«Наверно, начальство ждут!»
Сначала в бараке слышится тихий гул.
Немцы тоже его слышат.
Они очень спокойно и деловито выстраиваются в две шеренги, образовав длинный коридор между первым и вторым забором.
Гул становится все громче и теперь в нем можно различить человеческие голоса.
Через несколько минут гул превращается в какой-то ком, состоящий из людских криков, стонов и плачей…
И этот огромный ком катится именно сюда, в то самое место, где находится Роман.
Он чувствует, как холодок прокатывается по спине…
Упершись в ворота, ком на мгновение замирает… будто решает, входить или нет…
А в следующую секунду ворота резко отворяются.
Сперва отчаянно начинают лаять собаки…
Роман никак не может разглядеть всего из-за спин немцев и полицаев, что стоят плотным коридором, принимая в себя поток, льющийся из ворот.
А поток этот очень странный: старики крепкие и немощные; женщины молодые и не очень; дети постарше и совсем маленькие; чемоданы и ящички; сумочки и портфели; узлы и свертки.
Внутренний голос: «Что ж немцы не предупредили – я ведь так не успею все сосчитать!»
Роман как в воду глядел: на плацу очень быстро начинает расти гора вещей. А тут, как из-под земли, появляется уже знакомый офицер с переводчиком.
Переводчик (кричит) . Все вещи перетаскивать в барак!!! Офицер (кричит) . Шнэль! Шнэль!!!
Его «Шнэль!!!» сливается с сотней других «Шнэль!!!», несущихся со стороны ворот, пропускающих через себя людей, как фарш через мясорубку…
И вдруг… начинает строчить пулемет. Он строчит за вторым забором, но создается ощущение, что он строчит совсем рядом.
От неожиданности Роман приседает… В следующую секунду резкая боль пронзает низ живота…
Подводит Романа желудок.
Подводит, как может подвести приятель, на которого ты очень рассчитываешь, а он…
Роман с выпученными глазами озирается по сторонам.
Туалет, сооруженный из обрезков досок, находится в самом конце длиннющего забора.
Роман бросает вещи, что держит в руках, и бежит…
Брюки расстегивает на ходу…
Он только и успевает вбежать в туалет и присесть, как следом за ним вбегает молодой полицай, примерно его ровесник.
Он с разбега бьет Романа ногой так, что тот чуть не сваливается в выгребную яму.
И тут же, схватив его за лацкан пиджака, тащит наружу.
Роман, дико моргая глазами и удерживая двумя руками падающие брюки, слышит прямо над своим ухом: «Шо, жидяра, втикты хотив?!»От страха у Романа из головы выскакивают все слова. Пока полицай тащит его назад, он монотонно повторяет: «Я – учетчик!.. Я – учетчик!..»
Приходит в себя Роман, когда уже сидит еще с десятком людей на пригорке, чуть в стороне от «страшного коридора». Периодически мимо пробегают немцы.
Роман (монотонно) . Господин офицер!.. Я – Доцюк Роман Григорьевич… Вы назначили меня учетчиком… Я тут работаю… Вы меня слышите?…
Только тут Роман замечает, что говорит все это старику, раскачивающемуся из стороны в сторону.
У старика всклокоченные седые волосы и абсолютно белые, выцветшие глаза.
Он слеп.
Роман машинально отстраняется от него и натыкается на бледную старуху, завернутую в простыню, и склонившегося над ней немолодого мужчину в толстых очках… В следующее мгновение взгляд его упирается в двух черноглазых девочек, крепко обнявших друг друга…
И вдруг слепой старик начинает говорить…
Он говорит громко и нараспев: «Подобно Моисею, он выведет свой народ… Он выведет свой народ… Он выведет…»
Его голос тонет в общем гуле.
Тут кто-то дергает Романа за руку, да так сильно, что она чуть не выскакивает из сустава.
«Ты что ох… л, твою мать!!! Вставай!!!», и уже кому-то: «Та цэ ж наш, панэ полицай! С барака!..»
Роман оборачивается на голос и видит Николая, что вцепился в него, как окаянный, пытаясь изо всех сил оттащить от пригорка.
А со всех сторон несется: «Шнэль!.. Шнэль!.. Шнэль!!!»День сменяется ночью, а ночь новым днем.
Пулеметы снова строчат…
Вещей становится все больше и больше…
Люди в ангаре уже падают от усталости…
И только Роман все сортирует, раскладывает и считает…
Титр: «Спустя трое суток»
Вечер.
Еле волоча ноги, Роман вваливается в комнату.
Мать. Сыночек, дорогой! Где ж ты был?… Мы уже не знали, что и думать… В городе ж такое творится… Жена. Родненький мой, Ромчик…
И женщины заходятся плачем.
Отец мрачно сидит у стола…
Перед ним стоит бутылка самогона…Отец. А до нас немцы твои прыходылы… Кабаньчыка нашого «на время одолжили»…
И слеза выкатывается из его глаза.
Роман молча подходит к столу, наливает полный стакан самогона, выпивает, идет к полке у стены, берет старую школьную тетрадку, химический карандаш, садится к столу и начинает писать…
Поют первые петухи…
В доме тихо…
Роман спит, тяжело опустив голову на стол…
Из руки вывалился карандаш…
Рядом лежит тетрадка (панорама по листку):1. Чемоданы (большие) – 11336 шт.
2. Чемоданы (маленькие) – 9127 шт.
3. Рюкзаки – 6562 шт.
4. Портфели – 2768 шт.
5. Сумки жен. – 10965 шт.
6. Сумки дет. – 1743 шт.
7. Узлы (большие) – 3550 шт.
8. Уз…
Титр: «Прошла неделя…»
Утро. 7.00.
Роман вносит в барак охапку дощечек из-под овощных ящиков.
Пулеметы строчат, но Роман их почти не слышит, а голоса тех, кого уводят за забор, становятся глуше и уже почти не беспокоят его.
Внутренний голос: «Вот еще окно заделаю и порядок…»
Он начинает деловито и аккуратно заколачивать единственное окно.
Все дощечки ложатся плотно друг к другу, не оставляя ни одной щелочки.
И только крайнюю Роман прибивает не ровно, оставляя небольшой зазор для наблюдения.А вещи все прибывают. Их приносят два его помощника.
Роман исполняет свои обязанности по-деловому молча: принимает, пересчитывает, аккуратно сортирует по стеллажам и все подробно записывает.
В барак входят два немецких солдата с двумя стопками больших бухгалтерских книг.
Они кладут книги на стол и уходят.
Роман подходит к столу, долго смотрит на книги и… в глазах его вспыхивает огонек счастья, как у ребенка, которому на день рождения подарили то, чего он ждал целый год.
Внутренний голос: «Вот это хорошо!.. Это удобно!!! Теперь будет полный порядок!!!»
Он садится к столу, открывает одну из книг и видит штемпель «Киевский кожзавод». Роман аккуратно разглаживает первую, абсолютно чистую страницу и начинает писать…
«Перечень поступивших…»
Роман лишь на мгновение задумывается… но уже через секунду, отогнав от себя, как назойливую муху, какую-то мысль, продолжает.
В барак заглядывает Николай.
Николай. Перекур!.. Айда в туалет!..
Роман и Николай семенят в сторону того самого туалета. Николай забегает в туалет, а Роман стоит у входа, переминаясь с ноги на ногу.
Николай (выглядывая из двери). Ты чего?…
Роман отрицательно мотает головой.
Николай. Заходи, а то усцышься!..
Роман. Не могу…
Николай. Ты шо… про тот день?…
Роман. Ага!..
Николай. Погоди малехо!..Николай выбегает из туалета, на ходу застегивая брюки.
Николай. А куда ж ты ходишь?…
Роман. Когда как… А сюда пробовал… Не могу зайти…
Николай. Не боись!.. Мы новый барак ставим… Выкопаем яму, положим поперек жерди… И сри – не хочу!.. Главное, что живы!.. Бачишь, шо делается?…Николай хлопает Романа по плечу и друзья-приятели бегут на рабочие места.
Внутренний голос: «Ничего!.. Я по-быстренькому – туда и обратно!..»
Сигнал к обеду – сирена.
Роман берет свою миску и ложку, выходит из барака и идет к подводе, на которой располагается кухня.
Идет, смотря только в землю, считая мелкие камешки, попадающиеся по пути.
Внутренний голос: «Это вроде тренировка… Память развивает…»
У подводы приходится стоять в очереди: первыми идут немцы, а уж потом полицаи и рабочие. У раздачи висит большой плакат, написанный по-русски:
«Уносить обед с собой не разрешается! Есть на виду!»
Получив обед, Роман отходит в глубь двора, глядя в миску, пересчитывая крупинки в жидком супе.
Доев обед, он, по привычке, облизывает ложку и разворачивается, чтобы идти назад.
Его взгляд случайно падает на группку курящих: среди них и молодой полицай, что тащил его из туалета, – он что-то энергично рассказывает окружающим, кивая в сторону Романа.
Сердце Романа начинает бешено колотиться…
Он резко опускает голову и, чтобы не выдать своего волнения, медленно идет к бараку…
Его уши снова слышат выстрелы, голоса и стоны…
Внутренний голос: «Мое дело – считать!!!»
Две маленькие черноглазые девочки, те самые, что сидели на пригорке, берут Романа за руки и куда-то ведут… Роман послушно идет за ними… Они подводят его к небольшому белому холмику… Вдруг «холмик» начинает шевелиться… И оказывается старухой, завернутой в белую простыню… Она улыбается Роману беззубой улыбкой и, откинув одной рукой край простыни, другой манит его к себе…
Роман послушно ложится на простыню лицом к лицу со старухой… А это уже и не старуха, а тот молодой полицай… Он накрывает Романа с головой краем простыни… Роману нечем дышать…