Приняв душ и решив не укладывать волосы, а просто распустить их по спине, Коваль вышла в спальню и, сев к зеркалу, начала накладывать макияж. Но потом вдруг передумала и смыла все, что успела нарисовать. Она вставила яркие синие линзы и чуть тронула ресницы тушью, накрасила губы красной помадой и повернулась к лежащему на постели Хохлу:
– Ну, что скажешь?
– Супер.
– И все?!
– А что ты еще хочешь? – удивился он, и она в шутку накинулась на него, укусив за плечо. – Больно, Маринка! Все плечо изодранное, что за придурь у тебя?
– А ты меня не подначивай! Быстренько скажи мне, что я самая красивая и желанная женщина в мире! – приказала она, сев на него верхом.
Женькины руки забрались под короткий шелковый халат, добрались до груди, сжали ее.
– Ты самая красивая и желанная женщина из всех, которые вообще бывают, Коваль, – пробормотал Хохол.
По традиции они поехали в Маринин любимый «Стеклянный шар» – она соскучилась по японской кухне, успев привыкнуть к пирожкам, борщам и жареной картошке с малосольными огурцами. Пробуя изумительного вида и вкуса суши с семгой и креветками, она в очередной раз убедилась в том, что не ошиблась в выборе кухни для своего лучшего ресторана, да и шеф-повар был мастером и знал все тонкости приготовления этих блюд.
– Удивляюсь я тебе, котенок, – произнес Женька, отправляя в рот кусочек тонкацу с соусом. – Ты можешь есть эти свои штучки целыми днями, а ими наесться невозможно.
– Дорогой ты мой, дело ведь не в том, чтобы желудок набить, а в том, чтобы получить удовольствие, – наставительно сказала Марина, окуная очередной шарик в соевый соус. – Это ведь не столько пища, сколько философия.
– Умеешь ты подо все подвести какую-нибудь ерунду. Еда – она еда и есть.
– Да ну тебя, – обиделась она вполне серьезно. – Ты вечно все испортишь.
– Обиделась? Я же пошутил, – Хохол взял ее за руку, но Марина вырвалась. – Котенок, чего ты? Я не буду больше.
Он вышел из татами-рум и через десять минут вернулся с огромнейшим букетом хризантем. Коваль сменила гнев на милость и улыбнулась:
– С ума сошел! Это же дикие деньги!
– Что такое деньги? – пожал плечами довольный Хохол. – Так, стопка бумажек. У меня есть ты – больше ничего не имеет цены.
– Правда? – тихо спросила она, спрятав лицо в букет и вдыхая любимый аромат семечек.
– Конечно, – просто ответил он, глядя на нее с легкой улыбкой.
– Я очень люблю тебя, Женька.
– Скажи это еще раз, – попросил он, уткнувшись носом ей в волосы.
– Люблю тебя, люблю, люблю…
Марина отбросила цветы и села к нему на руки, стала целовать его лицо, чувствуя, что не кривит душой и говорит чистую правду – она любила его. Возможно, не так сильно и безоглядно, как Егора, но ведь невозможно прожить и прочувствовать что-то во второй раз. Она видела, как дорого Женьке то, что происходит сейчас между ними, как старается он изо всех сил не спугнуть чувство принадлежности друг другу, доверие, нежность.
– Ты не боишься быть со мной? – внезапно спросила она, и Хохол удивленно захлопал ресницами:
– В смысле?
– Ну, в прямом смысле – ведь знаешь, как заканчивают все, кто оказывается в моей постели, – невесело усмехнулась Марина, и Женька заглянул ей в глаза, убирая со лба челку:
– Это глупости, котенок. Я ничего не боюсь, и неправда это все. Перестань придумывать себе какую-то вину, зачем? Ты не виновата в том, что случилось. И со мной не будет ничего, вот увидишь, котенок мой любимый, солнышко мое.
Марина закрыла глаза, прислушиваясь только к движениям гладящих ее рук.
– Женька, поехали домой, – пробормотала она.
Позвонил Николай и ехидным голосом осведомился, не соизволит ли госпожа президент почтить своим присутствием очередной футбольный матч, если, конечно, она не подзабыла еще, что это такое. Коваль засмеялась:
– Не надейся, что отсутствие в городе ослабило мои умственные возможности! Я приеду и спущу с вас всех по три шкуры, если что-то пойдет не так!
– Мариш, да все в порядке, я тебя уверяю! Дела идут просто отлично, ребята стараются, как могут.
– Коленька, в конце первого круга ты говорил то же самое, но вспомни, к чему это привело. Больше я не собираюсь спускать твои косяки на тормозах, имей это в виду, пожалуйста.
– Я на тебя деду пожалуюсь! – предупредил он. – Скажу, что ты притесняешь его единственного и горячо любимого внука.
– И я должна сейчас испугаться?
– Ну, типа того.
– Так заруби у себя на носу, дорогой ты мой племянничек, – я слишком долго жила одна и слишком привыкла сама отвечать за себя, чтобы теперь, на четвертом десятке, начать кого-то бояться! – отрезала Марина совершенно серьезно, и Колька понял, что перегнул с шутками:
– Мариш, я пошутил… не сердись, это же так, болтовня, ты ведь понимаешь?
– Ладно, расслабься. Так что, все в порядке? Могу не волноваться?
– Конечно, можешь, все на самом деле очень хорошо складывается – мы ни одного очка не потеряли с начала круга, – обрадованно заговорил племянник, поняв, что гроза миновала.
На том и расстались. Коваль сладко потянулась в кресле, допила остывший чай и пошла в кабинет – там ждала целая куча бумаг по «Империи», привезенная вчера вечером Бароном. Марина долго читала отчеты, стараясь вникнуть в суть происходящего в конторе, но это почему-то удавалось с трудом.
«Надо сделать перерыв, а то глаза уже как песком засыпанные».
Спустившись вниз, Коваль обнаружила на кухне Хохла в компании молодого человека весьма странной наружности – маленького роста, худой и щуплый, он больше напоминал подростка, хотя по одежде было видно, что это далеко не так. На незнакомце был дорогой строгий костюм, а на столе перед ним лежал кейс из натуральной крокодиловой кожи, стоивший приличных денег. При появлении Марины мужчины вскочили, но она махнула рукой и сама уселась в стоящее у окна плетеное кресло.
– Добрый день. Ты не хочешь представить меня своему приятелю? – обратилась она к Хохлу и в ответ услышала:
– А это скорее твой приятель, дорогая. Частный детектив Иван Сорокин.
– К сожалению, не припомню, что мы когда-то встречались.
– Мы не встречались, Марина Викторовна, – неожиданно низким голосом, совершенно не вязавшимся с его почти подростковой фигурой, заговорил детектив. – Меня нанял ваш заместитель, Андрей Михайлович.
«А-а, вот в чем фишка, – дошло наконец до Марины. – Это ж тот самый детектив, которого Барон нанял, чтобы выяснить причину гибели подполковника Ромашина! Я уже и забыла».
– Простите, Иван, совершенно вылетело из головы. – Она закурила и внимательно посмотрела на сидящего перед ней человека. – У вас есть информация?
– Разумеется, иначе я бы не приехал.
– Я слушаю.
– Это конфиденциальная информация.
– У меня нет секретов от мужа, – заявила Марина, и Хохол едва не упал со стула от этих слов. – Излагайте, Иван.
Он помолчал, словно прикидывая, стоит ли, потом посмотрел на нее, на Хохла, напряженно замершего рядом, и начал:
– Дело в том, Марина Викторовна, что я нашел человека, видевшего вас вместе с Ромашиным в ту ночь на даче. И не только вас.
– Ну! – подстегнула она нетерпеливо. – Не разводите тут антимонии, Иван, не люблю этого.
– Терпение, Марина Викторовна, все узнаете. Так вот, есть человек, который точно знает, кто убил подполковника. Но проблема в том, что он боится общаться с сотрудниками органов – прошлое мешает, документы, что ли, поддельные у него.
– Я что, здорово похожа на мента? – зло спросила она, закурив новую сигарету, хотя буквально только что смяла в пепельнице предыдущую. – Что за бред? Я не прошу его общаться с сотрудниками, мне нужно, чтобы он со мной пообщался. И в документы тоже могу не заглядывать – поди, не под венец собираюсь.
Манера детектива раздражала, неужели так и придется тянуть из него информацию? Марина привыкла к тому, что на любой ее вопрос немедленно следовал четкий и понятный ответ, и теперь злилась от невозможности повлиять на ситуацию. Сорокин же, кажется, не замечал, что действует клиентке на нервы, – он вообще не смотрел на нее, перебирал что-то в кейсе, и это тоже раздражало Марину. Но она сдерживала себя, понимая, что нельзя демонстрировать характер, пока в руках нет информации. Наконец детективу надоело рыться в бумагах, или он нашел то, что искал; крышка кейса захлопнулась, а руки Сорокина, прежде суетливо рывшиеся в многочисленных папках, спокойно легли на стол по обеим сторонам чемоданчика.
– Я предложил ему встречу, но, к сожалению, вас он боится еще сильнее, – вздохнул Иван, барабаня по столу пальцами. – Увидев вас в ту ночь, он понял, что нажил проблем, хотел скрыться, но уже слишком слаб – у него туберкулез в последней стадии, поэтому…
– Так, короче – сейчас мы собираемся и быстренько едем к этому вашему боязливому приятелю. – Коваль решительно встала из кресла, но Хохол удержал:
– Не кипи! Ты ведь слышала – тубик у него, нельзя тебе туда.
– Отвали! Я целоваться с ним не стану, как ты понимаешь. Надену маску, ничего не будет.
– Да с твоими легкими там и в противогазе появляться опасно! – рявкнул Хохол. – Я поеду сам, а ты останешься дома. Все, я сказал! – заметив, что она собирается возразить, еще громче заорал он. – Прекрати этот гнилой базар, Коваль!
– Давайте все дружно остынем и не будем пыль до потолка поднимать, – спокойно предложил детектив, с интересом наблюдавший за тем, как кто-то осмелился повысить голос на саму Наковальню. – Вам, уважаемый, тоже вряд ли удастся пообщаться с клиентом.
– Это почему? – поинтересовался Хохол, у которого, если надо, даже камни разговаривали.
– Если не ошибаюсь, вы и есть Жека Хохол? Ну, так о вас отдельная тема была, так сразу и предупредил – Хохол, мол, пусть вообще не появляется.
– Не пойму, что за хрен с горы. – Хохол закурил и посмотрел на Марину. – Тебя боится, меня боится, ментов боится – в зеркало-то хоть смотрит или тоже в дрожь кидает?