– Курва, твою мать! Тут дури на косарь зеленых, сука!
Хохол взял его за шиворот и поднял над полом:
– Извинись, тварь бацилльная! Кому говорю?!
– Пошел ты, псина! – огрызнулся Макар, суча ногами над паркетом. – Кто ты такой, чтобы мне указывать? Шлюхе своей будешь команды давать, понял?
Женькины глаза налились кровью, он размахнулся свободной рукой и врезал Макару в лицо:
– Я предупреждал, что порву тебя за каждое слово, урод?
– Отпусти его, Хохол, – перестав идиотски ржать, велел Бес, но Хохол не подчинялся ничьим словам, кроме хозяйкиных, а Марина молчала, в упор глядя на Беса. – Что уставилась?
– Да вот смотрю, во что ты превращаешься, Гришка, – спокойно отозвалась она, усаживаясь в кресло и доставая сигареты. – Хохол, отпусти страдальца.
Женька разжал пальцы, и Макар мешком плюхнулся на пол.
– Куда? Лежать! – заметив, что он собирается подняться, Хохол наступил Макару на руку, и тот взвыл от боли. – Я же сказал – лежать и не рыпаться!
Бес наблюдал за происходящим как-то отрешенно, без интереса, словно неважно ему было это все, не касалось, не трогало.
– Гришка, ты же умный мужик, – заговорила Коваль, наклонившись к нему и взяв за запястье. – Подумай, какой смысл калечить себя? Ради чего? Чтобы потом вот это дерьмо руководило тобой? – Она кивнула в сторону корчившегося на полу Макара. – Давай я помогу тебе?
– Как ты мне поможешь? – вяло поинтересовался Бес, перехватив ее руку и рассматривая висящий на ногте среднего пальца цветок из платины.
– Я устрою тебя в клинику, никто и не узнает, кто ты, полежишь пару месяцев, отдохнешь, все наладится.
– Зачем тебе?
– Ты мне не чужой. Егор сказал бы то же самое и сделал бы то же самое. Ты послушался бы своего брата, Гриш, я знаю, так послушайся и меня, ведь я его жена…
И тут они услышали мерзкий, козлиный смех Макара – он катался по полу и заходился, хватаясь за живот:
– Ой, не могу! Сука, ну, вы даете оба! Родня! Вот, оказывается, что связывало вас, а я и не допер сразу, почему ты отказываешься валить ее, Гришаня! Да-а, ситуация! Я-то думал, грешным делом, ты просто запал на нее, как все, как придурок Малыш, как Строгач, как мент этот, а оно совсем в другом, дело-то! Родня! Эх, черт, лоха я нанял, когда заказывал эту курву, уж прости, Гришаня, промахнулся он и завалил брательника твоего, хотя против него лично я ничего и не имел никогда. Мне сука эта жить мешала, сколько раз рамсили с ней, да все никак мне не удавалось подловить ее, уж больно осторожная и грамотная!
У Коваль в голове словно граната разорвалась от услышанного… Так вот кто заказал ее – Макар! Ей и в голову это не приходило, а напрасно, оказывается.
– И на что ты рассчитывал, когда сейчас толкал это фуфло? – тихо поинтересовался вмиг протрезвевший Бес, сжимая Маринины пальцы и с ненавистью глядя на Макара. – Ведь ты не выйдешь теперь отсюда, неужели не понятно? Малыш – мой брат…
– Да по херу мне ваши индийские фильмы! – огрызнулся Макар, вставая и отряхивая брюки. – Мне все равно жить осталось от силы пару месяцев, но и ты сдохнешь теперь, Гришаня – у меня ВИЧ, а кололись мы с тобой в последнее время одним шприцем. Ку-ку, Гриня, увидимся на том свете! Так что хоть напоследок душу облегчу, выскажусь. Жаль, Наковальня, что тебя не успел нигде прижать, чтоб подыхала подольше и мучилась, как я, но ладно – тебе и так досталось. Я даже обрадовался, когда узнал, что Малыша завалили, ты ж его любила до одури, так я отнял у тебя самое дорогое, будешь меня век помнить! И тебе, Бес, тоже награду оставил за все, что ты мне сделал, за то, как унижал меня и на бабки кидал. Теперь они тебе пригодятся – лечение дорогое, а эффекта нет почти, я-то знаю. Попомните еще Макара, суки! Каждый день будете вспоминать!
Он плюнул на пол и пошел к двери, но не успел сделать и трех шагов, как в шею ему воткнулась брошенная Хохлом финка. Макар рухнул, как подкошенный, а Марина заорала Хохлу, присевшему, чтобы вынуть оружие:
– Оставь, на ней кровь!
Хохол растерянно заморгал, Коваль оттащила его к дивану, на котором сидел в шоковом состоянии Бес:
– Не трогай, я сказала – она вся в крови, мало ли какие у тебя где царапины! Гришка, Гришка, очнись! – Она похлопала Беса по щекам, но тот не реагировал, раздавленный информацией. – Черт, вырубился… Женя, крикни пацанов, пусть найдут резиновые перчатки и какой-нибудь мешок плотный, а лучше – полиэтилен.
– Зачем? – не понял Хохол.
– Труп убирать, не понимаешь?! Если этот урод не соврал, то лучше голыми руками к нему не прикасаться, кровищи-то натекло из него – жуть просто!
– Что с финкой делать? – угрюмо спросил он, жалея любимый инструмент, но Марина категорически запретила вытаскивать:
– Новую закажешь там же, где и эту приобрел. Труп сжечь надо вместе с финкой.
Пока охрана суетилась, упаковывая тело Макара, Коваль сидела на диване рядом с впавшим в ступор Бесом и уговаривала его, как ребенка:
– Гриша, мы сейчас поедем в больничку, там сделаем анализы, а уж потом начнем пугаться и думать, как быть. Возможно, что ничего не произошло, и тебе повезло, ведь может же быть такое, правда? Полежишь, отдохнешь… Все равно сразу никто ничего не скажет, нужно время…
Он послушно кивал головой, как китайский болванчик на камине, и все держал ее руку, не выпуская, словно только это могло спасти его. Марина искренне хотела ему помочь, он был единственным человеком, связывавшим ее с Егором, даже все совершенные им пакости не могли изменить ее отношения. Осторожно высвободив пальцы из его руки, Коваль набрала номер Валерки Кулика и попросила организовать все тихонько и без шума.
– Готово, Марина Викторовна, – отрапортовал Сева, вернувшийся вместе с бесовскими пацанами с пустыря, на котором они сожгли тело Макара.
– Хорошо, скажи Бармалею, пусть собираются, в больницу поедем.
– Случилось что-то?
– Бесу плохо, – уклонилась она, не желая посвящать еще кого-то в происходящее. – Перебрал, похоже.
Бармалей и Гвоздь под руки вывели Беса из квартиры, усадили в «крузер» и уставились на Коваль, вычислив, кто сейчас отдает команды и рулит всем происходящим.
– Езжайте за мной, парни, – она села в «Хаммер», за ней Хохол. – В больничку, Юра.
В машине по дороге из больницы домой у Марины появилось наконец-то время, чтобы обдумать все, что она услышала сегодня. Значит, вот от чьих рук погиб ее муж, вот в чем причина, вернее, в ком… Сутенер несчастный, не зря она ненавидела его с первой встречи, старалась поменьше общаться и вообще не замечать, насколько это возможно. Ну, что же, значит, теперь можно считать себя в полной безопасности – Макар мертв. И тут, словно подслушав ее мысли, высказался Хохол:
– А про мента он так ничего и не сказал.
– Думаешь, не он его?
– Думаю, не он, – кивнул Женька. – Иначе непременно раскололся бы перед смертью. Ведь про Малыша выложил. Сама же слышала, как похвалялся. И про мента сказал бы, если б его работа была.
– Значит, не он, – повторила Коваль, уставившись в лобовое стекло на убегающую под колеса дорогу.
Хохол обнял ее за плечи, притягивая к себе:
– Успокойся, котенок, все прошло. Ты наказала его.
– Это ты его наказал.
– Я не смог сам его найти, так хоть сам грохнул – уже легче.
– Спасибо тебе.
– Глупая ты, – вздохнул Хохол, прижимаясь губами к ее виску. – Я же хотел, чтобы тебе стало легче.
– А так бывает? Чтобы вдруг стало легче?
– Не знаю, – снова вздохнул он. – Но хочу, чтобы так было, ты слишком давно живешь в кошмаре, Маринка, так ведь нельзя, можно умом тронуться. Поедем к бабке моей, – предложил он вдруг, чуть отстраняясь от нее и заглядывая в глаза. – Поедем, котенок, ты там отдохнешь и расслабишься, ненадолго, хоть на недельку, я прошу тебя, согласись.
И она неожиданно для себя согласилась. Они наспех побросали дома в сумку какие-то вещи и уехали вдвоем на «Хаммере», даже не посмотрев, что на дворе уже глубокая ночь.
Но перед этим Коваль сделала то, что была должна, – они поехали на кладбище, и там она, прижавшись щекой к черному мрамору памятника, заговорила, обращаясь к мертвому мужу:
– Ну вот, Егорушка, теперь ты можешь лежать совершенно спокойно – я нашла того, кто отнял тебя у меня. Нашла и наказала. Не бойся, не сама – Хохол помог. Я знаю, ты не хотел бы, чтобы я делала это своими руками. Теперь все, Егор, все кончилось. Ты жди меня, ладно? Рано или поздно мы с тобой увидимся, я знаю. И я прощу тебе все, что было. Даже сына твоего тебе прощу, видишь, я и это уже знаю.
– Идем отсюда! – взмолился Хохол, не в силах больше выносить ее помешательство.
– Да, сейчас. Мне пора, Егорушка. Я приеду к тебе сразу, как только вернусь.
Марина тяжело поднялась с колен и побрела прочь от могилы мужа, едва не упав в обморок перед самой калиткой кладбища. Хохол подхватил ее и уложил на сиденье.
…Баба Настя гостей не ждала, в доме не было света, а по двору носились отпущенные кавказцы. Женька легко перемахнул через запертые ворота, свистнул, подзывая собак, привязал обоих кобелей к будкам и только потом открыл двери и махнул Марине, чтобы заезжала. Едва только огромный «Хаммер» замер во дворе, на веранде вспыхнул свет, а на крыльцо вышла баба Настя в накинутом халате, растрепанная и… с карабином наперевес! Коваль едва не вывалилась на землю, а Женька, увидев, как бабулька решительно целится в колесо джипа, заорал благим матом:
– Маринка, ложись! Бабка, ты сдурела совсем?! Это ж я, Женька!
– Ты, что ли, шалопутный? – опуская карабин, подслеповато прищурилась баба Настя, и тогда Женька вышел из-за машины, выхватил у нее из рук оружие:
– Охренела, старая?! Чуть не пришила, на фиг!
Марина тоже вышла из джипа и подошла ближе:
– Ну, вы даете, баба Настя! Такого даже я не придумала бы – с карабином!
– Ага, ты у меня только с «калашом» работаешь! – не удержался, чтобы не подколоть, Хохол. – Тоже мне, пацифистка! Ладно, чего отсвечиваем, идем в дом. Мы, бабуль, к тебе погостить, а то у Маринки нервы расшалились что-то, отдохнуть бы ей немного.