Я снова закрыл глаза.
Да. Я прекрасно помню ваши «проверки», и, признаться, меня долгое время сильно смущал тот факт, что ниис так легко согласился на мои условия. Нет, я не наивный простак. И не совсем дурак, чтобы не понимать: ниис блюдет исключительно собственные интересы. Поэтому я постоянно искал в его игре подвох. Пытался понять, почему мне позволено так много, когда большинству гильдийных не позволяли и сотой доли того, что захотел получить я. Ни тебе полноценного членства, ни обязательных взносов. Все наше сотрудничество было построено сугубо на доверии… на псевдодоверии, на которое ниис решился исключительно потому, что я был ему нужен, а ничем иным он попросту не мог на меня воздействовать.
— Карателям нельзя верить, — неожиданно посерьезнел вор. — Вы настолько упертые и до того верите в свой долг и свой Орден, что с вами невозможно иметь никаких дел. Тем более нельзя допустить, чтобы информация об этом месте попала в руки вашего магистра. По крайней мере, до того, как мы снимем с тайника все сливки. Собственно, по всем правилам мне следует тебя добить, Шал… Но ты спас мне жизнь. И ты на удивление неплохой мужик, поэтому я чисто по-человечески не хочу тебя убивать. Если бы ты не был карателем и мы находились поближе к поверхности, я бы даже рискнул попробовать дотащить тебя до лекарей. Но отсюда мне при всем желании тебя не вытянуть. Поэтому давай сделаем так: я сейчас уйду и оставлю исцеляющий амулет. Если тебе очень повезет и ты все-таки выживешь, то через пару дней я вернусь, и мы поговорим.
Я невесело хмыкнул про себя.
Да? А потом?
— Решать твою судьбу буду не я, а ниис, — так же серьезно добавил Рез, наклоняясь и вкладывая в мою безвольно лежащую руку какую-то хреновину. — Отпустить, как ты понимаешь, тебя никто не отпустит. Самостоятельно ты отсюда тоже не выберешься. Надежда на то, что ты доживешь хотя бы до завтра, граничит с призрачной. Но хотя бы сегодня ты не умрешь. Это — максимум того, что я могу для тебя сделать.
Я снова закрыл глаза, а когда открыл их, Реза уже рядом не было. Повернуть голову, чтобы понять, куда он ушел, не удавалось — тело окончательно перестало мне повиноваться. Поэтому я просто лежал и слушал, как бормочет себе под нос ковыряющийся в сундуках Рез, как одну за другой откидывает в сторону тяжелые книги, как роется в других вещах, которых вокруг валялось немало. И как облегченно выдыхает, по-видимому, найдя то, за чем приходил.
— Кажется, удача на моей стороне, — довольно сообщил вор, направившись к двери. — Жаль, конечно, что магия позволяет вынести отсюда лишь один-единственный предмет. Но я нашел последний символ, Шал. Слышишь? Я все-таки его нашел!
Перед моим лицом нарисовалась еще одна шкатулка — небольшая, всего-то с полторы ладони, из темного дерева, на крышке которой была выгравирована какая-то монограмма, а сверху золотой краской намалеван последний из символов в той последовательности, которую я не так давно видел в дневнике Олерона Аввима. Он был чем-то похож на перевернутую русскую «А», хотя это и неточно. Шкатулка находилась в поле моего зрения совсем недолго, поэтому я мог и ошибиться.
— Вот оно, главное сокровище «барьерников», — произнес вор, выпрямляясь. — Тебе знакомо чувство, когда твоя самая заветная мечта… все, чем ты грезил столько лет, внезапно исполнилось? Нет? А я теперь знаю, как оно бывает. И еще не раз об этом вспомню, когда буду приводить сюда тех, кто по одному перетаскает наверх каждый из хранящихся здесь предметов. Теперь это будет нетрудно. И уж точно не займет много времени. Пока, Шал. Надеюсь, следствие по делу о твоей смерти и смерти твоих коллег продлится не слишком долго и ты не помрешь от жажды и голода, пока я до тебя доберусь… Кстати, едва не забыл!
Рез снова наклонился и, расстегнув на моей руке магический браслет, убрал его за пазуху.
— Если не возражаешь, я избавлю тебя от лишней тяжести. А заодно и от соблазна угробить себя до моего возвращения, — довольно кивнул он, подобрав с пола валяющийся неподалеку тагор. — Вещички заберу с собой. Потом вернусь к твоим. Все объясню. Навещу магистра Нэша и честно расскажу, как вы поссорились с Жошем и чем все закончилось. Как я потом старался вытащить тебя из-под завала. Как мы после этого искали выход. А когда я все-таки нашел знакомый коридор, там… к моему глубочайшему сожалению… обнаружилось огромное количество некко. И ты, успев к тому времени опустошить почти весь запас энергии в тагоре, пожертвовал собой, чтобы я смог вернуться и сообщить в Ордене эту скорбную весть. Ну или еще что-нибудь придумаю, чтобы магическая проверка не назвала меня лжецом. Ты, кстати, в курсе, что уже давно придуманы артефакты, помогающие обойти заклинание правды?
Я только зубами скрипнул.
Какая же ты все-таки сука, Рез…
— Ну и ладно, — ничуть не расстроился вор. — Самое главное, что заряд своих собственных амулетов я благодаря тебе сохранил почти целиком. Ну а выход находится сравнительно недалеко отсюда. Так что прощай, Шал. Авось еще свидимся. Если, конечно, твой или мой магистр не затянут дачу показаний, а твои коллеги, которым я, разумеется, сообщу о твоей кончине, не начнут буянить, как некоторые, а немедленно свернут все работы и организованно вернутся обратно в Орден.
Услышав звук удаляющихся шагов, я молча выругался, чувствуя себя беспомощным и уязвимым как никогда. Затем увидел, как медленно гаснет бьющая из коридора узкая полоска света. Как наклоняется вор, чтобы подобрать брошенную мной сумку. С бессильной яростью проследил, как неумолимо закрывается за ним тяжелая каменная дверь. И совсем уж отчаялся, когда услышал тихий щелчок, после которого стремительно сужающаяся щель окончательно исчезла.
Мало того. Как только дверь закрылась, в полу и под потолком что-то загудело, словно заработавший после долгого простоя трансформатор. Еще через миг над моей головой что-то вспыхнуло. А затем из-под потолка до самого пола с тихим шелестом опустилась магическая защита… точно такая же, как на первой двери. Только гораздо более сложная, яркая, густая. Самая совершенная в мире, созданная давно почившим «разумником», но все еще функционирующая защита, при виде которой я окончательно скуксился и был вынужден признать, что непростительно облажался.
Глава 14
Вероятно, на какое-то время меня все-таки вырубило, потому что момент перехода от бодрствования ко сну как-то незаметно улетучился из моей памяти. Я сперва лежал, молча ругался, тщетно пытался шевельнуть хотя бы пальцем, чувствовал придавливающую к полу сонливость и… больше ничего. Словно кто-то выключил свет. А вот в себя я пришел от назойливого шума. Вернее, тихого плача, который каким-то чудом сумел пробиться в мое затуманенное сознание и выдернул его из небытия.
Правда, открыть глаза у меня не получилось — веки мне больше не подчинялись. Как, впрочем, и губы, и руки с ногами… за то время, что я провалялся в беспамятстве, меня парализовало полностью. Так что я больше не мог ни моргнуть, ни покоситься по сторонам, ни даже вдохнуть толком. Поэтому дышал лишь тем воздухом, что потихоньку просачивался через ноздри и полуоткрытый рот. А видел исключительно потому, что потяжелевшие веки так до конца и не опустились, застыв где-то на середине пути.
Плакал, как оказалось, улишш. Точнее, Первый — единственный, кого не покусали и кто не успел нахлебаться ядовитой крови. Придя в себя, он, похоже, выбрался с изнанки, затем дополз до меня и какое-то время пытался привести в чувство. Быть может, даже куснул пару раз. А убедившись, что хозяин в отключке и не реагирует ни на что, малыш каким-то чудом разбудил Ули, и они уже вдвоем принялись меня теребить.
Да, Ули я тоже слышал, хотя и не сразу сообразил, что воют они на два голоса и не только вслух. Похоже, мелкий пришел в себя одновременно с Первым — слишком уж тесно они были связаны. А как только я очнулся, оба с облегчением выдохнули и один за другим буквально завалили меня чередой мыслеобразов.
«Тише… не так быстро… — простонал я, еще плохо соображая, что к чему. — Да, я понял, что все живые. Только парализованные, кроме тебя и Первого. Что? У него ребра сломаны? И задние лапы перебиты? Плохо. Надо бы подлечить… да. Знаю, что от меня сейчас никакого проку — сам едва дышу. Что делать, что делать… Не знаю! Голова совсем не работает… и жрать хочу… скажи малышу — пусть попробует освободить Пакость. На нее-то яд точно не подействовал».
Ули затих, и через некоторое время я услышал шорох. Затем увидел, как Первый с усилием подтягивается на передних лапах, волоча за собой изувеченную нижнюю половину тела. Сжал челюсти, недобрым словом помянув и тварь, которая его ранила, и Реза, который бросил меня тут подыхать. Затем Первый пропал из виду. Вскоре после этого я услышал тихий скребущий звук, с которым малыш, вероятно, пытался открыть крохотный замочек на шкатулке. Затем послышался раздраженный рык. Яростный скрежет зубов о дерево. И, наконец, звонкий щелчок отлетевшей защелки, практически слившийся со стуком откидываемой крышки и полным непередаваемой злости шипением Пакости.
«Умница, — устало подумал я, когда комнату огласил воинственный писк выбравшейся на свободу нурры. — Давай, мелкая, иди сюда. Может, ты придумаешь для меня противоядие?»
Нурра, издав еще один яростный писк, метнулась к моему лицу. Заглянула в глаза, потрогала лапками веки, обнюхала, потеребила за щеки, облизала. Поняв, что от меня нет никакой реакции, беспокойно запрыгала вокруг. Куда-то исчезла. Затем снова вернулась, встревоженно пища и настойчиво пытаясь поймать мой взгляд. Наконец ей что-то рыкнул притащившийся обратно Первый. Они какое-то время о чем-то говорили. О своем, нуррячьем. После чего Пакость снова пытливо заглянула мне в глаза и… вдруг со всей силы цапнула за оттопыренную губу.
«Молодец, — с облегчением подумал я, увидев ее окровавленную мордочку. — Давай, анализируй состав, химзавод ты мой доморощенный. Только быстрее, пока я не подох».
Нурра и впрямь о чем-то задумалась, слизывая с носа кровь. Потом подпрыгнула, обрадованно пискнула и стрелой метнулась прочь, едва не опрокинув Первого навзничь.