дем.
– Только не надо выдумывать утешения! – с горечью выпалил Каспер.
– Это не утешение, – совершенно серьезно возразил Андрей. – Если ты недопонял, о чем только что мы говорили с доком, чуть позже я поясню. Сейчас соберемся, а после выйдем с тобой погулять.
– Нет, в целом-то я понял…
– А мне надо, чтобы ты все понял до мелочей. Иллюзия обмана коварней всех обманов, Каспер. Если не подойдешь к делу серьезно – провалишь. Но подробности чуть позже. Шурочка, пока сборы, соорудишь ужин… или завтрак… найдешь из чего?
– Конечно, Андрей, – девушка улыбнулась и похлопала ресницами.
С ее точки зрения, проделала все это она обворожительно. Но реакция последовала только со стороны Каспера. Он опять ревниво сверкнул взглядом и насупился. Лунёв же лишь ободряюще ей улыбнулся. Как самому обычному товарищу. Шурочка украдкой вздохнула и отправилась в подсобку магазинчика искать что-нибудь съестное.
«С другой стороны, может, Андрей просто так оберегает меня от лотереи? – подумалось Шурочке. – Если признается, что я ему небезразлична, тут же вихрь событий ка-ак даст мне по макушке! Нет, лучше подножку. И все, лежу такая, со сломанной ногой, а он там, в зоне, и помочь не может. Оно мне надо?»
Шурочка вздохнула еще раз. Самообман был приятным, но почему-то не утешал. Наверное, слишком многое пришлось ей пережить рядом с Андреем и другими ребятами, чтобы понять главное: в жизни квестеров… Каспер не в счет… нет места нежным чувствам. Наверное.
В том, что оговорка уместна, Шурочка убедилась буквально через три часа…
Глава 7
Зона разлома 55 (Омская),
день «Д» плюс один, утро
Новый рассвет получился не таким красочным, как предыдущий, но именно это и радовало. Хотя бы это. Все остальное по-прежнему тревожило. Зона разлома с вечера почти не изменилась, разве что окончательно исчезло свечение над ее центром. Остальные признаки аномальной территории сохранились в неизменном виде.
По ту сторону четкой и ровной, как по циркулю, границы высились хаотичные нагромождения полупрозрачных конгломератов, валялись отдельные разнокалиберные комки желеобразной перламутровой субстанции, а в ямах, канавах и ложбинах застыли неглубокие «желатиновые» лужи. Все это безобразие имело вроде бы похожую консистенцию, но разной степени упругости, казалось полупрозрачным, но разглядеть, что кроется внутри, было нереально. И общий жемчужный отлив в определенном ракурсе менялся на какой-то из основных оттенков. Преимущественно это были лиловые, розовые, бледно-зеленые и синеватые тона. Если издалека, все это походило на ставшие вдруг объемными таблицы Равкина, те, с помощью которых проверяют цветоощущение на шоферской комиссии.
Впрочем, большинство квестеров сходилось на том, что необычная граница зоны и ее наполнение и даже невозможность определить, что в действительности скрывается под маскировочным желе, не самое удивительное. И перемены во внешнем виде зоны, и кавардак с физическими свойствами попавших в катаклизм предметов были чисто техническими сложностями по сравнению с настоящими проблемами, которые возникали у любого квестера, рискнувшего войти в зону. В сравнении с той самой «лотереей ништяков», как с подачи Юрьева теперь выражались квестеры. Или с «вихрями вероятных событий», как назвали проблему ученые. Ну, или с «лотереей событий», как наиболее удобоваримо выразились сторонние наблюдатели вроде всеведущих репортеров, которых к утру в окрестностях первичной базы ЦИК стало что мух вокруг тридцатикилометрового блюда с мармеладом.
Интересно, что репортеров никто ни в чем не ограничивал. Даже от границы зоны не отгоняли. Несколько десятков спасателей-добровольцев с оранжевыми повязками на рукавах просто бродили вдоль границы, поправляя колышки с натянутыми полосатыми лентами, и разъясняли репортерам, почему им лучше не пересекать границу «перламутровой страны». Разъясняли без утайки, «сенсационно» опровергая выдумки про карантин и охотно приводя десятки заученных примеров, подтверждающих, что с новой зоной шутки плохи. Естественно, дисциплинированные спасатели пытались рассказать и о плохом, и о хорошем, но репортеры выдергивали из их рассказов в основном страшилки. Примеры везения интересовали их, только если речь шла об астрономических суммах. Но такая «астрономия» встречалась редко, а потому очень скоро поползли слухи, что всем близким вошедших в зону людей исключительно не везет. Репортеры тут же придумали новую страшилку – назвали зону разлома 55 «территорией проклятых».
Почему на все это не особенно реагировали командиры спасателей и квестеров, понять было нетрудно. Антиреклама действовала лучше всех заборов и рогаток. Ровно через час после того, как появился первый репортер, на всех новостных лентах в сети уже муссировалась обстановка в зоне проклятых и подробно расписывались ужасы, которые реально обрушиваются на всю родню попавших в зону людей, на знакомых и вообще на все живое, с ними связанное, вплоть до кур, хомячков и золотых рыбок. Невезение не было заразным, это немного успокаивало, но журналисты не давали опомниться. Они тут же уточняли, что широта охвата проклятием зоны может быть бесконечной. Что вихри неприятностей расширяются, как круги от брошенного в мутную воду зоны условного камня. Сначала в вихрь затягивает родню и близких, затем друзей, знакомых, а после приходит черед любого встречного, с кем «проклятый» хотя бы перекинулся парой фраз.
Такой поворот снова заставил людей призадуматься. В результате вскоре на помощь добровольным спасателям начали подтягиваться новые силы. Теперь это были дружинники, которые объясняли свое появление так: «чтобы не пустить в зону бестолковых романтиков, которые не думают о последствиях, или, например, истеричных дамочек, задумавших отомстить бывшим мужьям». Объяснений было множество, фантазия у настороженных граждан работала хорошо, но суть всех мотивов была примерно та же.
Кстати сказать, по этим же причинам ни репортеры, ни спасатели, ни дружинники не мешали квестерам. Они даже не подходили близко, если видели, что квестер в полной выкладке и посматривает в сторону зоны. То есть явно собирается в нее войти. Держались от греха подальше, как говорится. К тому же для расспросов у них имелись несколько десятков отдушин в лице «отставников». Утром Кирсанов принял решение оставить всех «спрыгнувших с подножки» во владениях Бернштейна на бессрочное дежурство с сохранением зарплаты. Объяснение было тем же – чтобы не рисковать жизнями и здоровьем самих отступников, которые были хорошо знакомы с теми, кто остался в строю и направился в зону разлома. «Дежурантам» вменялось в обязанности вести карантинную пропаганду, то есть потакать нагнетанию атмосферы журналистами, чтобы какие-нибудь рисковые сталкеры не вошли в зону и не помешали квест-группам. Им также предписывалось подумать, как можно обезопасить входящих и иже с ними от вихрей событий, но это по большей части касалось ученых.
– Что тут придумаешь? – заметил Муха, когда выяснилось, на каких условиях вся почти уволенная братия получила шанс сохранить свои квестерские нашивки. – Перекрестился, сплюнул через плечо и вперед. Других оберегов не придумаешь.
– Довольно распространенная ошибка, – тут же оживился Чернявский. – Перекреститься – это христианский ритуал, а сплюнуть через плечо – язычество! И обереги тоже не имеют ничего общего с первым.
– А крест не оберег?
– Отнюдь нет! Это символ веры, не более того.
– Между прочим, мысль о каком-нибудь обереге верная, – заметил Бибик. – Хотя… мне Брейгель рассказывал… один парень на войне сотню разных оберегов носил и всяких там символов веры. Так во время минометного обстрела в него одного мина попала. Остальные целехоньки остались.
– И что это значит? – Муха взглянул на Бибика искоса.
– Это значит, что оберег, если таковой существует в природе, должен быть не от всего подряд, а конкретно от этой напасти. Либо… из той же бочки окроплен, что и все эти разноцветные хреновины.
– Из разлома? В нем нет ничего, чем можно окропить.
– Я образно выражаюсь. И вообще, чего пристал? Смирно! Для осмотра становись!
– Уже давно стою, – Муха поправил автомат на плече. – Когда пойдем?
– О, гляньте-ка, смотр строя и песни! – Бибику помешал ответить Раптор. – Чего еще не взяли с собой? Памперсы проверьте. Забьемся, что мы первые пакаль найдем?
– Шел бы ты со своими подначками, – Бибик махнул рукой. – В зону.
– А я иду! Чего вы на месте топчетесь, не пойму. Ждете подкрепления? Вчетвером слабо? И где, кстати, ваш этот… пришелец из будущего?
– Кто растрепался? – негромко спросил Муха.
– Может, кто-нибудь подслушал? – также тихо ответил Бибик. – Раптор, проваливай!
– Нет, а чего? Слабо вам с нами двинуть?
– Слушай, кореш, – Муха поморщился. – Тебе это зачем?
– Да просто все, – поблизости вдруг появился Юрьев. – Финт, как из детского футбола. Они оставили на базе двух родичей – близнеца и племяша, но опасаются, что этих родичей может медным тазиком накрыть и вместо них повезет знакомым. Например, кому-то из оставшихся вне зоны квестеров. Хотя бы и вам. Так, Раптор?
– Ой, какие тут все умные! – квестер скривился.
– Так не бывает, – Муха задумчиво потер щетину на подбородке. – Или везет всей родне и знакомым, или не везет тоже всем. А чтобы родичам бублик, а знакомым дырка – не бывает.
– Ты-то откуда знаешь, как бывает?! – возмутился Раптор. – Тут все на теориях держится. Чем эта хуже других?
– Твоя, что ли? – Муха усмехнулся. – Поэтому ты так ее защищаешь? Не хуже она, согласен.
– Все разом двинем, – заявил Юрьев. – И попробуй только рвануть поперед батьки в пекло. Шины прострелю. Понял?
– А если не понял? – Раптор запрыгнул на подножку своего джипа и занес руку над кабиной, как бы собираясь похлопать, отдавая приказ «Поехали!».
Юрьев взял автомат на изготовку.
– Расслабьтесь, – приказал Бибик. – Мы тут, понимаешь, последний рубеж обороны и последняя надежда Кирсанова, а вы цирк устраиваете. Ждем четвертую группу и едем.