Одеваюсь я тоже скромно. Офицерская рубашка защитного цвета, купленная в «военторге». Такой же галстук. Брюки-галифе с кармашком Лестрейда. Армейские прыжковые ботинки, из юфти, мягкие, удобные. В общем, колхозник с претензиями, ударник сельского труда, отслужил в армии срочную, потом сверхсрочную, потом вернулся на село, позвала земля — такую я придумал себе легенду. Для себя придумал, по Станиславскому. А что руки не тракториста, так я в колхозе счетовод.
В Каборановске мы не задерживались. Колесили по проселочным дорогам, заезжая то в рощицу, поискать землянику, то на берег речушки, а то на луг, посмотреть на коров, коз и прочую живность. Детям это полезно. А взрослым ещё полезнее — вспоминать, что там, где кончается асфальт, жизнь только начинается.
Погоды стоят жаркие, солнечные, синоптики обещают безоблачный июнь, что, конечно, пойдет на пользу «Лунному Зверю» (так пока звучит название фильма), но селяне выказывают озабоченность, не ждёт ли нас великая сушь. А поскольку все мы селяне, каждый из нас по-своему селянин, нет-нет, да и подумаешь: дождика бы, дождика! «Дровосеку» дождь не страшен, а в графике съёмок предусмотрено шесть дождливых дней. Нет, никто отдыхать не собирается, не должен и не будет, а будут съёмки в помещении Замка. Там много залов, выглядевших так, словно на дворе конец девятнадцатого века. Ну, не много, но несколько. Три. Плюс подвальные помещения. Впечатляют. Девочки специально две сцены написали, чтобы эти подвалы вошли в фильм. А Ми и Фа идти туда отказались категорически. Сели на пол, и не с места. «Там плохое», говорят. «Хороший любим. Плохой нет» — о себе они говорят во множественном числе.
Мы за мелкими следим, не сказалось ли на них новогоднее происшествие. Пока ничего особенного не замечаем. Дома темноты не боятся, в саду, в своей палатке темноты не боятся.
А здесь — не хотят. Нет, значит, нет. Темно, какие-то шорохи, и странный воздух. Не сырой, разве что самую малость. Но странный. Прослеживаются цветочные ноты, как говорят дегустаторы. С оттенком полевых трав. Откуда в подземелье цветы, тем более — полевые травы? Не сено же там хранят?
Может, какие-то вкусовые добавки для конфет? Эссенции, розовое масло, к примеру? Система естественной вентиляции здесь сложная, забытое искусство, и каким-нибудь лабиринтным ходом запахи из директорской лаборатории, лаборатории, в которой новый руководитель создает новые, небывалые прежде конфеты, стекаются в подвал?
Новый директор, Валентин Валентинович Зуев, был не совсем и новым, третий год на должности. Но люди по-прежнему настоящим директором считали покойного Дракона, а к Зуеву всё ещё приглядывались и сравнивали. С одной стороны… С другой стороны…
Одно было видно сразу: человеком Валентин Валентинович был передовым, увлечённым, желающим не просто сохранить, но и приумножить. Сейчас он пробивал новые конфеты, «Мишка на пасеке». Есть в нашей стране мишка косолапый, есть мишка на севере, пусть будет и мишка на пасеке, говорил он. Шоколад на меду вместо сахара, и с добавкой кофе, для бодрости. Для лётчиков, космонавтов и альпинистов. Скушал конфету — и ощутил прилив сил. Конфеты вроде бы и хорошие, но новый сорт требовалось согласовать в инстанциях, а дело это неторопливое. Года три-четыре потребуется, если идти обычным путем. Потому он очень надеялся, что Андрей Николаевич проникнется идеей конфетного патриотизма и поможет ему. А поскольку Стельбов с той новогодней ночи в Каборановск почему-то не ездил, действовал через Ольгу. Само собой, дарил конфеты, а ещё помог с организацией съёмок, и предоставил в распоряжении киношников Замок: снимайте, не жалко, только в титрах напишите, съёмка проходила на территории Каборановского района Чернозёмской области, пусть все знают!
Ольга конфеты принимала с благодарностью — и передавала их Валерию Давидовичу, второму главному режиссёру. С предложением выдавать по конфетке артистам перед съёмкой. Кушайте конфеты, очень будет способствовать творческой деятельности, потому что в состав конфет входят… что нужно, то и входит, вот.
И пошли, конечно, слухи. Но играть стали если и не лучше (тут определить сложно), то определенно живее. И с текста не сбивались, и ритм держали, и указания режиссёра выполняли. Почему нет? Стимулирующее действие кофе, какао и мёда на умственную и физическую деятельность известны с давних пор. Я их на себе испробовал, конфеты. Во время матча с Ларсеном. Не эти, но тоже вкусные.
Владимир Семёнович к Валерию Давидовичу взревновал: почему Валерию конфеты с особой начинкой дали, а ему нет?
Дали и Высоцкому. Спустя два дня. Мол, ингредиенты такие, что достать их непросто. Особые, вы же понимаете!
Владимир Семёнович понял. И расходовал конфеты экономно. Преимущественно на себя. И девочки, и Марина Влади ходили с загадочным, но довольным видом.
Были, конечно, и неприятные моменты. Среди каборановцев стали распространять «билеты на концерт Высоцкого». Самые примитивные: напечатанные на пишмашинке, «Концерт Высоцкого, цена три рубля, дата — 31 июня». И треугольная печать артели «Игрушка», как подтверждение серьёзности намерений.
Представители власти осторожно поинтересовались, что, собственно, это такое?
Это ваша самодеятельность, ответил Высоцкий. Он левых концертов не дает, он и правых концертов не дает. И, во всяком случае, с таким убогим оформлением связывать его имя смешно.
Но представители власти продолжали сомневаться.
Тут вступили продюсеры. Мол, дорогие товарищи, может, вам подмогу позвать? Из Чернозёмска, или даже из самой Москвы? Дело-то несложное: проверить шрифты пишущих машинок. И, кстати, что это за артель «Игрушка»? Может, у Николая Николаевича Листвянского спросить?
Представители власти попросили не беспокоить первого секретаря райкома, сказали, что сами разберутся. Конечно и разумеется. Артель же «Игрушка» существовала с незапамятных времен, но в шестьдесят первом закрылась. Видно, у кого-то сохранилась печать. Они проверят.
— И доложите! — строго сказала Лиса.
Непременно доложат, непременно…
И трех часов не прошло, как злоумышленник отыскался. Им оказался ученик восьмого класса Игорь Х., сын главного врача районной больницы. Хотел собрать деньги на двигатель, собрать и построить самолет, как у Можайского, но только лучше.
Что они будут делать с правонарушителем, уж и не знаем, но народ огорчился. Игорь выдал все деньги, насчитали триста тридцать шесть рублей, значит, купились на уловку более ста человек.
Пришлось организовать интервью для районной газеты «Путь к коммунизму». Брал интервью сам Павел Пахтюженский, главный редактор. В интервью девочки заявили, что по окончании съёмки будет организована встреча творческого коллектива с жителями Каборановского района. Под открытым небом, на местном стадионе. Приглашаются все. Будет ли выступать Высоцкий? Если съёмки пройдут успешно, то обязательно будет. О сроках сообщат дополнительно, читайте «Путь к коммунизму».
Признаться, я немного завидовал. Нет, жаловаться на отсутствие внимания я не могу, но здесь, в Каборановске, я мелкая птичка в сравнении с орлом — Высоцким. Чижик.
Ну и ладно. Чижики тоже нужны.
Глава 14Сегодня праздник у ребят!
— Да я вот этими глазами видел! Собственными! Две мокрицы, с кошку! Ну, почти! Выползли из-за того угла, усиками так в сторону, туда-сюда, туда-сюда, и — уползли.
— Неестественной величины мокрицы-то? — спросил Гайдамаков, оператор фильма.
— Я же говорю — с кошку. Небольшую такую, — Миханев, электрик, показал руками. Как рыбак.
— И куда ж уползли?
— В темноту, куда ж ещё. Они, значит, туда. А я обратно.
— Мокриц испугался?
— Если тут такие мокрицы, то, может, и тарантулы водятся, с собаку? А хоть и мокрицы. Да, испугался. Всякий смел, пока не видел, а вот выскочит, вот выползет она — я бы посмотрел на вас. Издалека только.
Но и Миханев, и Гайдамаков, и остальные из операторской группы медленно, но неуклонно продвигались вниз, в глубины подвалов. Хотя съёмка намеченных сцен не казалась столь уж хорошей идеей.
Для съёмки требуется свет, много света, это понятно. И потому даже солнечным днём используют мощные и яркие прожектора. Тени убрать, контраст ослабить, это целая наука — освещение цели.
А вот в сумерках, во тьме… Если в кино показывают партизан, сидящих ночью в лесу у костра, будьте уверены — сидят они днём, в павильоне, подсвеченные многокиловаттными лампами, иногда — накаливания, а иногда — электро-дуговыми, с угольными электродами. Энергии им нужно много, из обыкновенной розетки не запитаешь, но в павильоне — любой каприз, на то он и павильон.
Здесь, в Замке, тоже с электроэнергией порядок. Ещё в стародавние времена не поскупились, в дореволюционные. Но в подвал нужно было тянуть кабели, позволяющие подключать мощные лампы, и это было делом Миханева. А он испугался мокриц.
Меня попросили оценить состояние Миханева — нет ли белой горячки?
Нет. Белой горячки нет. Однозначно.
Тогда что?
Ну, мало ли что. Всякое бывает. Фантазия разыгралась. Или игра теней. Или кошки, да-да, обыкновенные кошки. Не знаю. Но не белая горячка.
И вот теперь вся операторская группа составляет компанию электрику. Вместе, оно и не страшно. И я заодно со всеми.
Дошли до колодца, стали расставлять аппаратуру. Дело это долгое, непростое, лишние люди не приветствуются, и я вернулся наверх.
Свои заботы у меня. Не тяжелые, скорее, приятные, но — заботы.
Еду в пионерский лагерь «Искра», соседнего, Березовского района. Двадцать пять километров, для «Дровосека» пустяк. Хотя дождик немного и подмочил дорогу.
Ми и Фа остались в Сосновке, с бабушками. В пионерлагерь их брать не стоит — и утомительно для них, и велика разница в возрасте.
Успеется.
И вот я еду из Каборановска просёлочной дорогой, вокруг благолепие, всё цветёт и растёт, природа дождиком умылась и посвежела, птички летают, бабочки порхают, мотор работает тихо и ровно, что ещё нужно?