Понедельник оказался немного более богат событиями, чем воскресенье.
Но лишь чуть-чуть. Не успел Рейнхарт приехать на место возле Сансет-парка, как из дома вышли мать и сын Понтшаки. Паваротти в этот день сменил значительно более оптимистичный сержант Бакстер, напоминавший удачную смесь бульдога с молодым Робертом Редфордом. После недолгого обсуждения он вышел из машины и двинулся следом за миссис Понтшак в сторону 5-й авеню. Сын отправился в прямо противоположном направлении — на восток, к 7-й авеню, — но Рейнхарт посчитал его менее интересным (в этой стране, вероятно, тоже ходят в школу, подумал он) и остался в машине Бакстера.
В течение часа и десяти минут ничего не происходило. Затем ему позвонил Бакстер, из универмага с улицы Пацифик (по-прежнему из Бруклина), и сообщил, что сидит и пьет кофе (с кофеином) в кафетерии, расположенном напротив магазина «Боди шоп», где, судя по всему, работает миссис Понтшак. По крайней мере, сегодня.
Поскольку номер 602 казался опустевшим (существование мистера Понтшака с каждым часом представлялось все менее правдоподобным), Рейнхарт решил, что Бакстер может с таким же успехом оставаться пить кофе и наблюдать за подвижным объектом, а он тем временем возьмет на себя менее подвижный объект возле Сансет-парка.
«Господи, — подумал он. — Неужели двадцать пять лет назад я тоже занимался чем-то подобным?»
К половине первого он успел прочесть семьдесят страниц из книги Джеймса Эллроя «Мои темные места» и стал вновь задаваться вопросом, что же это за страна, куда он попал. В час он на несколько минут покинул машину, чтобы сходить запастись провиантом в мини-маркете на углу 6-й и 45-й улиц. Купил бананов, бутылку минеральной воды, шоколадное пирожное и несколько бейглов; похоже, мини-маркеты имелись тут на каждом углу — только выбирай. Возвращаясь к машине, он заметил, что на улице немного потеплело, а через четверть часа пошел дождь. Он продолжил продираться сквозь мрачный мир Эллроя и пару раз поговорил по телефону с Бакстером и Блумгордом. В половине четвертого Понтшак-джуниор вернулся домой в компании рыжеволосого одноклассника, а еще через полчаса Рейнхарта сменили.
«Понедельник, — думал он, направляясь к Манхэттену. — Осталось двое суток. Какого черта я тут торчу?»
Несмотря на то что в воздухе уже висели грязноватые сумерки, он отправился на пароме в район Статен-Айленд. Умудрился сесть на нужный автобус до ботанического сада Снаг Харбор, где потом час бродил среди тлеющей листвы — здесь же он пятнадцать лет назад бродил вместе с молодой женщиной, поэтому-то и приехал сюда снова, но теперь все ощущалось по-другому. Тогда стояла тридцатиградусная жара, и листья вяли прямо на деревьях.
Ее звали Рахиль — хотелось бы надеяться, что все еще так зовут, — и ему помнилось, что он страстно любил ее четыре дня. Разумом, душой и телом. На пятый день разум (кстати, возможно, и душа тоже) наложил вето, а после шестого дня они расстались.
Вечер он провел вместе с Блумгордом в азиатском ресторане на Канал-стрит. Блумгорд очень хотел отвезти его в штаб полицейского управления — One Police Plaza, — чтобы продемонстрировать последние технические достижения для борьбы с преступностью (электронные подслушивающие устройства, лазерные средства поиска и так далее), но Рейнхарт с максимальной вежливостью отказался.
В гостиницу он вернулся около двенадцати часов. Уиннифред прислала факс с контурами рук Джоанны и сообщила, что они получили в свое распоряжение дом профессора Генц-Хиллера в Лимбейсе на четырнадцать дней, начиная с 27-го.
Он сунул факс под подушку и заснул, даже не позвонив домой.
Приехав утром во вторник к Сансет-парку, он поначалу не понял, что ему говорит Паваротти.
— Трахальщик внутри.
— Что? — переспросил Рейнхарт.
— Там. Этот мерзавец. Внутри, в доме.
Он показал рукой через плечо.
— Кто?
— Тот мужик, которого ты разыскиваешь, разумеется. Какого черта, ты думаешь, мы здесь торчим?
— Что ты, черт возьми, говоришь? Что… я имею в виду, что ты сделал? Откуда тебе известно, что он внутри?
— Да я видел, как он туда заходил. Пятнадцать минут назад. Пришел с пятой… видать, доехал на скоростном метро до сорок пятой. Проплелся мимо меня, поднялся по ступенькам и позвонил… ну, она вышла и впустила его. Парень убыл в школу всего пятью минутами раньше. Сейчас они, как я уже сказал, в доме.
— Jesusfuckingchrist,[32] — выдал Рейнхарт, чтобы показать, что понимает ситуацию. — Какие меры ты предпринял?
— Разумеется, согласно приказу, — фыркнул Паваротти. — Позвонил Блумгорду. Он уже на пути сюда вместе с подкреплением. Вероятно, появится с минуты на минуту.
Рейнхарт чувствовал себя так, будто внезапно очнулся после трехдневной спячки.
— Здорово, — сказал он. — Чертовски здорово.
— Операция будет простой, — констатировал Блум-горд, — но рисковать нам нельзя. Два человека обойдут дом сзади. Двое возьмут на себя улицу и окна с основного фасада. Двое пойдут звонить… я сам и комиссар Рейнхарт. Нет никаких оснований полагать, что он вооружен, но все же будем действовать как обычно.
«Как обычно?» — подумал Рейнхарт.
Через две минуты все заняли свои позиции. Паваротти остался в машине с телефоном в одной руке и оружием — в другой. По сигналу Блумгорда Рейнхарт поднялся на восемь ступенек и позвонил. Блумгорд следовал за ним на расстоянии двенадцати сантиметров. Дверь открыла миссис Понтшак.
— Да? — произнесла она с удивлением.
В три секунды четверо полицейских оказались в доме. Сержанты Стифл и Джонсон бросились на второй этаж, Блумгорд и Рейнхарт ворвались в гостиную и кухню на первом этаже.
Он сидел на кухне.
Когда Рейнхарт увидел его, он как раз повернулся на стуле в пол-оборота и обнаружил двоих дюжих полицейских, стоявших снаружи, на кухонной террасе, направив на него свои «вальтеры» калибром 7,6 миллиметра. Блумгорд стоял плечом к плечу с Рейнхартом и тоже держал его на прицеле.
Рейнхарт засунул свое оружие в кобуру и откашлялся.
— Доктор Клаусен, — сказал он. — Мне выпало сомнительное удовольствие задержать вас за убийства Эриха Ван Вейтерена и Веры Миллер. Вы имеете право хранить молчание, но все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Он немного поник, но не слишком. Отставил кружку с кофе, которую держал в руках. Посмотрел на Рейнхарта в упор, не шевельнув ни единым мускулом. Его лицо казалось опустошенным: отросшая за пару дней щетина, под глазами круги. «Видимо, недостаток сна, — подумал Рейнхарт. — Неудивительно».
Впрочем, была в лице и другая черта, явно совершенно свежая, подметил он. Появившаяся буквально мгновение назад. Чувствовалось, что его отпустило напряжение.
Вероятно, так оно и было. Возможно, это он и испытал наконец.
— Келлер, — произнес он слабым голосом, почти шепотом. — Вы забыли Келлера. Его я тоже убил.
— Мы это подозревали, — сказал Рейнхарт.
— Мне жаль.
Рейнхарт не ответил.
— Я сожалею обо всем, но рад, что убил Келлера.
Рейнхарт кивнул:
— Об остальном поговорим в участке. Уведите его.
Миссис Понтшак не произнесла ни слова с того момента, как они ворвались, и не сказала ни слова, когда они уводили ее брата. Рейнхарт проходил мимо нее в прихожей последним; он на мгновение остановился, подбирая, что бы ему сказать.
— Извините за вторжение. — Это было единственное, что пришло ему в голову. — Мы вас известим.
Она кивнула и захлопнула за ним дверь.
Рейнхарт в течение трех часов допрашивал Питера Клаусена в голубом помещении 22-го полицейского участка, записывая все на магнитофон. Однако, принимая во внимание языковой вопрос, надо добавить, что без расшифровки записи и подписей было не обойтись. Закончив работу, он оставил Клаусена в камере под надежной охраной, пошел в кабинет Блумгорда и позвонил в Маардам. Вскоре он уже беседовал с Морено.
— Прилечу с ним завтра вечером, — объявил Рейнхарт. — Он во всем сознался, по-моему, он рад тому, что все закончилось.
— А что произошло с Келлером? — спросила Морено.
Рейнхарт сделал глубокий вдох и начал объяснять:
— Он его убил. Вычислил, кто он… постоял в засаде и нанес ему смертельный удар, только и всего. Расправился с ним приблизительно тем же способом, что с Эрихом и Верой Миллер. К тому же прямо перед собственным домом в Бооркхейме, посреди жилого квартала, но дело было поздно ночью, и никто ничего не видел… как раз когда Келлер собирался ехать забирать деньги. Да, если он о чем-то и не сожалеет, так это о том, что прикончил Келлера. Утверждает, что Келлер, вероятно, тоже знал, что он напал на его след, поскольку был в ту ночь вооружен большим ножом. Но Клаусен, следовательно, оказался проворнее. Ну, затем он засунул его в машину, отвез куда-то в сторону Линсхейзена и закопал в лесу. Я получил описание, но думаю, что он может полежать там еще несколько дней.
— Наверняка, — согласилась Морено. — Мерзлота за ним явно проследит. У нас тут началась зима. А как ему удалось поменяться ролями?
— В общем-то, довольно просто. Прежде чем закопать Келлера, он завладел его ключами и бумажником. Поехал обратно в Бооркхейм, зашел в квартиру Келлера и, так сказать, позаимствовал его личность. Они были довольно похожи, что и подметил комиссар, а кто, черт возьми, в жизни выглядит так, как на паспортной фотографии? В пятницу он позвонил и обзавелся билетом до Нью-Йорка, примерно в обед взял мотороллер и поехал в Зексхафен. Переночевал в гостинице при аэропорте и полетел сюда. Никаких проблем на паспортном контроле… видимо, автоматическая туристическая виза на два месяца и белый цвет кожи решают все проблемы. Поселился в той гостинице в Нижнем Ист-Сайде, ну, это тебе уже известно, но на следующий день переехал. Снял маленькую квартирку в Кони-Айленд, среди русских. Просто увидел объявление в какой-то витрине. Не понимаю, почему он не обзавелся чем-нибудь получше, ведь денег у него было достаточно. В любом случае, все оказалось не так весело, как он предполагал…