмидта, с высот которого толпы автолюбителей изумленно взирали на сияние фар иномарки, пробивавшееся со дна Невы сквозь мутные осенние воды.
Глава восемнадцатая
— Здравствуй, дорогой… — Пахло от Кати обворожительно, а когда она на секунду к Савельеву прижалась, стало ясно, что под легким шелковым халатиком у хозяйки дома ничего не было.
При виде роз она восхищенно вскрикнула, и выражение непонимания на миг промелькнуло на ее хорошеньком личике. Не упустив этого из виду, Юрий Павлович сказал:
— Я сейчас, пардон, — и направился к машине за корзиной со жратвой.
Берсеньевский чемодан он решил оставить в «восьмерке» — авось не упрут. Укрыв его от любопытных глаз доставшейся еще от прежнего хозяина брезентухой, киллер, не дожидаясь лифта, помчался по лестнице наверх.
— Это что? — Улыбаясь, Катя показала на здоровенный осколок гранита, для устойчивости ранее помещавшийся в ведре с розами. — За пазухой места не нашлось?
— Это булыжник, оружие пролетариата, гордись. — Савельев лихо подмигнул обоими глазами и принялся стаскивать куртку. — Можно я вначале помоюсь, а то кровавый пот с трудовой грязью на мне в три слоя?
— Что-то не очень ты похож на пролетария. — Задумчиво посмотрев на гору продуктов, Катя потянула корзину на кухню, а Юрий Павлович отправился отмокать в ванну.
Рыжий хозяйский кот Кризис, сладко почивавший там на ящике с грязным бельем и почему-то невзлюбивший Савельева с самого начала, при виде его моментально распушил длинный полосатый хвост, зашипел и стремглав бросился под вешалку в прихожей.