Карамело — страница 58 из 89

moreno claro (no es requisito)[434], без дурных привычек, ответственном, честном. Постоянном в своих чувствах, пожалуйста, будьте искренни. Он должен быть работящим и неспособным на компромиссы в любви. Absténgase[435], не aventuras[436]. Видит Бог, я стремлюсь к дружбе, а не к браку. Когда он напишет, я сразу узнаю его.

Меня зовут Руди, мне 61 год, вдовец (у меня нет седых волос, и, говорят, выгляжу на 55 лет). Я ветеран и люблю здоровые увлечения, ловлю рыбы, кино, походы и пещеры Нэчурэл Бридж. Ищу спутницу жизни. Содержу дом в чистоте, глажу. Пеку торты и хлеб. Не курю и не пью, и всегда стараюсь быть искренним. Хочу повстречать женщину представительную, добрую, с хорошим характером, чтобы вступить с ней в чистые и искренние отношения. Имею серьезные намерения. Напишите или позвоните мне для дружеского разговора. Не пожалеете.

Сеньора 48 лет ищет джентльмена от 48 до 60 лет, чтобы установить с ним прекрасные отношения. У меня нет дурных привычек, имею университетский диплом по гуманитарным наукам и очень здорова духовно. Происхожу из хорошей семьи и имею вкус к хорошим вещам. Ищу профессионала, только не вдовца или разведенного, пожалуйста, человека без предрассудков, кого-то, обладающего теми же качествами, что и у меня. Если вы заинтересовались, то немедленно пришлите фотографию.

Одинокий, 31 год, застенчивый, трудолюбивый, благородный мужчина с хорошим характером ищет идеальную женщину, чтобы установить с ней прочные отношения. Во мне 5 футов 6 дюймов, 160 фунтов, и хотя у меня большое сердце, оно уже залатано, потому что я недавно перенес операцию. Сначала мы поговорим по телефону, а потом назначим дату встречи. Я никогда не был женат, опрятен, искренен, честен, живу скромно. Работаю оператором тяжелого оборудования.

Женщина 60 лет, Телец, хорошо сохранившаяся, активная, очень преданная, ищет мужчину, подходящего ей по возрасту, без дурных привычек. Он должен быть жизнерадостным, внимательным, без предрассудков. Если он отставной военный, то еще того лучше. Люблю смотреть телевизор, тихую музыку, медитацию, свежий воздух. Я немного вегетарианка и не курю и не пью. Мне нужен человек со схожими интересами. Цвет кожи, внешность и национальность не имеют значения, но личные качества и мысли имеют. Если вы Дева или Рак, то это просто замечательно. Пришлите номер телефона.

В Сан-Антонио оказалось столько порядочных людей, и Бабуля подумала, что, наверное, ее привело сюда само Божественное Провидение. Кто знает, что уготовило ей будущее? Она слегка стыдилась своих мыслей. Ну не грех ли думать о таком почти сразу после свалившегося на нее ужасного горя? Но она всегда была так одинока, особенно после замужества.

Нет, она ни за что не смогла бы поместить объявление в газету, словно выставить на продажу кусок говядины. И все же не могла удержаться от того, чтобы не описать себя в уме:

Добрая, естественная женщина, видевшая в жизни много несправедливости, ищет стабильного, преданного, заботливого и, кроме всего прочего, лояльного джентльмена sin problemas[437]. Он должен быть feo, fuerte, y formal…

58Город по мне

Можно было бы подумать, что теперь, когда она жила в Чикаго, в том же городе, что и ее Иносенсио, Бабуля нашла свое счастье. Так нет, это оказался не тот случай. Бабуля стала противнее, чем когда-либо. Она была несчастлива. И не знала этого, а это самая плохая разновидность несчастья. В результате все стремились как можно скорее подыскать ей какой-нибудь дом. Бунгало, двухквартирный дом, особняк, квартиру. Все что угодно, потому что Бабулина угрюмость была заразительна и сказывалась на каждом члене семейства так же сильно, как бубонная чума.

Поскольку в квартире Малыша и Нинфы имелась гостевая комната, было решено, что Бабуля поживет у них до тех пор, пока не найдет себе дом. Все это было хорошо и прекрасно, когда дело виделось издалека и Дядюшка Малыш кричал в трубку, что он и Нинфа не потерпят того, чтобы она жила где-то еще и что девочки с волнением ожидают ее приезда. Но теперь, когда она действительно спала в узкой кровати Амор и по всей квартире разносились звуки работающих радио и телевизора, хлопали двери и дверцы шкафов, и сигаретный дым пропитал все, в том числе и ее кожу, а грохочущие грузовики сотрясали дом, как при землетрясении, и машины неистово гудели в любое время суток, все это почти сводило ее с ума; этим отличался даже разнузданный чикагский ветер, грубое, капризное чудовище, смеявшееся, глядя на нее.

Семейство Малыша обитало в прекрасной квартире на верхнем этаже трехквартирного, в форме зиккурата, дома, выходящего на шоссе Кеннеди, неподалеку от Северной авеню и Ашленда. В старые времена коридоры этих кирпичных зданий источали запахи пирогов и сосисок, но теперь пахли arroz con gandules[438] или же sopa de fideo[439].

Сильное дорожное движение не давало Бабуле покоя ни днем ни ночью. И она подремывала, когда могла, даже если обитатели квартиры орали в полный голос. Она все время чувствовала себя усталой и плохо спала, часто просыпалась под утро и шла в домашних тапочках в гостиную, где окна выходили на проезжую часть, на рекламные щиты и пугающе мрачные заводы за ними. Грузовики и автомобили, яростно старающиеся продвинуться вперед, не останавливались ни на мгновение, и звуки шоссе сливались в единый рев и походили на голос моря, заточенный в раковину.

Она прижималась лбом к холодному стеклу и вздыхала. Если бы Бабуля покопалась в своих чувствах, то поняла бы, почему у нее уходит столько времени на то, чтобы купить новый дом и обосноваться в Чикаго, но она была женщиной, не склонной к рефлексии. Она слишком сильно скучала по своему старому дому и была слишком горда для того, чтобы признать, что совершила ошибку. Она не могла повернуть время вспять, верно же? И застряла в «нигде», между «здесь» и «где-то».

Бабуля скучала по своему утреннему распорядку, по завтракам из яиц всмятку и bolillo. Скучала по тому, чтобы проводить большим пальцем ноги по восьмиугольной плитке в своей ванной. Но больше всего ей не хватало собственной кровати с провисшим матрасом, знакомого запаха и веса своих одеял, того, как постепенно занимается утро, когда солнце перебирается через восточную стену двора, ту, что увенчана петушиным гребнем из осколков стекла, призванных отвадить воров. И почему только мы привыкаем просыпаться в некоей определенной комнате? А когда мы не в своей кровати, а пробуждаемся где-то еще, то нас на какой-то момент обуревает ужасный страх, подобный смерти.

Нет ничего хуже того, чтобы слишком уж загоститься у кого-то, особенно если твой хозяин родственник тебе. Бабуля чувствовала себя узницей. Ей было ненавистно взбираться по трем пролетам лестницы, отчего у нее сильно билось сердце и ей казалось, будто у нее сердечный приступ, подобный тому, что убил Нарсисо. И, когда она находилась наверху, ей была непереносима мысль о том, чтобы спуститься вниз. Какое варварство!

Квартира со всем ее стеклом, и ковровым покрытием, и безделушками, и вычурностью заставляла ее чувствовать себя больной, и ей хотелось схватить стул и перебить все вокруг. Диванные подушки, бахрома, парчовые шторы, незапятнанные стеклянные вещи и зеркала, и сияющая кухня, все это было невыносимо ей. Бабуля винила во всем свою невестку. Нинфа никогда ни с кем не разговаривала, не делая одновременно двадцати других дел. Не загружая посудомойку, не моя стекло, не вытирая столешницу, не разбрызгивая по зеркалу стеклоочиститель. И все это она проделывала, оставляя за собой густое облако сигаретного дыма. Нинфа была легкомысленна, словно кошка. Бабуля не сомневалась, что главным ее намерением было медленно свести ее с ума.

Дабы излечиться от тоски по дому, Бабуля попыталась превратить свое временное жилище в подобие того, что она оставила на улице Судьбы. Она набросала на кровать мексиканские подушки с мексиканскими cariños[440]. Но без толку. Это по-прежнему была комната Амор – с бледно-зеленым покрывалом и ярко-розовым ковриком, следами от скотча там, где на обоях в цветочек некогда висели постеры, белая спальня, оставшаяся со времен детства Амор, и розово-зеленая лампа под «Тиффани» свисала здесь, подобная розе, на золотой цепи, пластиковый бостонский папоротник в горшке, обвязанном ворсистым макраме, пылился на стене, как и прежде, а туалетный столик был загроможден вещами Амор – электрическими бигуди, зеркальцем для нанесения косметики и двумя париками – с прической под пажа и с блондинистыми лохмами. Амор оставила в комнате плакат с Леонардом Уайтингом и Оливией Хасси – Ромео и Джульеттой, но «Джексон 5» пришлось исчезнуть, потому что Бабуля не смогла бы понять, с какой это стати кому-то пришло в голову украсить комнату фотографией negros[441].

Амор и Пас жаловались больше других, потому что им приходилось жить в одной комнате, а им мало что доставляло удовольствие делить, кроме сильной неприязни друг к другу. Бабуле казалось, что у девушек слишком уж много всего – одежды, денег на расходы, бойфрендов, – а их родители лишь все больше ублажают их на дни рождения. Она пыталась давать ненужные им советы, но они были ленивыми, неблагодарными девчонками, и до них было не достучаться. Она гадала, как много они действительно понимают по-испански, когда они кивали в ответ на каждое ее слово, даже если это приходилось не к месту.

– Всегда, всегда аккуратно застилайте кровати, – говорила Бабуля, расправляя и натягивая светло-зеленое покрывало. – О женщине можно судить по ее постели. Покажите мне ее постель, и я скажу вам, какова она.