Аркадий Баратов зевнул, прикрыв ладонью рот, и присел на кровать рядом с Файзуллой.
Мальчишка снова что-то сбивчиво залопотал на своем гортанном языке. По мере того как он говорил, глаза Аркадия все больше округлялись.
— Сегодня ночью бандиты собираются поджечь самолеты, — продолжая вслушиваться в слова Файзуллы, коротко бросил переводчик Чучину.
Иван вскочил, схватил Файзуллу за плечи.
— Откуда ты знаешь?
— Только что один из постояльцев попросил его сообщить об этом русским летчикам, — ответил за Файзуллу Баратов. — Он объяснил, что случайно услышал, как бандиты обсуждали план нападения. Однако сам не решился идти к нам — опасается, что его примут за сообщника. А с мальчишки какой спрос.
— Спроси, не знает ли он, где сейчас бандиты, — потребовал Чучин, — и как они выглядят?
Баратов перевел вопрос Ивана и, выслушав ответ мальчишки, отрицательно покачал головой.
Иван бросился к Гоппе. Вместе они направились к начальнику охраны.
Офицер выслушал их совершенно бесстрастно:
— Не подавайте вида, что вы что-то знаете, — спокойно сказал он и добавил с высокомерной усмешкой: — Не волнуйтесь, идите спать. Все будет в порядке.
Иван вернулся в комнату, но не находил себе места. Дурацкая ситуация. Рядом с ним решается судьба экспедиции, а он не может вмешаться. Гоппе категорически приказал не выходить за дверь, как он выразился, «во избежание провокаций или других неожиданностей».
Развязка наступила часа через два. Короткая перестрелка переполошила обитателей караван-сарая. Чучин не мог сдержаться и выскочил во двор. Начальник конвоя, увидев его, кивнул на два валявшихся на земле трупа.
— Они уже не смогут причинить вам никакого зла. Потом, брезгливо скривившись, показал на двух привязанных к столбу людей:
— И эти тоже.
Позвали хозяина и выяснили, что люди эти ждали прибытия каравана в течение нескольких дней. Однако дальнейшие расспросы ничего не дали — хозяин пребывал в полном неведении, откуда прибыли постояльцы и кто они, а пленные упорно молчали.
— Надо бы поблагодарить мальчишку, — сказал Иван подошедшему Гоппе. — Если бы не он, неизвестно, чем дело могло кончиться.
— И заодно выяснить, кто рассказал ему о готовящемся нападении. Нам надо бы знать, откуда ждать сюрпризов, — согласился командир.
Файзулла сообщил, что человек назвал себя муллой Джунаидом.
— Невысокий такой, плотный, и лицо немного рябое…
Чучин и Гоппе поняли друг друга с полувзгляда и ничуть не удивились, когда хозяин сказал, что никакой мулла Джунаид в рабате не останавливался.
«Опять рябой. И опять полная неясность, — думал Чучин, засыпая. — Но почему из врага он вдруг превратился в союзника?»
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ГЕНРИ ДОББСА
— Можете не сомневаться — это не подделка, — английский посланник в Кабуле Генри Доббс осторожно поставил кофейник на стол и откинулся на мягкую спинку кресла. — Красивая вещь. Подумать только, сделана полтора столетия назад в Тюрингии, а теперь вот в Кабуле. Я уверен, что, если бы кто-нибудь описал приключения этого кофейника, получилась бы увлекательная книга.
— Ну что ж, — сказал Аманулла-хан, — приятно услышать заключение эксперта.
— Фарфор — мое хобби, — усмехнулся Доббс. — Моя профессия — политика. К сожалению, в этой области вы цените мое мнение значительно ниже. Я хочу вас убедить в одном: то, чего желает наше правительство, нужно в первую очередь вам.
— Значит, опять забота о нашем процветании? — с нескрываемой иронией спросил эмир.
— Разумеется, британскому правительству небезразлично положение дел в Центральной Азии. Но интересы наших государств вовсе не противоречат друг другу. Мы хотим вам помочь. Не отвергайте нашей помощи. Она вам еще пригодится. Тем более, — добавил Доббс, — что мы практически ничего не просим взамен. Разорвите договор с русскими. Вы ведь все равно ничего от них не получите.
— Вы уверены? — вскинул взгляд Аманулла-хан.
— Мне кажется, — сказал посланник, — вы возлагаете на русских слишком много надежд. Мы в Англии не очень-то доверяем большевикам. С ними надо быть настороже.
— Да, — заметил Аманулла-хан, — вы и в самом деле крайне осторожны, когда кому-либо надо помочь.
— Вы рассчитываете получить помощь от русских, — спокойно продолжал Доббс, — и совершенно напрасно. Они вам ничего не смогут дать, даже если захотят. У них голод, разруха. Им самим долго не выдержать. Через несколько лет с социализмом будет покончено.
Доббс посмотрел в глаза собеседнику, стараясь угадать, какое впечатление произвели его слова на эмира. Но лицо Амануллы-хана было совершенно непроницаемым. И хотя Доббс давно привык к невозмутимой восточной манере вести разговор, временами она его крайне раздражала.
— Вам кажется, что Лондон не слишком щедр? — спросил посланник. — Но двадцать тысяч винтовок и двадцать полевых батарей вам и сейчас не помешают. А за качество оружия я могу поручиться.
— Что и говорить, — подтвердил Аманулла-хан, — ваши пушки стреляют хорошо. В Афганистане это известно каждому.
— В Афганистане, — поморщился посланник, — никак не могут забыть прошлого. А мы, англичане, люди деловые. Знаете, говорят: время — деньги. Нам некогда ворошить историю. Мы привыкли смотреть в будущее. Прошлое все равно не исправишь.
— Исправить не исправишь, — задумчиво произнес эмир, — но и забыть прошлое иногда не так-то легко. Народ не поймет меня, если я соглашусь принять подачку от вашего правительства..
— Но ведь вы принимаете самолеты от Советской России, — возразил Доббс.
— Совсем другое дело, — сказал Аманулла-хан, — Россия — наш союзник. Она пришла к нам на помощь в тяжелое время, и у нас с ней равноправные отношения.
— Однако сейчас и между нашими странами начинаются новые отношения, — торжественно заявил посланник.
— Хотелось бы верить в это, — холодно произнес эмир..
— Оружие, которое вы получите, это только аванс. В течение 25 лет мы обязуемся выплатить вам 40 миллионов рупий. Мы поможем Афганистану стать могущественной страной.
— Итак, — спросил Аманулла, — между нашими государствами наступает период дружбы?
— Если вы того пожелаете, — подтвердил Доббс.
— И ваше правительство протягивает нам руку помощи?
— Конечно!
— Однако, — усмехнулся Аманулла-хан, — Лондон почему-то не спешит установить с нами равноправные отношения. Может быть, у вас еще надеются, что Афганистан снова станет британской колонией?
Генри Доббс помрачнел, недовольный таким поворотом разговора.
— Я вас понимаю, — сказал посланник. — Вы считаете, что англичане — это исчадие ада, что они виновны во всем зле, которое совершается в мире. Но поверьте, англичане творят не только разбой, и не вся несправедливость на земле исходит от англичан. В Лондоне уже относятся к Афганистану, как к независимому государству.
— Однако не спешат признать нашу независимость, — уточнил эмир.
— Видите ли, — пожал плечами Доббс, — на все нужно время. Британия — страна традиций. И хотя мы уже давно имеем дело с Востоком, в Лондоне еще немало людей, порой весьма влиятельных, которые не понимают, что происходит в Азии… Если бы это зависело от меня, можете не сомневаться, мы сегодня же пересмотрели бы наши отношения. Увы, даже британское правительство не властно само решать-такие вопросы. У нас есть парламент, а многие его члены живут представлениями прошлого века.
— Значит, — сказал Аманулла-хан, — вы предлагаете нам подождать, пока в вашем парламенте изменятся настроения. Что ж, наша страна веками ждала независимости, может потерпеть еще пару десятилетий.
— Когда закладывают фундамент нового здания, лучше не торопиться, — заметил посланник.
— Возможно, вам покажется это странным, — неожиданно резко хлопнул ладонью по столу Аманулла, — но мы хотим независимости не только для наших внуков, но и для себя. Признание нашей независимости именно теперь является гарантией мира и покоя в нашей стране.
Эмир порывисто поднялся и подошел к окну.
— Некоторые историки, — помолчав, сказал он, — утверждают, что характер народов зависит от географических условий, в которых они живут. У жителей равнин нравы не похожи на нравы горцев.
— Возможно, — рассеянно ответил Доббс.
— Видите, — продолжал Аманулла-хан, — до тех гор десятки километров, а кажется, что они совсем рядом. Мы в Афганистане с детства привыкли смотреть вдаль и не любим, когда что-либо заслоняет хороший вид, а у вас в Англии столь часты туманы. Вы научились ориентироваться даже в тех случаях, когда ничего не видите в пяти метрах перед собой. Но мне кажется, что и вы иногда ошибаетесь: или не видите, или не хотите видеть, куда ведет ваш путь.
— Что же я должен передать в Лондон? — спросил Доббс.
— Мы очень благодарны за проявление заботы со стороны британского правительства, — ответил Аманулла-хан. — Однако Англии не стоит вмешиваться в наши отношения с другими странами, и привилегиями, основанными на таком вмешательстве, мы воспользоваться не можем.
Глава третья
Когда караван снова двинулся в путь, Иван обратился к Камалу:
— Я надеюсь, не в каждом караван-сарае нас будут ждать подобные сюрпризы?
— Большинство населения относится к вам хорошо, — осторожно ответил афганец. — Даже мулла счел своим долгом предупредить вас об опасности, а это многое значит. Улемы всегда были главной угрозой для эмира — ведь в их руках души верующих. А что касается бандитов — в Кабуле выясним, кто они и откуда.
Иван почувствовал, что журналисту не хочется продолжать этот разговор, и он переменил тему.
— Ты держишься в седле, как заправский наездник, — похвалил он Камала.
— Я ведь сын офицера, — улыбнулся журналист, — и мечтал стать военным. Знаешь, у нас есть пословица: «Трон для эмира, весы для торговца, плуг для крестьянина, меч для афганца». Меня с детства учили стрелять из винтовки и владеть саблей, а верховая езда была моей страстью. Когда отец хотел наказать меня, запрещал в течение дня подходить к коню. Я думал, вырасту — буду сражаться с англичанами. Думал по одному, вышло по-другому: стал журналистом. И не жалею. Пока мы не победим невежество, Афганистан сильной страной не будет.
Камал помолчал и с горечью добавил:
— Заразу надо уничтожать с корнем, иначе рано или поздно она уничтожит нас.
Иван огляделся по сторонам. Он уже успел привыкнуть к неожиданным сменам пейзажа. Теперь бесплодная степь сменилась дынными бахчами, у дороги росли абрикосовые и тутовые деревья.
— Что это? — удивленно спросил Чучин и показал Камалу на обнесенное невысокой оградой странного вида сооружение, украшенное рогами джейрана.
— Мазар, — объяснил журналист, — гробница святого. Мусульмане приходят сюда на поклонение.
Деревья вокруг мазара были увешаны лоскутами разноцветной материи. Перед оградой сидели дервиши, расстелив на земле камышовые циновки. Появление каравана не произвело на них никакого впечатления, и они продолжали, перебирая четки, монотонно и пронзительно выкрикивать какие-то слова.
Внезапно появилась группа всадников, которые быстро двигались навстречу каравану. Наездники пронеслись мимо, но Чучин успел хорошо рассмотреть молодого красивого офицера в парадной форме, за которым следовала небольшая свита щегольски одетых джигитов.
Иван взглянул на журналиста и по выражению его лица понял, что эти люди знакомы Камалу.
— Полковник Исмет-бай, — не дожидаясь вопроса, пояснил журналист, — адъютант Джамаль-паши.
— А кто это такой?
Теперь уже Камал смотрел на Ивана с нескрываемым удивлением, не веря, что можно не знать о Джамаль-паше.
— Это ближайший соратник Энвера-паши, — объяснил журналист. — Его-то ты, надеюсь, знаешь?
— Слышал, — подтвердил Чучин, — даже фильм про него смотрел. В Петрограде, когда в летной школе учился. Дай вспомню, как он назывался. Да, точно: «Энвер-паша — предатель Турции». Там еще было показано, как он резню армян устроил.
Иван произнес эти слова и осекся. Лицо журналиста сделалось сумрачным. Иван понял, что допустил оплошность, и посетовал на свою неосмотрительность.
— Нельзя верить всяким слухам, — неодобрительно произнес Камал. — Я допускаю, что у Энвера-паши есть заблуждения. Но он истинный мусульманин и хочет нас всех объединить. И англичан ненавидит, — добавил журналист свой последний веский аргумент.
— А правда, — осторожно осведомился Чучин, — что Энвер-паша поддерживает бухарского эмира и басмачей?
Вопрос немного смутил Камала, и он ушел от прямого ответа.
— Сейид Алим-хан, — сказал он, — ведет себя неверно. Он заботится лишь о своих корыстных интересах, а не о единстве мусульманского мира, которое помогло бы всему Востоку стать сильным, противостоять любым угнетателям. Аманулла-хан не поддерживает Алим-хана. Мы выступаем за дружбу с Россией.
Чучин нахмурился. Те же лозунги объединения мусульман в борьбе против «неверных» провозглашали и басмачи, которые безжалостно проливали кровь мирных жителей там, в Туркестане. «Зря я с Гоппе спорил, — подумал про себя Иван. — С человеком, который увлечен идеями Энвера-паши, надо быть осторожнее».
— О чем, Иван Григорьевич, так задумался, что не замечаешь, как прибыли на стоянку? — окликнул Чучина Аванес Баратов.
Отряд двигался по тенистой, обсаженной тутовыми деревьями улице небольшого поселка, посреди которого возвышались зубчатые стены рабата.
Хозяин караван-сарая поспешил навстречу гостям. Он подошел к начальнику конвоя и начал что-то объяснять. Тот выслушал его и угрожающе поднял плеть. Хозяин бросился на колени.
«Опять какие-то сложности», — вяло подумал Иван и, стегнув коня, направился к Баратову, который что-то обсуждал с начальником конвоя.
На лице афганского офицера выразилось неподдельное изумление. Он пожал плечами и молча удалился. Хозяин караван-сарая принялся горячо благодарить Баратова.
— Что произошло? — спросил у переводчика Чучин.
— Начальник конвоя угрожал наказать хозяина пятьюдесятью ударами плети за то, что тот вовремя не позаботился о еде, достойной гостей эмира. У него сегодня нет баранины. Есть только телятина, но он уверяет, что она парная и очень хорошая.
— И что же ты сказал офицеру? — улыбнулся Чучин.
— Что мы не будем в обиде, если телятина окажется действительно хорошей.
Пока повар отряда Валерка, взяв инициативу в свои руки, вместе с афганцами занимался приготовлениями к обеду, Иван решил прогуляться по поселку. Вместе с Аркадием Баратовым они спустились к бурной и стремительной горной речушке, берег которой покрывали цветущие сады. Ветхий подвесной мостик вел на другую сторону, к залитому водой рисовому полю.
— Искупаемся? — предложил Баратов.
— Можно, — согласился Чучин и первым скинул пропахшую потом пыльную гимнастерку.
ЭНВЕР-ПАША
— Прошу! — предупредительно распахнул дверь перед Усман-беком рослый стройный секретарь в офицерской форме, перетянутой белой портупеей. — Генерал уже ждет вас.
Усман-бек ответил легким кивком и вошел в кабинет Энвера-паши.
Это была просторная светлая комната с высоким потолком.
У правой стены — два приземистых шкафа с резными дверцами, у левой — мягкий диван с золочеными ножками в форме львиных ног.
Энвер-паша сидел за массивным письменным столом напротив двери. Он поднял глаза от разложенной перед ним карты и приложил руку к феске в ответ на приветствие Усман-бека.
— Присаживайтесь, — кивнул он на стоявшее перед столом кресло. — Ну, как идут дела у нашего друга Сейид Алим-хана? Как его драгоценное здоровье?
— Эмир весь день в молитвах, — не нарушая традиционного восточного этикета, ответил Усман-бек. — Он молится, чтобы поскорее наступил день, когда его земля освободится от большевиков.
— А мне казалось, — насмешливо сказал Энвер-паша, — после того, как Алим-хан купил себе прекрасное поместье Кала-и-Фату, он целиком поглощен его благоустройством и своими наложницами. Их у него сейчас, наверное, уже больше ста.
— О, нет, — улыбнувшись, возразил Усман-бек, — всего только сорок семь.
— Да, — продолжал Энвер-паша, — у Сейид Алим-хана действительно много важных дел. Одна торговля коврами и каракулем отнимает массу сил и времени.
— У эмира сложное положение, — сказал Усман-бек. — Вы ведь знаете: для того, чтобы снарядить армию, нужны деньги, очень много денег.
— Прекратите, Усман-бек, — презрительно бросил Энвер-паша, — у кого-кого, а уж у Сейид Алим-хана их вполне достаточно. Он имеет счет не в одном лондонском банке. Просто, — уже спокойнее продолжал генерал, — у него душа торговца, а не воина. Был бы он истинным потомком Мухаммеда, не сидел бы сложа руки, а с оружием в руках боролся бы с неверными, которые отняли у него власть. Но я, я сделаю это! Я объединю мусульман! А Амануллу…
Он осекся, нажал на кнопку звонка. В дверях появился секретарь.
— Кофе! — коротко приказал генерал и снова перевел взгляд на Усман-бека. — Почему столько времени не появлялись? Я уже начал беспокоиться.
— Сейид Алим-хан в последнее время стал очень подозрительным, — нахмурился Усман-бек. — Он бы не раздумывая повесил меня, если бы только заметил, что я направляюсь к вам без его ведома.
— Вот как? Но сегодня вам все же удалось улизнуть от его соглядатаев?
— Он сам меня послал к вам, — усмехнулся Усман-бек. — А это значит — мне еще доверяют. — Он вытащил из нагрудного кармана пакет. — Я должен передать вам письмо.
— Посмотрим, что придумал Алим-хан на этот раз, какие козни нам строит. — Энвер-паша сломал печать, вскрыл конверт. Извлек небольшой, аккуратно, сложенный лист бумаги.
— Он ничего не говорил вам о содержании письма? — спросил генерал, вчитываясь в вязь арабского текста.
Усман-бек покачал головой.
Генерал вложил письмо в конверт и убрал в ящик стола.
— Сейид Алим-хан сообщает мне, что-все готово к переходу границы. Он предлагает немедленно начать операцию по освобождению Туркестана от большевиков, объединив наши силы.
Усман-бек долгим взглядом посмотрел на генерала. В его глазах на мгновение вспыхнули искры подозрительности, но тут же погасли, что свидетельствовало о выработанном годами умении тщательно скрывать свои мысли от собеседника.
— Я подумал, — осторожно сказал Усман-бек, — вы будете рисковать жизнью, будете тратить силы и энергию ради того, чтобы…
Усман-бек запнулся. В комнату вошел секретарь и поставил на стол поднос с кофе.
— Ради того чтобы снова посадить на престол такое ничтожество, как Сейид Алим-хан, — закончил за Усман-бека генерал. — Вы ведь это хотели сказать?
Усман-бек покосился на секретаря и молча кивнул.
— Разве я похож на человека, который собирается вернуть Сейид Алим-хану его Бухару? — неожиданно рассмеялся Энвер-паша, протягивая руку за чашкой. — Скажу вам прямо, Усман-бек, без обиняков и околичностей. Сейид Алим-хан никогда не вернется туда. Я бы даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему в этом. Когда мы освободим Туркестан, бывший эмир нам больше не понадобится. Но сейчас его люди, его деньги очень облегчили бы мою задачу.
— Вы полагаете, он не догадывается об этом? — спросил Усман-бек, прищурившись.
— Не только догадывается — Алим-хан знает это наверняка, — спокойно произнес Энвер-паша и неторопливо отпил несколько глотков кофе. Затем встал из-за стола, прошелся по комнате.
— Но у него нет выбора, — продолжил свою мысль генерал. — Покончить с большевиками в Туркестане можно только совместными усилиями, опираясь на помощь всех, кого не устраивают новые порядки в России…
— Вы имеете в виду англичан?
— Да, и англичан тоже. Они давно разделались бы с этим выскочкой Амануллой, не будь у него за спиной твердой поддержки Ленина.
Генерал вернулся к столу, залпом допил кофе и снова зашагал по кабинету.
— В последнее время Аманулла-хан доставляет мне много хлопот. Его дружба с большевиками день ото дня крепнет, и у меня такое чувство, что не сегодня завтра он может выгнать нас из Афганистана. Одна надежда, что Аманулле-хану недолго осталось сидеть на троне.
Усман-бек не проявил признаков удивления.
— Вы хотите сказать, — спокойно взглянул он на генерала, — что восстание против Амануллы-хана уже подготовлено?
— Пока еще нет, — осекся Энвер-паша, понимая, что сказал лишнее, — но… Если и дальше события будут развиваться так, кто знает, что может случиться…
В дверь осторожно постучали, и на пороге вновь появился секретарь в парадной портупее. Он подошел к Энверу-паше и прошептал ему несколько фраз на ухо.
— Проклятье! — пробормотал генерал, изменившись в лице. Он жестом отпустил секретаря и, повернувшись к Усман-беку, сообщил: — Королевская гвардия арестовала наших людей, которые должны были сжечь русские самолеты. Я не сомневаюсь, что они будут молчать, но время уходит…
— Я думаю, вам следует благодарить за это нашего уважаемого Сейид Алим-хана, — все с тем же невозмутимым видом отреагировал гость. — Он очень обижен тем, что обещанные англичанами деньги и оружие достанутся не ему, и хотел бы пересмотреть ваше соглашение с англичанами с учетом его интересов.
— Паршивый шакал! — взорвался Энвер-паша. — Он всегда загребал жар чужими руками. Даже сейчас, когда мы начинаем священную войну против всех неверных, эта собака думает лишь о своих интересах, хочет урвать кусок пожирнее только себе…
«Убил бы его! — подумал он про себя с яростью. — Подлая, жирная гадина! Если бы не его деньги и люди, если бы! Как они связывают меня с этим подонком! И иного выбора нет!»
Генерал сжал кулаки и в бессильной злобе стукнул по столу так, что стоявшая на краю чашка из тонкого китайского фарфора подпрыгнула и со звоном упала на паркет. Энвер-паша отрешенно посмотрел на осколки, а Усман-бек мягким голосом продолжал:
— Насколько я понял, Сейид Алим-хан готов сам закончить это дело с самолетами, как только получит ваше согласие.
— Я должен подумать, — все еще не отрывая глаз от осколков, обронил Энвер-паша, и по его лицу Усман-бек понял, что приступ ярости прошел и в голове генерала зреет какой-то замысел.
Гость встал и, вежливо поклонившись, направился к выходу.
Когда Усман-бек покинул кабинет, Энвер-паша потребовал вызвать к нему Джаббара. Вскоре прибыл высокий худощавый юноша с вытянутым лицом, большими карими блестящими глазами, черной бородкой и коротко подстриженными усиками.
К генералу вернулись его обычное спокойствие и хладнокровие.
— Джаббар, — сразу приступил он к делу, — вы знаете, что англичане настаивают, чтобы мои люди помешали русскому каравану доставить самолеты в Кабул. Однако у нас есть веские основания не портить отношения с Амануллой-ханом.
Джаббар понимающе кивнул.
— Только что здесь был Усман-бек, — продолжал генерал. — Я попрошу его лично заняться караваном. Но у афганской полиции не должно возникнуть ни малейших подозрений о нашей причастности к операции. Пусть считают, что это целиком и полностью дело рук Сейид Алим-хана.
— Может быть, человека Усман-бека следует устранить сразу после операции? — осторожно спросил Джаббар. — Несчастный случай или еще что-нибудь в этом роде? А когда преступник мертв, то и судить некого.
— Не годится, Джаббар, — возразил Энвер-паша, — Аманулла-хан так этого не оставит. Еще раз повторяю — ваша задача сделать все так, чтобы следы привели к Сейид Алим-хану.