Это его дети,
Одному три года, второму – четыре.
У него есть свисток, вырезанный из финика,
Который позволяет ему отогнать сон;
Но знай он,
То не стал бы просыпаться.
Его мозг встал дыбом, лапы – в грязи,
Точно корни лотоса,
На котором прорастают восхитительные цветы,
Остающиеся невидимыми
Для всех, кто пытается их рассмотреть.
Некоторое время спустя я и сам отправился путешествовать. Италия, Константинополь, Южная Америка, Япония и Китай по очереди служили мне пристанищами на этом пути. Два года я не появлялся в Париже, и, признаюсь, впечатления от этой поездки заслонили собой все предшествовавшие события. Время от времени я задавался вопросом, что могло статься с четой Ларенсе, но их молчание казалось мне свидетельством если не счастья, то по крайней мере покоя этой пары – и, надо сказать, я не ошибся! Вернувшись в столицу третьего дня, я прогуливался после обеда по рю де ля Пэ, с удовольствием рассматривая витрины ювелирных магазинов, которые, право слово, радуют глаз ничуть не меньше экзотических цветов, когда увидел группу из трёх персонажей, два из которых были мне хорошо знакомы: навстречу шли Ларенсе и Розина в сопровождении совсем ещё молодого человека с романтически затуманенным взором, который сжимал подмышкой маленький чёрный портфель… Клод первым узнал меня и, как мне показалось, даже обрадовался: он выглядел подтянутым, просто любо-дорого смотреть; Розина особенно не изменилась, лишь её улыбка стала холоднее. Мы решили зайти в бар «Ритц». Молодой человек увязался с нами, и Розина, сообразив, что забыла нас представить, сделала широкий жест в его сторону:
– Прошу любить и жаловать, г-н Жак Она´, начинающий и уже очень талантливый литератор; его последний роман – квинтэссенция современности, я просто восхищена.
Пока нам готовили заказанный чай, я спросил Ларенсе о его трудах:
– Я почти перестал писать, – признался он, – в основном играю в гольф и забавляюсь с недавно купленным авто – сорок лошадиных сил! – думаю скоро отправиться куда-нибудь на юг: сделайте одолжение, давайте обкатаем его завтра, это настоящее сокровище, а вы, я знаю, любитель роскошных машин.
Воспользовавшись тем, что Розина на мгновение отлучилась, я спросил моего друга, не обзавелись ли они детьми? Тот помрачнел:
– Да, – ответил он, понизив голос, – в прошлом году у нас родился ребёнок, но долго он не прожил, что, может, и к лучшему: вышел эдакий монстр, ни рук, ни ног!
– Ну, по меньшей мере, вам удалось создать произведение, не наделав при этом последователей, – пошутил я, пытаясь скрыть тягостное впечатление, которое произвели на меня его откровения.
Когда вернулась Розина, юный автор испросил позволения прочесть принесённую с собой рукопись. Ларенсе при этих словах поморщился, одним глотком допил чай и, сославшись на необходимость заехать к механику, оставил супругу наедине с литератором, а меня утянул смотреть его машину:
– Как же я вам, должно быть, тогда досаждал, – мягко проговорил он, когда мы вышли, – теперь такие чтения отравляют мне жизнь, хотя этот Она´ и милый[186] тип.
– Ну что вы, вовсе нет – да и потом, пишешь всегда для кого-то. Смотрите: вы сейчас увлеклись автомобилями и приглашаете меня опробовать ваш болид: это вещи одного порядка. Я, например, на обратном пути сочинил на корабле вот это последнее стихотворение: хотите послушать? Кстати, презентуйте его от моего имени Розине сегодня вечером, я даже надпишу посвящение:
Самое большое несчастье в жизни – это сама жизнь.
Слёзы напоминают звёзды
На сковороде!
Небо – что твой фотоаппарат.
Бог – гипосульфит дьявола.
Природа величает меня царём,
А люди – мистификатором!
Если бы я мог читать мои мысли,
То увидал бы лишь одно слово!
Лотерея.
Мой взор устремлён в пустоту,
А голова приобрела форму воронки.
Затерявшись в свите иллюзий
Под барабанный бой
С его величественным эхом, я улыбаюсь желаниям.
Дирижёр – я сам.
А музыканты – девушки в цвету.
Хроника жизни и творчества Франсиса Пикабиа
1879. Франсис-Мари Мартинес де Пикабиа родился 22 января в Париже, где его отец, происходивший из семьи эмигрировавших на Кубу испанцев, был главой кубинской дипломатической миссии. Мать-француженка умерла от туберкулёза, когда Пикабиа было 7 лет. Его детство было обеспеченным, но эмоционально нестабильным; сам он был капризным и временами невыносимым ребёнком. После смерти матери и, годом позже, бабушки по материнской линии он остаётся с отцом, дядей и дедом, скрашивая рисованием скуку в этом «доме без женщин». Позднее, в юности, он будет финансировать своё пристрастие к филателии, продавая картины испанских мастеров из коллекции отца и подменяя оригиналы своими копиями.
1895. Поступает в Национальную высшую школу декоративно-прикладного искусства, но охотнее посещает Школу Лувра и Академию Эмбера, где также учатся Жорж Брак и Мари Лорансен. Занимается в мастерской Фернана Кормона (всё – Париж).
1897. Знакомство с работами Альфреда Сислея и с семьёй Камиля Писарро открывает ему импрессионизм и пуантилизм.
1899. Дебютирует на парижском Салоне французских художников с картиной «Улица в Мартиге» (по другим свидетельствам, ещё в 1894 г. отец отправил на Салон картину 15-летнего Франсиса «Вид Мартига», она «не только принята, но и премирована»).
1903. Представляет несколько картин на Салоне Независимых (Париж).
1905. Первая личная выставка в столичной галерее Османн, экспозицию ждёт заметный успех.
1906. Выставка в берлинском «Каспарс Кунст-салон».
1907. Выставка в лондонской галерее Креметти.
1908. Знакомство с исполнительницей авангардной музыки Габриэль Бюффе (они поженились годом позже, расстались в 1919-м и окончательно развелись в 1930-м; у них родилось четверо детей). Под её влиянием Пикабиа отходит от импрессионизма, порывая также с «профильными» галеристами, обеспечивавшими его финансовое процветание (материальные потери от этого разрыва, впрочем, компенсировало полученное от матери наследство). Он обращается к более современным пластическим теориям, в последующие годы проходит через увлечение фовизмом, кубизмом, орфизмом и футуризмом. Акварель «Каучук» (1909) считается одной из провозвестниц абстрактного искусства. В марте 1909 г. парижский галерист Дантон – ставший его дилером после выставки у Османна – распродаёт с аукциона более ста импрессионистских работ Пикабиа: в ответ на «уход» Пикабиа структуры «старого» искусства также ставят на нём крест.
1911. Присоединяется к «посткубистской» группировке из парижского пригорода Пюто, позднее получившей название «Золотого сечения». Знакомится с Марселем Дюшаном (который видит в Пикабиа «освободителя»; они останутся друзьями на всю жизнь) и Гийомом Аполлинером.
1913. Международное признание на Оружейной выставке в Нью-Йорке (где Пикабиа был единственным представителем группировки кубистов). Поездка, на которую отводилось две недели, растянулась почти на полгода. Входит в круг авангардистов, собиравшихся у фотографа Альфреда Стиглица; тот выставляет его картины в своей галерее «291». Репродукции полотен Пикабиа под заголовком «Посткубистские впечатления от Нью-Йорка» опубликованы в «Нью-Йорк Трибьюн». Путешествие вдохновляет его на футуристские по духу картины («Нью-Йорк», «Балерина-звезда на трансатлантическом лайнере»). Интерес к анализу движения, занимавшему также Дюшана и футуристов: картины Udnie («Юная американка») и Edtaonisl («Священник»), обе представлены на парижском Осеннем салоне 1913 г.
1915. Спасаясь от призыва на фронт Первой мировой войны, в мае отправляется с коммерческой миссией на Кубу, но «застревает» в Нью-Йорке. Знакомство с Ман Рэем. Участвует в выпускавшемся Стиглицем журнале «291», который посвятит Пикабиа специальный номер, где тот публикует серию «портретов-предметов»: изображение фотоаппарата подписано «Здесь, здесь Стиглиц», а свеча зажигания автомобильного мотора – «Портрет молодой американки в состоянии наготы». Под впечатлением от «Мельницы для шоколада» и реди-мейдов Дюшана интерес к символическому языку машин вырастает у Пикабиа в целый «механоморфный» стиль, вдохновлённый эстетикой промышленного дизайна и научно-популярных журналов («Девочка, рождённая без матери», «Святая святых, этот портрет – обо мне»). Увлечение наркотиками позднее приведёт к ухудшению здоровья, неврастении и приступам депрессии.
1916. Продолжение механоморфных работ, где иронично переосмысляются объекты промышленного производства («Очень редкая картина о земле», 1916, «Вселенская проституция», 1916, «Любовный парад», 1917, «Машина, крутитесь быстрее», 1916–1918).
1917. Пикабиа по-прежнему пытается ускользнуть от воинской повинности и перебирается в Барселону, где начинает выпуск дадаистского журнала «391», который, несмотря на обилие авторов, остаётся личной трибуной Пикабиа (выходил до 1924 г., несколько номеров – в Нью-Йорке при содействии Дюшана, затем – Цюрих и Париж). «Я изобрёл дада по принципу человека, который, чтобы не сгореть в разрастающемся пожаре, разводит вокруг себя огонь», – скажет он в 1947 г. Публикация в Барселоне сборника стихов 1914–1917 гг. «Пятьдесят два зеркала». Последняя поездка в Нью-Йорк. Начало романа с Жерменой Эверлинг, в 1919 г. у них родится сын Лоренцо.
1918. Проходя в Цюрихе курс лечения от депрессии, знакомится с Тристаном Тцара и тамошними дадаистами. Врачи запретили ему занятия живописью, он сосредоточивается на поэзии, в Лозанне выходят его сборники «Стихи и рисунки девочки, рождённой без матери», «Островок благолепия в кантоне Обнажённых» и «Платонические кормушки», а в Беньене (также Швейцария) – «Атлет из похоронного бюро».