Ренделл, выглядевший наиболее серьезным из братьев – именно он сыграл роль Отца-Волка для жителей Грейзи – взялся объяснить настойчивому и слегка окосевшему киммерийцу историю появления на свет рода оборотней.
– Понимаешь, Конан, – начал оборотень, не забывая подливать себе и собеседнику, – существует такая Книга Начал, по которой мы молимся нашему Создателю. Она гласит… – Ренделл слегка задумался, а затем нараспев произнес: – «Был день и создал Творец землю, был второй день и создал он различных животных, птиц и других тварей земных, и был третий, когда явил Создатель богов и сказал: „Вот чада мои возлюбленные, они будут править созданным мною миром.“ Тогда встал среди богов один, светлый ликом, и сказал: „Некем нам править, ибо на земле нет тварей, обладающих разумом, сходным с нашим.“ „Хорошо, – молвил Создатель. – Я создам по вашему образу и подобию ваших подданных – людей“. Уф!..
Оборотень остановился перевести дух и отхлебнуть из своей кружки, а заинтересовавшийся Конан спросил:
– Значит, боги, как и мы, люди – творение одной Силы?
– Ага, – кивнул Ренделл. – Легенды приписывают создание людей Митре, но это не так – Митра лишь попросил сотворить людское племя.
Киммериец подумал над услышанным, решил, что такую любопытную историю стоит на всякий случай разузнать до конца и запомнить, а потому нетерпеливо спросил:
– И что было дальше?
– Люди расселились по всей земле и вскоре в гордыне своей перестали почитать богов, – неторопливо продолжил рассказ оборотень. – Разгневался Создатель и сказал: «Сотворю я тварей, схожих обликом с людьми и волками – врагами их. И пусть они станут моей карающей дланью!» Так и произошло. На свет явилось племя оборотней, и долгое время по слову Создателя они уничтожали людей, а те не могли противостоять им. Тогда видевший это Кром спустился с небес и долго беседовал с вождями могучего народа, из которого вышли потом твои сородичи, киммерийцы. Я не помню названия этого народа, – извиняющимся тоном добавил Ренделл. – Это было давно, еще до Великого Потопа и основания Валузии, и наши сказания не сохранили его. Так вот, Великий Кузнец решил помочь людям и выковал из металла, сияющего как звезда, прекрасный меч. Он покрыл клинок рунами богов и даровал ему часть своей Силы, а еще наложил заклятье – только потомок этого сгинувшего народа, давно ушедшего на Серые Равнины, сможет пробудить Силу меча. А свойство этого оружия было таково, что в присутствии превращенного волка или полуволка и любого другого колдовского существа он начинал сиять. Имя мечу было Рангильдор, что в примерном переводе означает «Звезда, срывающая маски». Кром передал этот меч в дар вождю людей и оборотни начали терпеть поражение за поражением…
Ренделл прервал рассказ ради нового глотка и, заметив неподдельный интерес киммерийца, завершил свой рассказ:
– Узнав об этом, Создатель разгневался на Крома… Но простил, потому что боги были его созданиями и он сам даровал им свободу воли. Создатель освободил оборотней от своей власти, сказав: «Теперь вы свободный народ и вольны поступать так, как считаете должным.» Оборотни решили установить мир с людьми, и так было, хотя люди не забыли и не простили нам тех времен, когда оборотни были Карающей Дланью Создателя и ненависть к нашему роду живет в ваших сердцах по сей день… Вот так, – оборотень печально вздохнул и опрокинул остатки пива себе в рот.
Конан с некоторым недоверием покосился на свой меч, сейчас прислоненный к стене. Да нет, не может такого быть… Может, это какая-то поздняя искусная подделка, созданная могущественным колдуном и умелым мастером?
– А нельзя… м-м… почитать эту вашу Книгу? – осторожно спросил киммериец, подливая оборотню пива. – Или хотя бы посмотреть на нее?
– Нет, – Ренделл замотал головой. – Кром запрещает давать ее кому-нибудь… А особенно тебе!
Конан решил, что ослышался, пристально посмотрел в слегка помутневшие от количества выпитого зеленоватые глаза оборотня и переспросил:
– Кром запрещает?
– Ага! – размашисто кивнул головой Ренделл и, сложив руки на столе, пристроил на них голову, пробормотав: – Так что извини, я тебе больше ничего не скажу…
– Знаешь, ты перепил, приятель, – сочувственно сказал ему варвар. – Я и сам в молодости напивался до того, что богов видел… Проспись, полегчает. Кстати, Эрхард, а спать мы тоже здесь будем?
– Почему здесь? – удивился десятник, прихлебывая пиво. – Для каждого приготовлена комната… А ты уже спать хочешь?
– После такой бани и такого ужина? – удивился Конан. – Я уже сплю, а что, незаметно?
– Давай я тебя провожу, а то заблудишься еще, – в трапезной откуда-то появилась Селена, встав за стулом киммерийца и слегка насмешливо улыбаясь.
– Проводи, – согласился варвар, с трудом поднимаясь. – Все, с меня хватит, всем счастливо, а я пошел спать…
Конан и девушка вышли из комнаты, прошли по длинному темноватому коридору и остановились у второй с конца двери.
– Пришли, – тихо сказала Селена. – Вот твоя комната.
– А чья последняя? – поинтересовался варвар, толкая створку.
– Кажется, того забавного бритунийца, Веллана… Конан!
– Что? – он обернулся, и девушка, встав на цыпочки, крепко поцеловала его в губы. Киммериец и сам не заметил, как его лапы легли на ее крепкие ягодицы. Селена еще сильнее прижалась к его могучей груди, едва не мурлыкая от удовольствия. Буркнув «Сама напросилась, потом не жалуйся…», Конан подхватил ее на руки и пинком распахнул дверь.
…Слегка заплетающейся походкой по коридору протопал изрядно нагрузившийся Веллан. Возле двери в комнату Конана он внезапно остановился, подозрительно повертел головой, затем наклонился к щели возле косяка и внимательно прислушался. Из-за двери доносились приглушенные, но весьма недвусмысленные стоны. По лицу бритунийца расплылась ехидно-понимающая ухмылка и он пьяно икнул, качнувшись вперед.
– Похотливый буйвол, – вполголоса пробормотал Веллан, заходя в свою комнату. – И почему на него все бабы вешаются? А мне теперь всю ночь напролет слушать, как они там веселятся…
Утром Конан лежал на мягком, набитом свежей соломой тюфяке, и с довольной мордой кота, до отвала налакавшегося хозяйских сливок, потягивал темное пенистое пиво из большой кружки.
Селена ушла рано утром, но варвар знал – следующей ночью она снова вернется сюда… Ну хоть одно хорошее событие за все время, проведенное в Пограничье! Кто ж знал, что у них тут водятся не только жуткие оборотни, но и такие красавицы…
Приятные мысли о приятных вещах грубо нарушил Веллан, без стука распахнувший дверь и остановившийся на пороге, привалясь к косяку. На его лице блуждала тихая и светлая печаль.
– Варвар, варвар, – с глубоким вздохом начал бритуниец. – Какая же ты все-таки самолюбивая скотина… Ни капли не заботишься о самочувствии других. Я, например, всю ночь не мог заснуть. Как ты думаешь, почему?
Сегодня утром Конан был готов вытерпеть хоть сотню подначек Веллана, а потому осклабился и передразнил полный неподдельной скорби тон бритунийца:
– Ну прости меня, Веллан, пожалуйста… Вон, залей свое горе пивом, там еще осталось.
– Только потому, что ты мой друг, – Веллан с видом крайнего одолжения вошел в комнату, ухватил почти полную кружку и несколькими глотками осушил ее. На самом деле объевшийся за вчерашним ужином бритуниец спал как сурок и не слышал ни звука, но упустить такой случай поострить над приятелем он просто не мог…
– Кстати, пока ты еще здесь, – варвар отобрал кружку и наполнил ее из стоявшего рядом глиняного кувшина. – В третий раз тебя спрашиваю, и ты мне наконец ответишь. Почему ты спрятал кольчугу, тогда, возле пещеры оборотней?
– Теперь это не важно, – отмахнулся сразу погрустневший Веллан и направился к двери. На пороге он остановился и, помявшись, неохотно выдавил: – Предчувствие у меня было. Тоска такая навалилась, думал – скоро погибну и стало все равно, как умирать. А оказалось, судьба на Илмайнене крест поставила…
– Слушай, – киммериец заинтересовался и сел в кровати. – А смерть Ранна ты тоже предчувствовал?
Веллан мрачно кивнул:
– Да.
– А больше ты ничего не чувствуешь? – допытывался Конан.
– Пока нет… – бритуниец задумчиво поскреб небритый подбородок. – Разве что твою скорую и мучительную погибель от чрезмерного потребления прокисшего пива и бурных развлечений с девушками… – он успел выскочить за дверь раньше, чем Конан подхватил с пола сапог и запустил его в неисправимого насмешника. По коридору простучали быстрые удалявшиеся шаги и приглушенный смех. Варвар вздохнул, поняв, что сейчас всему отряду станет известно, как и с кем он провел ночь, и задумался над почти неразрешимым вопросом – вставать или не вставать?
Наконец, он решил все-таки подняться. Его одежда, уже выстиранная и высушенная, висела на стуле у кровати. Киммериец посмотрел на свою старую рубаху и решил, что ею только полы мыть. Она была латаная-перелатаная и от долгого употребления потеряла исходный белый цвет, приобретя взамен непонятный серый оттенок, с разводами от пролитого пива и пятнами жира. Скомкав и отшвырнув ее в угол, варвар посмотрел на полученную вчера рубашку. Она ему тоже не понравилась.
Пришлось лезть в дорожный мешок, рыться в нем, пока на свет не была извлечена превосходная белая шелковая рубаха со складчатым вырезом на груди, сохранившаяся еще со времен корсарства в Кордаве. Команда его корабля над такой одежкой покатывалась со смеху, однако Чабела, принцесса и любимая дочка короля Зингары Фердруго, на полном серьезе утверждала, что подобные вещи ему очень идут. Мнению и вкусу принцессы Конан доверял несколько больше, чем заявлениям собственной команды…
Сравнив свои старые и новые штаны, киммериец сделал выбор в пользу последних. Беготня минувших дней доконала даже прочную выделанную кожу, и теперь они тоже годились разве на коврик для ног. Старье отправилось в угол комнаты вслед за рубахой. А вот новую куртку Конан убрал до лучших времен. Старая была куда удобнее, и еще вполне прочной.