— Кастрировать тебя надо, гад мартовский. — Ничуть не обидевшись, ликвидатор залез под душ, долго тер мочалкой намыленные члены и наконец, облаченный в махровый халат и подгоняемый обильно выделяющимся желудочным соком, с энтузиазмом отправился на кухню.
Оказывается, к его приходу хозяйка дома затушила кролика в сметанном соусе с грибами, кроме того, наготовила всяческих салатов и с тонким вкусом выбрала согласно случаю вино — «Молоко любимой женщины».
— Иди сюда, моя сладкая. — Савельев неожиданно почувствовал, как сильно он соскучился по упругому Катиному телу, ее властным, но ласковым рукам, и, забыв про накрытый стол, принялся страстно целовать ее соски под тонким шелком халата.
Они моментально сделались твердыми, послышался негромкий стон, и Юрий Павлович ощутил, как женские пальцы, призывно коснувшись его бедра, начали медленно подниматься вверх. «Нет, милая, сегодня командовать парадом буду я». — Резко развернув партнершу спиной к себе, он уткнул ее лицом в стену и одним мощным движением вошел внутрь.
Когда все-таки дело дошло до ужина, обволакивавший кролика соус превратился во вкуснейшее желе, в котором попадались приятно хрустевшие на зубах кусочки грибов. Очень скоро с остывшим жарким было покончено. Взглянув на свою обнаженную сотрапезницу, медленно потягивавшую «молоко чьей-то любимой женщины», Юрий Павлович вновь ощутил знакомое томление в членах и потащил Катю в кровать.
Однако всему почему-то наступает конец, и когда, обессилев, любовники угомонились, время было уже далеко за полночь. Как это обычно бывает при заморозках, небо прояснилось. Лучик молочно-белого лунного света, пробившись сквозь щель в занавесях, заставил Катю отвернуть лицо, и внезапно она коснулась рукой Савельевского локтя:
— Берсеньев, не спи, лучше скажи, что это? Я еще вчера заметила. — И она указала пальчиком на наследный Юрия Павловича перстень, от которого в полумраке комнаты исходило тусклое багровое мерцание.
— Достался по случаю. — Савельев внезапно почувствовал, как усталость стремительно навалилась на него своим свинцовым крылом. Широко зевнув, он стал поворачиваться на бок. — Спи, родная.
— Постой, постой. — Будучи дамой весьма любознательной, Катя не успокоилась и, ухватив ликвидатора за ладонь, внимательно вгляделась. — Смотри-ка, на нем еще и написано что-то.
Действительно, все кольцо было покрыто крохотными, будто острием иглы нацарапанными знаками, которые едва различимо светились в полумраке ночи, однако Савельева это совершенно не трогало — широко улыбаясь, он пребывал в забытьи под крылом Морфея.
«Вот они, мужики, все одинаковые — нажрутся, потрахаются и спать». — Не поленившись, Катя соскочила босыми ногами на паркет, выудила на ощупь из своей сумочки японскую капиллярную авторучку и, отчаянно зевая, принялась срисовывать на обложку женского романа мадам Токаревой непонятные письмена с перстня. Наконец, провозившись битый час, она зашвырнула книжонку в кресло, с целью профилактики преждевременного увядания намазала соски грудей каким-то патентованным снадобьем и, устроившись с удобством на широком плече Юрия Павловича, мгновенно уснула.
А буквально через пару часов пронзительно зазвенел зануда будильник. Проклиная в душе свою тяжелую женскую долю, невыспавшаяся Катя принялась собираться на службу. Пустив прохладную воду, из-под душа она вышла уже окончательно проснувшейся. Зажгла на кухне плиту и поставила на конфорку джезву. Когда иссякла чашечка огненно-горячего кофе, Катя занялась макияжем. Наконец, уже в дверях, она вспомнила о своем ночном трудовом подвиге. Вернувшись в комнату за книгой с испоганенной обложкой, ей вдруг страшно захотелось сорвать с себя все с таким старанием надетое и прижаться крепко-крепко к безмятежно спавшему Юрию Павловичу.
Однако как-то обошлось. Справившись со своей плотью окаянной, страдалица упругим шагом направилась на автостоянку, решив поведать о каракулях на перстне своему начальству в лице Игоря Васильевича Чоха, который в области всего загадочного, видимо, уже не одну собаку съел.
Савельев же бодро проснулся около полудня, с хрустом потянулся всеми своими членами и, заметив написанное крупно, без наклона послание в свой адрес: «Жду вечером непременно», улыбнулся и направился по утренним делам. Как следует вымокнув под душем, он минут сорок посвятил своим конечностям и позвоночнику, а когда почувствовал, что организм после ночного сна пришел в норму, отправился на кухню завтракать.
Говоря откровенно, Катя готовила не очень, то есть, называя вещи своими именами, весьма посредственно. В крабовом салате было слишком много лука, отчего вкус членистоногих терялся, в «Оливье», наоборот, не хватало майонеза, а мясо было нарезано огромными кусищами, однако Савельев был негордый и от предложенного отказываться не привык.
Завершив завтрак чаем с черт знает чем начиненной коврижкой, он вымыл посуду, зачехлил, надо думать на время, ложе любви и, щелкнув тумблером сигнализации, входную дверь захлопнул — ключей ему никто не оставлял. Внизу у «восьмерки» его ожидал неприятный сюрприз: какая-то несознательная сволочь отломала у нее правое наружное зеркало, однако все остальное, слава труду, было цело. Дав своей бедной «девочке» погреться вволю, Юрий Павлович в задумчивости порулил на Серебристый бульвар.
Как-то странно все складывается — в этом городе у него имелись два законных места обитания, а он ни в одном из них даже появиться не может и вынужден обретаться в гостинице, — за что караешь, Господи? А может, правы были товарищи коммунисты и взаправду Бога нет, иначе с каких это хренов такой бардак вокруг творится? Или наоборот, так и должно быть?
«А, плевать, лучше ни о чем не думать». — Юрий Павлович скривился, как от зубной боли, залил на ближайшей заправке полный бак и вдумчиво запарковал машину неподалеку от гостиницы. Не торопясь, он поставил «восьмерку» на сигнализацию, легко подхватил берсеньевский чемодан и гуляющей походкой направился к себе в номер.
Там все было без изменений — деньги лежали на месте, еле видимые волоски, прилепленные ликвидатором в подвергаемых обычно проверке местах, находились в сохранности. Заперев дверь, Юрий Павлович перенес настольную лампу с тумбочки на стол. Туда же он положил берсеньевский чемодан и поначалу долго осматривал его снаружи, аккуратно протыкая мягкую кожу иглой и обнюхивая. Затем откинул крышку и принялся тщательно изучать его содержимое. Скоро его внимание привлекли две продолговатые картонные коробочки, перевязанные красивыми красными лентами и обещавшие, если судить по надписям, райское наслаждение (не путать с «Баунти») каждой настоящей женщине. Хмыкнув, ликвидатор быстро развернул упаковку и обнаружил, что покойничек Мишаня сподобился приволочь из Амстердама два здоровенных искусственных члена — угольно-черный и огненно-рыжий, про которые было написано на этикетке, что размером они соответствовали детородному органу мамонта.
«Больные люди». — Ликвидатор вставил в слоновью гордость батарейки, потихоньку крутанул регулятор и, сразу же ощутив, как резиновое чудо мелко завибрировало, усмехнулся — нет уж, как бы там ни было, но на идиота Берсеньев похож не был. Тут же в руках ликвидатора оказался нож. Располосовав искусственный член со сноровкой маньяка, Савельев обнаружил в толще латекса трубчатый контейнер, плотно набитый колесами в разноцветных рубашках. Произведя подобную операцию с другой женской отрадой, Юрий Павлович снова наткнулся на тайник с наркотиками и одобрительно покачал головой — хорошо придумано, запах резины забьет нюх у собак, а потрошить без наводки вряд ли кто станет.
Теперь уже было совершенно ясно, в какое именно дерьмо залез Савельев:
1 — замочил курьера солидной наркоструктуры,
2 — затем отправил ему вдогонку, как видно, наркома с поддужным,
3 — а кроме того, опустил вышеуказанную организацию тысяч на сто зелени.
Вероятно, после всего этого до него попытаются вначале дозвониться, будут предлагать на сладких условиях отдать товар, и, если он клюнет, наркотик заберут силой, а его самого убьют медленно и мучительно. Так что похоже, трубку вообще включать не следует, нет его в природе, испарился. Вздохнув, Юрий Павлович аккуратно развесил берсеньевские шмотки в шкафу, наркоту убрал подальше и, разложив на столе трофеи, добытые из карманов убитых врагов, принялся их рассматривать.
Так, ключи от входных дверей, пирожидкостной комплекс «удар» — хорошая штука, поэффективней газового ствола, наверное, будет; потертый кожаный лопатник с пятью тысячами зелени. Ребята ему попались непростые, портативный электрошокер в форме пачки «Мальборо» — тоже неплохо. Зажигалка, сигареты, нож-прыгунок с рукояткой в форме женской ноги — занятная вещица, да и движок им можно заглушить в шесть секунд, а это еще что такое?
В руке Савельев держал карточку-заместитель — кусочек плотной бумаги, хорошо знакомый каждому, кто постоянно имеет дело с боевым оружием. Все очень просто: берешь в ружпарке свой табельный ствол, а картонку с личными данными кидаешь на его место в ячейку, и потому в ней пусто никогда не бывает. «Ну и дела». — Ликвидатор вздохнул и сделался мрачным, потому что на карточке-заместителе, изъятой из кармана едва не убившего его амбала, по самому верху было гордо начертано: «МВД РФ», а чуть пониже: «Капитан Коршунов А. С.».
Глава девятнадцатая
«Вот она, жизнь, менты в наркобизнес подались, хотя это не факт, карточка-заместитель может быть и не его. А тогда, спрашивается, какого хрена он ее таскает с собой? — Савельев поднялся из-за стола и, разминая ноги, сделал круг по комнате. — Наверняка ведь было и удостоверение, просто в спешке найти его оказалось не так просто, так что, наверное, читают его теперь крысы в теплоцентре, если не сожрали, конечно». Вернувшись на место и раскрыв водительские корки на имя Коршунова, Юрий Павлович уверился в правоте своих мыслей, хрустнул чьей-то початой упаковкой «Сумамеда» и принялся неторопливо листать записную книжку Берсеньева.