— Ты так уставился на летчика… — прыснула в кулачок Маша.
— Выживаемость на воде, идентификация при волнении морской глади и обозначение пострадавших среди уцелевших зависит от наших знаний и умений, — выразительно глядя на легкомысленную супругу, ответил ей Павел, сдерживая смех.
Над Синаем они проснулись. Под мерный свист самолетных двигателей их сосед по имени Толик допивал бутылку ирландского виски. Толиком его звал сосед спереди Парамон. На вид Парамону было года четыре, был он весел и румян. Мама Парамона, молодая, оглушительно красивая дамочка без чувства меры, обладала столь же безмерной памятью. Она запоминала всех, с кем общался ее Парамон, тот же общался со всем самолетом.
— О-оп-паньки! — провозгласил Толик, подхватывая Парамона сильными руками и перетаскивая его через спинку кресла к себе на колени.
— Осторожно! — спохватилась мамаша и мило улыбнулась Толику.
— А чё… — улыбнулся ей в ответ Толик и стряхнул с живота Парамона крошки от бутерброда.
Затем поднялся и поставил мальчугана в проход между рядами кресел.
— На, погоняй пока. Я щас… — Он вынул из кармана компьютерную игрушку с человечком на экране. Мощными пальцами быстро показал малышу, как надо нажимать на кнопочки, и направился к туалету. Бутылка ирландского виски совсем не отразилась на его походке. Через несколько минут Толик вернулся. В этот момент игрушка в руках Парамона издала громкий писклявый крик: «Волки позор-рр-рные!»
— Не, так они тебя заметут на раз… — Толик взял игрушку и начал быстро тыкать по кнопкам. «Ну чё, съели?! Сарынь, на кичку! А вот это видал? Обломись, чуха!» — на этот раз голос был торжествующим.
— Тебя как зовут? Меня — Толик, — обратился громила к мамаше Парамона.
— Симона, — рдея как маков цвет, ответила та.
— Что… куда летим? — приглушая голос, продолжил разговор Толик, закрывая спиной игрушку, Парамона, его маму и два иллюминатора…
Павел перевел сонный взгляд на книжку. «Как украсть миллион». Он посмотрел, что читает Маша. В руках у нее были «Алмазные нервы». Но читать ни тому, ни другому не хотелось. Определенно хотелось есть.
— Пахнет чем-то жареным, — потянула ноздрями Маша. Из-за шторки вышла стюардесса, толкая перед собой колясочку с едой.
— Ну и что? Придумаем как-нибудь… — донесся до супругов голос Толика. Интонация голоса была убеждающая. Он бубнил фразы, глядя на Симону и кивая в сторону Парамона. — Там же бедуины! Им ногу покажь, они же кипятком писать начнут! Одной тебе никак нельзя. Ты ж такая… красючка центровая! — пропел вполголоса Толик строчку из тюремного шансона. В ответ на вокал раздался женский смех.
— Мама, что ты смеешься? Мне тоже скажи! — потребовал Парамон.
— Нам с тобой предлагают дружить. Будем дружить с дядей Толей?
— Давай. Дядя Толя, а что ты еще умеешь петь?
Супруги молча переглянулись и принялись за еду. Толик же, воодушевленный и обнадеженный мужской поддержкой, перешел на эстрадную классику.
— Стюардесса по имени Жанна, аб-бажаема ты и желанна… а можно что-нибудь попить? — обратился Толик к проходившей мимо девушке в синей форме.
— Что желаете?
— Три воды!
Толик раздал принесенные стюардессой пластиковые стаканчики и чокнулся с Парамоном и Симоной. Огляделся вокруг, с кем бы еще разделить свою радость.
— Россиянин! — обратился он к Павлу. — Держи! — И Толик сунул в руки Павлу стаканчик, в два шага настиг стюардессу, успевшую дойти почти до самой занавески, и снял с подноса еще два стаканчика воды.
— Прошу! — С изяществом бульдозера Толик вручил стаканчик и Маше. — Будем! — опрокинул он в рот содержимое посудины.
— А за что пьем? — светски поинтересовалась Маша.
— За наше знакомство! — уверенно кивнул головой Толик в сторону Симоны.
Павел понюхал жидкость и, убедившись, что это вода, выпил. Он не испытывал к гиганту раздражения, полагаясь на интуицию жены: она не выказывала признаков неприязни к общительному соседу.
— Симона — прирожденная модель! Ей нельзя там одной, без охраны. Я же в натуре вижу. Секс-бомба! Ты любишь стриптиз? — спросил он, обращаясь к Павлу, на что тот неопределенно пожал плечами, косясь в сторону Маши. — Вижу, что любишь! А кто не любит? Бедуины за это дело бабок наваливают немерено!
— А что, такая работа хорошо оплачивается? — все так же вежливо поддержала разговор Маша, поправляя клипсу на ушке.
— Зуб даю! Девчонки на крутых тачилах в Питере рассекают. За год работы хату в центре можно взять легко. Прикинь? — повернулся Толик в сторону Павла. — Ты как считаешь, реально? Вот заметут ее в стриптиз! Нельзя ей без меня к бедуинам!
Павел вопросительно посмотрел на Машу.
— В натуре! — уверенно подтвердила Маша и покраснела.
— Вы нормальные пацаны, реально мыслите… — Толик откинулся на кресло и победоносно посмотрел на Симону. Та, все еще рдея, улыбалась. Парамон мирно спал, привалившись к ее плечу. Игрушка выскользнула из его разжавшихся пальцев и соскользнула на пол. Толик поднял ее и отдал Симоне. Это было похоже на вручение верительной грамоты.
Маша открыла глаза, когда самолет пошел на снижение. Воздушное судно стало покачиваться и подергиваться. Павел прижал нос к иллюминатору.
— Глянь, — навис над супругами сосед. — У них тут все путем, культурно, — начал он водить пальцем по стеклу, показывая на желтоватые разводья параллельно береговой линии моря. — Это кораллы такие! Их там до фига и больше! А рыба, рыба кишит!
Павел с трудом повернул голову в сторону параллельного ряда кресел. Там спали Симона и Парамон. Тряска им не мешала.
— Вы не могли бы поосторожней? — робко поинтересовался мужчина сзади, которого Толик накрыл полой своего обширного пиджака.
— Проснись, мужик, мы уже садимся! Египет! Красотища! — Толик подобрал пиджак и перекинул его на другую сторону спинки кресла, на голову Павла.
— Россиянин ничего не видит! — пробубнил из-под складок материи полузадушенный Павел.
— Да без проблем! — Толик стянул с себя пиджак и пристроил его на полочку вверху.
— Прошу всех занять свои места и пристегнуть ремни, — раздался из громкоговорителей голос бортпроводницы.
Мгновенно проснувшись, Симона стала нашаривать конец ремня в кресле сынишки. Толик, быстро сориентировавшись, осторожно извлек застрявший между спинкой и сиденьем ремень и защелкнул на нем замок, не разбудив мальчугана. Симона сонно и благодарно улыбнулась ему.
Через четверть часа самолет, перестав подрагивать, мягко коснулся колесами посадочной полосы. В салоне раздались дружные аплодисменты. Супруги тоже поддались общему порыву. Толик забил в ладоши с таким воодушевлением, что ликование в салоне как-то сразу утихло.
В здании аэровокзала Павел занял очередь у окошка оформления приезжающих. Краем глаза он заметил, что Толик уже притиснулся к окошку обмена валюты.
— Паша! Займи нам очередь! — проорал Толик, не обращая внимания на толпу.
— Ага! А ты — нам, сейчас Маша к тебе проберется! — так же громко ответил ему Павел, с трудом перекрывая голосом шум — зал прибытия заполнили итальянские туристы. Шустрые итальянцы почти закрыли собой Толика, но Маша успела-таки проскользнуть в очередь и встала перед его могучей фигурой. Павел в своей очереди втащил впереди себя Симону.
Очередь двигалась медленно, Павел успел вспотеть. Короткие пушистые волосы Симоны щекотали ему лицо, а нежный запах духов проникал в ноздри. Стиснутый плотным кольцом стоящих, он почувствовал мягкий изгиб спины молодой женщины и неожиданно для себя стал твердеть своей мужской сущностью — подло и несвоевременно. Хотя при чем тут «своевременно», если речь идет о Симоне? Не в силах дать вразумительный ответ на этот вопрос, он продолжал изнывать в пытке. Ощущение было — что его подло подставили. Правда, очень уж неприятно ему не было, в этом он должен был себе признаться. Вот только беспокойно…
Минут через десять, покончив с формальностями, Павел начал выбираться из давки, выдираясь из очереди задом наперед и увлекая за собой Симону. С каждым шагом, прижимая женщину к себе, он все больше и больше терялся от невозможности контролировать свое состояние. Наконец он плюнул на приличия, ухватил Симону покрепче, ибо итальянцы просто не оставляли ему иной возможности, и поволок ее на свободное пространство: не стоять же в толпе и вожделеть неизвестно с какими последствиями! Кое-как, суетливо, он развернул на коленях документ прибытия и прикрыл им, как фиговым листком, выдающуюся часть тела, которая упорно не желала сдавать позиции. Симона с повышенным любопытством проследила за его манипуляциями и любезно поблагодарила:
— Спасибо за истинно мужское поведение.
Павлу было не до того, чтобы соображать, что она имела в виду, но он хотел бы надеяться, что речь идет о помощи в оформлении документов. Правда, произнося слова благодарности, Симона смотрела на кончики своих туфель…
Вдохнув всей грудью, Павел увидел, как над толпой в их сторону, медленно приближаясь, плывет голова Толика. Гигант прокладывал себе путь каким-то хитроумным способом и двигался величественно и торжественно. И тут Павел увидел на уровне его груди Машины глаза. Большие и круглые. Они тоже приближались — так же медленно и торжественно. И тут он понял, вернее, увидел — Толик, как пингвин на лапах, перемещает стоящую на его ножищах Машу, прижимающую к груди пачку египетских фунтов и пиастров. Толпа расступалась перед этим двуединым существом и тут же вновь смыкалась — так фрукты расплываются в густом бабушкином варенье перед дедушкиной деревянной ложкой.
Выдавившись из пучины, Толик развернулся и огляделся. Маша по инерции повернулась вместе с ним, затем отлепилась плечами от обширной Толиковой груди и освобожденно вздохнула, увидев мужа. Кажется, ей тоже досталась изрядная порция экзотических впечатлений.
В автобусе супруги некоторое время приходили в себя. Толик, Симона и Парамон привычно заняли места впереди них. Девять мест их совокупного багажа Толик ухитрился донести в одной руке, правой рукой ведя Парамона. Несколько раз он бросал быстрый взгляд в сторону супругов. В голове у Павла начал вызревать вопрос — кому адресованы эти молнии? Он посмотрел на разрумянившиеся Машины щечки и… расправил листок прибытия на своих коленях. Маша прыснула в ладони и быстро-быстро зашептала ему в самое ухо: