– Заметать ваши следы.
Действительно, посланный как‑то назад Скотт вернулся с очень озабоченной миной. Следов, и вправду, не обнаружилось. Сломанные ветки были аккуратно обрублены у оснований, а вместо вереницы протоптанных следов, относительно ровная корка быстро сохнущей грязи – словно после дождя. Но Рика всё равно не отпускало ощущение, что их наниматель не договаривает слишком многого.
Единственное, что хоть как‑то успокаивало, – это то, что проблем от Хаса не было. Он не оспаривал лидерство Рика, не осложнял отношений ни с одним членом команды. Он даже отказывался от еды, и этим, надо сказать, вызывал более чем здоровое недоумение подопечных командира. Лишь изредка брал какой‑то мелкий, словно для кошки, кусок съестного и опять, ни слова не говоря, уходил в неизвестность.
А ещё Рика очень злил этот лес. После выхода из Риндейла было решено двигаться на север – в обход Салианского леса, к парому через реку Ролк. Там отряд должен был переправиться в соседнее княжество Северного Льва Аларика IV, где прикупил бы провианта и предпринял марш‑бросок в опоясывающие северо‑восточную часть княжества горы. Почему‑то, основываясь на предыдущих походах, оказывалось, что сигмары чаще всего рождаются именно в горах со значительным перепадом высот. Но, едва отряду стоило остановиться в половине пути от парома для более детального составления маршрута, как оказалось, что всё не так просто, как хотелось бы.
Джефри – Искатель сигмаров, работающий в связке с Риком, без которого поиск ключей к мирам был бы обречён на поражение, и Дарующим Фениксом, вычислил, что в окрестностях родились целых три сигмара. Один действительно был в горах Стайка – на самом крайнем северном Мысе Копья, другой – на дне Оруэлского моря, в которое впадала река Ролк. А вот третий ключ находился в глубине Салийского леса – в пяти днях пути от места привала отряда.
Определяющим фактором стало нежелание почти всех членов команды, в том числе и Хаса, идти в горы. Следовательно, дополнительно тратиться на пошлины и провиант. К тому же, как справедливо заметил Феникс, имеющий среди своей многочисленной родни и охотников и рыболовов, в лесу вполне реально разжиться едой, отличной от коры и корешков.
В тот же день команда изменила свой маршрут и вошла на территорию Салийского леса, названного так в честь оккупировавшей эти территории во время Последней войны расы салийцев – низкорослых, однако весьма гибких и пластичных заклинателей животных. Из оружия они владели лишь небольшими каменными ножами, которые делали на манер метательных – с примитивной рукоятью в виде обмотанной вокруг тупой половины камня тряпицы и широким листообразным клинком. Большей частью за них воевали одурманенные или попавшие под ментальный гипноз животные. Под воздействием салийцев они становились буквально одержимыми, и от такого зверя спасало, разве что, отсечение головы последнего.
Все салийцы, без исключения, носили деревянные маски с прорезями для глаз. Такая маска не снималась ни при каких обстоятельствах – даже после смерти, воина хоронили в глубокой яме с листвой, не снимая с лица этого таинственного покрова. Если с убитого карлика кто‑то из врагов в пылу сражения пытался содрать маску, то в его разум незамедлительно вторгался зверь – мифический дух Ойро Н Околе, верный страж мёртвых тел, – и бедняга превращался в буйно помешанного психа, который кидался на окружающих, пытался выцарапать им глаза, разорвать рот или перегрызть вены.
Ещё, поговаривают, что Дарующие салийцев могли сами превращаться в зверей, но один нюанс сводил на нет все возможные с этой метаморфозой нападения или диверсии. Дарующего, принявшего звероформу, всегда можно было опознать по той же самой проклятой маске. Она сохранялась даже в теле зверя. Деревянный предмет находился строго на затылке, прирастая, словно второе лицо…
На данный момент, однако, проверить правдоподобность всех этих мифов не представлялось возможным, ибо салийцы, впрочем, как и большинство остальных рас, оказались полностью уничтожены во время Последней войны. Хотя, ходят слухи, что ещё можно встретить некоторые виды зверушек, которых они скрещивали и целенаправленно выводили для охраны собственных границ…
До наступления темноты группа оставила за собой не меньше пяти миль – такое ощущение, что лес им был, мягко говоря, не рад. Путь отряда постоянно преграждали череды холмов и размытых оврагов; заросли ненавидимой всеми жал‑травы, способной своими узкими колючками пробить даже тунику и располосовать кожу на лоскутья; непролазные буреломы. Кое‑где стволы толстенных – в несколько обхватов – деревьев настолько близко располагались друг к другу, что в совокупности составляли единую монолитную стену, которую приходилось то обходить широкой дугой, то по одному протискиваться в узкие щели, изредка помогая себе оружием. У Рика создавалось впечатление, что его отряд прорывается с боем.
Впрочем, буквально на следующий день это ощущение притупилось – идти стало гораздо легче, хотя наемники всё равно умудрялись забредать в труднопроходимые места. И даже один раз наткнулся на храчча – хищник не мог не услышать, с каким треском и руганью пробирался сквозь лес отряд, и приготовился к пиру…или же просто защищать свою территорию…В общем, одни покойные салийцы знают, к чему он там приготовился, но замыкающие шествие Венн с Хасом среагировали быстрее. Открывающий Врата успел выставить перед распластавшимся зверем пилум, на который тот буквально насадил себя, а Хас моментально добил хищника одним ударом алой перчатки между лопатками.
Прорвав кожу, он с лёгкостью погрузил руку внутрь и одним неуловимым движением, слившимся с резким выдёргиванием руки обратно, с отвратительным щелкающим звуком сломал храччу позвоночник.
После этого случая, доверие отряда к Хасу несколько возросло, только не у Рика со Скоттом.
Тушу зверя пришлось оставить прямо на том же месте: выпаривать мясо храчча, выводя кислоты, позволявшие четырёхсотфунтовой туше развивать совершенно невообразимые скорости, было занятием более чем утомительным и требовало большого количества времени. И это – без учёта времени разделывания трупа. Суставчатые лапы храчча никуда не годились; массивный стреловидный хвост, который он использовал как лишнюю толчковую конечность – тоже; а уж про дополнительные когти по обеим сторонам живота вообще говорить не приходится.
Венн лишь срезал его глаза, похожие на выпученные яблоки на стеблях, и аккуратно упаковал в свой рюкзак. В городах за сушёные глаза храчча дают хорошую цену – и ворожеи и алхимики использую их в своих отварах – сравнимую со стоимостью нескольких пилумов, подобных тому, что Венн недавно лишился. Судороги зверя были настолько сильными, что копьё всё‑таки не выдержало его веса и сломалось. Древко расщепилось, а наконечник погнулся.
Больше до темноты никаких происшествий на долю отряда не выпало, и к наступлению сумерек Рик нашёл довольно неплохую поляну с несколькими вырванными бурей деревьями. Командир быстро составил график дежурств и распределил обязанности: Джефри занимается костром, а Венн пытается что‑то приготовить из скудного рациона, оставшегося после закупки в гостинице "Пережди ночь, пережди день". Хас, как и следовало ожидать, тут же опять куда‑то смылся.
Рик же на немой вопрос Венна лишь махнул рукой – он уже успел убедиться, что Хас каким‑то образом способен перемещаться по лесу незаметней, наверно, самих салийцев. Главное, что не привлекает к себе никакого ненужного внимания, и кельн с ним…
Рассеянно наблюдая за не слишком обнадёживающими попытками Венна приготовить что‑нибудь, пусть невкусное, но хотя бы съедобное, из весьма ограниченных припасов, Рик даже не заметил, как сон поглотил его с головой.
Моргана пришла в себя от того, что кто‑то ненавязчиво шлёпал её по щёкам. Она открыла глаза с явным намерением дать обидчику в лоб, и заметила, что находится в полуподвешенном состоянии.
Кевин одной рукой придерживал девушку за талию, а другой незамысловатым способом приводил в чувство. При этом с его лица не сползала ангельская улыбка.
– А ну, хватит! – прошипела девушка, отталкивая его руки, отстраняясь от молодого человека и принимая вертикальное положение. Голова до сих пор кружилась, а в глазах то и дело возникали разноцветные всполохи, но Моргана не привыкла проявлять перед кем бы то ни было свои слабости.
– Как вам будет угодно, – мило улыбнулся Кевин.
Моргана отскочила от него как ошпаренная и брезгливо приподняла губу.
– Ну и куда нас вынесло?
Без сомнения, это был лес. Не какой‑нибудь захудалый парк, а именно лес. Настоящий – с огромными деревьями‑исполинами, подметающими пышными верхушками небеса; с мрачным ночным шелестом и раздававшимися поодаль потрескиваниями; с зарослями кустарников, в ночном свете предстающих в позах невообразимых монстров; с непроходимыми чащобами и буреломами; с неповторимой свежестью и чистым воздухом…
Кевин невинно передёрнул плечами.
– Я бы сам не отказался узнать… кажется, нам туда.
Моргана обернулась – действительно, сквозь хитросплетения веток был заметен отблеск костра и сопровождавшее его ровное бледно‑оранжевое сияние.
– Думаешь? – не задумываясь, спросила девушка.
– Надеюсь, – хмыкнул Кевин и, бесцеремонно схватив Моргану за руку, потянул Говорящую за собой – напролом, через гибкие, оплетающие тело кустарники, хлещущие по глазам ветви и низко наклоненные, словно безмятежно спящие, кроны.
У костра сидело четыре человека. Один мужчина, прислонившись широкой спиной к стволу дерева, буквально клевал носом – его голова с каждым мгновением всё ниже и ниже опускались на грудь. Ещё один – внушительного вида брюнет с лёгкой щетиной, живыми зелёными глазами и отстранённым выражением лица, смотрел куда‑то вдаль. Рядом – на поваленном стволе – сидел ещё один мужчина. На вид очень уставший, с запавшими глазами и ввалившимися щеками, однако весьма довольный. Половую или даже расовую принадлежность последнего члена группы нельзя было определить никоим образом. Ссутулившись, неизвестный сидел с самого края – больше находясь в тени, к тому же закутавшись в какую‑то ветошь и накинув на голову низко спадающий капюшон.