Силы, чтобы противостоять жизненным трудностям. Да, он отметил, что сила у нее есть.
«Стыдно, — подумал он. — Стыдно, что я встречаюсь с ней только сейчас. При таких обстоятельствах. Мне, разумеется, следовало…»
Но затем на него нахлынуло воспоминание: Эрих мертв, причем с такой силой, что почти потемнело в глазах. Он поспешно допил вино и достал машинку для сигарет:
— Ничего, если я закурю?
Она снова слегка улыбнулась:
— Эрих курил.
Пока он скручивал сигарету и закуривал, оба молчали.
— Надо бы бросить, — сказал он. — Хотя так получается все-таки поменьше.
«Какого черта я болтаю о курении? — подумал он. — Какое имеет значение, что отец мертвого сына курит слишком много?»
Внезапно Марлен Фрей накрыла его руку своей (они сидят, и положить руку ему на плечо она не может!). Он почувствовал, как сердце пропустило один удар, и чуть не подавился дымом. Она, похоже, увидела его реакцию, но не стала притворяться, что ничего не заметила. Однако руку не убрала, а принялась всматриваться в него изучающими глазами, с чуть подрагивающими веками.
— Пожалуй, я смогла бы вас полюбить, — сказала она. — Жаль, что все вышло, как вышло.
«Вышло, как вышло? — подумал он. — Жаль? Довольно мягко сказано».
— Да, — отозвался он. — Я сожалею, что так мало общался с Эрихом. Следовало, конечно…
— Это не ваша вина, — перебила Марлен. — Он был немного… ну, как бы сказать? — Она пожала плечами. — Но я любила его. Нам было хорошо вместе, казалось, будто мы повзрослели оттого, что нашли друг друга… в каком-то смысле. И вот кое-что еще…
Это совершенно выпало у него из памяти.
— Да-да, конечно. О чем, собственно, речь?
Она отпустила его руку и некоторое время смотрела в чашку, медленно водя в ней ложкой.
— Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но дело в том, что у меня будет ребенок. Я уже на третьем месяце… ну, вот, собственно, и все.
— Господи! — воскликнул он и затем действительно подавился дымом.
Ранним утром во вторник Ван Вейтерен повез Джесс в аэропорт Зексхафен. Он сообщил и ей, и Ренате о разговоре с Марлен Фрей; Джесс позвонила той прямо в понедельник вечером и договорилась о встрече, как только она вновь приедет в Маардам. Хотелось надеяться, что уже к Новому году.
Предполагалось, разумеется, что Рената тоже поедет в аэропорт, но от нее пришло сообщение, что она проснулась с температурой и болью в горле. Ван Вейтерен благословил бацилл, подозревая, что Джесс тоже против них ничего не имеет.
Этим утром она опять держала его за руку, пока они почти ползком пробирались в автомобиле сквозь полосы тумана над Ландсмоором и Вейллем, — держала теплой рукой, которая временами крепко сжималась. Он чувствовал в этом знак дочерней любви и привычного страха перед расставанием. В такой день, разумеется, более сильного, чем когда-либо. Страха перед расставанием с корнями в этой равнинной североевропейской местности. С Эрихом. Возможно, и с ним.
— Как тяжело расставаться, — сказал он.
— Да, тяжело.
— Научиться этому невозможно. Правда, в расставании, пожалуй, есть и некий смысл.
Будто ненадолго умираешь, чуть не добавил он, но удержался.
— Не люблю аэропорты, — проговорила она. — Мне всегда страшно, когда надо куда-нибудь ехать. Эрих был таким же.
Ван Вейтерен кивнул. Этого он не знал. Он задумался над тем, как многого не знает о своих детях. Сколько он уже упустил, и сколько еще можно исправить и узнать.
— Впрочем, я ведь его очень плохо знала, — добавила она через некоторое время. — Надеюсь, Марлен Фрей мне понравится… у меня такое ощущение, будто он все-таки оставил по себе след. Да, очень надеюсь, что все сложится хорошо. Было бы ужасно, если…
Она замолчала. Он заметил, что у нее потекли слезы, и надолго сжал ее руку.
— Сейчас я все-таки чувствую себя лучше, — продолжала она, справившись с рыданием. — Лучше, чем когда приехала. От этого мне никогда не отойти, но временами я чувствую себя почти спокойной. Или просто от бесконечных слез чувства притупляются, как ты думаешь?
Он что-то промычал в ответ. «Нет, — подумал он. — Ничто не проходит, и гора все время только растет. День ото дня, чем старше становишься».
Когда они приблизились к аэропорту, она отпустила его руку. Достала из кармана бумажный носовой платок и вытерла под глазами.
— Почему ты ушел из уголовной полиции?
Вопрос застал его врасплох, на мгновение Ван Вейтерен почти растерялся.
— Даже не знаю, — ответил он. — Просто-напросто устал… вот, пожалуй, самое простое объяснение. Оно на поверхности, и я как-то не углублялся.
— Понимаю, — сказала она. — Да, на самом деле многое может обходиться без детального анализа.
Она умолкла, но он понимал, что у нее что-то на уме. Даже догадывался что именно. Через полминуты она продолжила:
— Странно, но я начала думать об одной вещи… никак не ожидала, что она будет меня волновать… поначалу, когда я узнала о смерти Эриха.
— Что же это? — спросил он.
Она снова замялась.
— Убийца, — наконец выпалила она. — Тот, кто это совершил. Я хочу знать, кто он и почему так произошло. Мне все больше хочется это узнать. Тебе это кажется странным? Я имею в виду, Эриха ведь все равно уже не вернешь…
Он повернул голову и внимательно посмотрел на дочь.
— Нет, — ответил он. — Ничего странного тут нет. Я считаю, что это одна из самых нормальных реакций, какие можно себе представить. Причина, по которой я ушел из полиции, существует, но была и причина, почему я начал там работать.
Джесс посмотрела на него сбоку и медленно кивнула:
— Пожалуй, я понимаю. И сейчас ты думаешь так же?
— Сейчас я думаю так же.
Она немного помолчала перед следующим вопросом:
— И как идут дела? Я имею в виду — у полиции. Ты что-нибудь знаешь? Они поддерживают с тобой контакт?
Он пожал плечами:
— Не особенно. Я просил их об этом, но не хочу слишком давить. Когда они до чего-нибудь докопаются, то, естественно, сообщат мне. Возможно, я поговорю с Рейнхартом и попробую что-то разузнать.
Они подъехали к аэропорту. Ван Вейтерен свернул в парковочный гараж, въехал по узкому пандусу и припарковался перед серой бетонной стеной.
— Давай, — сказала она, — разузнай. Я хочу знать, кто убил моего брата.
Он кивнул и вылез из машины. Двадцатью минутами позже он смотрел, как дочь идет между двумя сотрудниками службы безопасности и исчезает в кабине для предполетного досмотра.
«Да, — подумал он. — Теперь, когда все остальное завершено, остается именно этот вопрос».
Кто?
Поначалу это казалось непостижимым.
Его первой мыслью — первой попыткой объяснения — было, что мужчина на парковке каким-то невероятным образом пришел в себя после ударов. Выбрался из кустов, дополз до ресторана и попал в больницу. Выжил.
С размозженной головой и переломом шейного отдела позвоночника?
Потом он стал припоминать факты. Об этом случае писали все газеты, о нем сообщалось по радио и телевидению; конечно, никаких сомнений быть не может. Долговязый молодой человек, которому он нанес смертельные удары возле поля для игры в гольф, мертв. Окончательно и бесповоротно мертв.
«Ergo?[10] — подумал он. — Ergo, я убил не того человека. Должно быть, так. Есть ли какие-нибудь другие варианты?»
Других вариантов он не видел. Очевидно, он… еще раз умудрился убить человека по ошибке.
Это казалось не менее непостижимым.
Нечего было ждать, что этим вечером он сможет уснуть, и после нескольких часов бесплодных попыток он встал с постели. Часы показывали два; он выпил на кухне чашку чая с капелькой рома, затем взял машину и поехал к морю. Припарковался в «кармане» на дороге между Берензей и Лейнайс и просидел там в одиночестве полтора часа, пытаясь рассуждать сам с собой под мощный аккомпанемент моря, доносившийся через спущенное боковое окно. Дул сильный юго-западный ветер, и хорошо были слышны накатывавшие на берег многометровые волны.
Не тот человек? Он убил не того человека. В тот вечер из ресторана «Траттория Комедиа», легкомысленно помахивая пакетом, вышел не шантажист. А кто-то другой.
Какой-то человек, зашедший в туалет и случайно увидевший в мусорной корзине пакет? Неужели все так просто?
Случайность? Кто-то, кому повезло — или не повезло, принимая во внимание финал, — опередить шантажиста? Возможно ли такое?
Эту версию он исключил почти сразу. Слишком неправдоподобно. Нереально. Дело обстояло иначе, совершенно по-другому. Решение не заставило себя долго ждать.
Имеется помощник. Имелся. Его-то он и убил. Анонимный автор писем предпочел не ходить сам и отправил для получения «грязных» денег доверенное лицо. Чтобы не подвергаться лишнему риску; без сомнения, очень разумно и, в общем контексте, совершенно не удивительно. Ему следовало об этом подумать. Учесть такую возможность.
Промах на самом деле непростительный — чем больше он думал, тем очевиднее это становилось. Страшная ошибка. Пока он сидел в Диккене и иронизировал над непрофессионализмом своего противника, речь, оказывается, шла, напротив, о человеке крайне предусмотрительном. О человеке, который подошел к делу гораздо более тщательно и аккуратно, чем он сам.
И теперь сделал второй ход. Двести тысяч гульденов. Двести тысяч!
«Проклятие! — Он громко ругался, ударяя руками по рулю. — Твою мать!»
За злостью последовал страх. Страх перед тем, что он натворил, и перед будущим. «Будущее? — подумал он. — Какое еще будущее?» Если судьба его еще не решилась в течение последних недель, то решится в течение ближайших. В ближайшую. Это совершенно ясно. Просто-напросто вопрос дней, иначе истолковать ситуацию едва ли возможно.
Решится еще раз.
Он открыл дверцу и вылез из машины. Повернулся к ветру и двинулся вдоль дороги. Море бушевало.
«Неужели я по-прежнему я? — внезапно задумался он. — Разве я все тот же человек? Да и человек ли я вообще?»