Любопытна характеристика, данная начальником управления государственной охраны Приморской области полковником А.А. Немысским партии эсеров (архивная копия документа не датирована, но по содержанию можно сделать вывод, что он относится к ноябрю 1919 г.): «Эсерство, несмотря на свои ультрареволюционные тенденции, по своему социальному содержанию является буржуазным». Называя их «партией кабинетных теоретиков», опытный профессионал прослеживает и анализирует их деятельность: «К моменту общегосударственного переворота (Февральского. — Авт.), умелой тактикой Департамента полиции жалкие остатки некогда грозных и опасных бунтарей-эсеров были доведены до положения вымирающего поколения», и лишь благодаря перевороту за какой-нибудь март месяц 1917 г., вынырнув из небытия, волею случая стали самой многочисленной партией в стране (как ранее черносотенцы, как раз наоборот, ушедшие в небытие после Февральских событий). Однако, пишет полковник об эсеровской партии, «качественно же она была сборищем случайных искателей, беспочвенно шатающихся»{411}.
Таким образом, из вышесказанного можно сделать вывод, что контрразведка и государственная охрана могли держать под контролем эсеровские организации и тем самым не допускать их антиправительственных вооруженных выступлений до тех пор, пока обстановка на фронте оставалась стабильной. Крушение фронта привело к резкому ослаблению власти в тылу колчаковской армии, чем и воспользовались эсеры.
Политическая нестабильность колчаковского режима, ошибки правительства в государственном строительстве и социально-экономической политике, вызвавшие недовольство населения своим материальным положением и стимулировавшие рост преступности, также требовали вмешательства спецслужб. В связи с этим самостоятельными объектами их оперативной разработки являлись рабочий класс, крестьянство, казачество и армия.
Союзнические поставки полностью не покрывали значительной доли того, в чем нуждались белые армии, к тому же часть имущества и снаряжения либо расхищалась со складов, либо не доходила до фронта из-за неэффективной работы железнодорожного транспорта{412}. Значительная часть офицеров компенсировали нехватку жалованья казнокрадством, продовольствия — грабежом крестьян и присвоением трофеев, т.е. превратились в мародеров и торгашей. Нередкими бывали случаи, когда с фронта генералы целыми вагонами отсылали в собственный адрес общегосударственное имущество, отнятое у большевиков.
Колчаковское правительство стремилось ограничить привилегии власть имущих, пыталось бороться с коррупцией, взяточничеством и вымогательством. Противодействием преступности занимались как органы внутренних дел, так и контрразведка.
Вот лишь несколько примеров. В марте 1919 г. были арестованы контрразведкой за злоупотребления служебным положением два уполномоченных министерства продовольствия и снабжения на Урале, а также начальник томской губернской тюрьмы. Было возбуждено следствие по делу бывшего министра продовольствия и снабжения Н. Зефирова по обвинению в заключении убыточных для казны сделок по закупке импортного чая (пресса окрестила это дело «чайной панамой»); в начале того же года в Омске был арестован за мошеннические операции с бриллиантами начальник столичной уголовной милиции Суходольский{413}.
Контрразведке удалось установить, что главный начальник Дальнего Востока Д.Л. Хорват и его окружение занимались махинациями с крупными земельными участками. Данная информация позволяла принять меры против подобных злоупотреблений и тем самым снизить накал антиправительственных настроений в Приморье{414}.
Особенно сложной была ситуация на железной дороге. Охранявшие ее союзники использовали подвижной состав в своих целях, из-за чего белогвардейцы не могли осуществлять перевозки в полном объеме. Например, чехам железные дороги были нужны для вывоза награбленного в России имущества.
Ситуацию усугубляла преступная деятельность ряда должностных лиц, занимавшихся организацией железнодорожных перевозок в интересах фронта. В результате махинаций различных дельцов фронтовые части испытывали недостаток в вооружении, обмундировании и продовольствии, несмотря на то что в тылу склады были переполнены.
Агентура обратила внимание на махинации с вагонами коменданта ст. Омск, находившегося «в очень хороших отношениях» с главным начальником военных сообщений Ставки ВГК генерал-майором В.Н. Касаткиным. В связи с делом о злоупотреблении служебным положением офицеров его ведомства, генерал был снят с должности и привлечен к военно-полевому суду. По приговору понижен в должности и подвергнут шестимесячному заключению, которое отложили до конца войны{415}. С другими преступниками, пониже рангом, правосудие поступало менее гуманно. Например, в мае 1919 г. в Омске за крупную контрабанду были расстреляны девять человек. За воровство был расстрелян интендант из штаба 3-й (Западной) армии{416}.
В результате возникшего по вышеуказанным причинам хаоса в системе тылового обеспечения, возникших затруднений с железнодорожными перевозками в нужном объеме колчаковская армия недополучала оружия, боеприпасов и снаряжения, которые попадали в руки различных дельцов. Приказы высших чинов, пытавшихся навести порядок в тыловом обеспечении, игнорировались и не исполнялись. В большинстве случаев должностные преступления оставались нераскрытыми. Подчиненная воинским штабам контрразведка оказалась бессильной в борьбе с экономическими преступлениями. Высокие должностные лица оставались недовольными проявлением внимания даже вышестоящих органов безопасности к подведомственным им учреждениям и старались не реагировать на информацию, поступившую от спецслужб. Кроме того, дублирование разных властных структур, в том числе контрразведывательных, военно-контрольных органов и органов внутренних дел, раздутость их штатов сильно снижали результативность работы. Обстановка в условиях бесконтрольности деятельности чиновников и обеспечила «процветание гадов и пресмыкающихся, которые облепили органы власти и своей грязью грязнят и порочат власть»{417}.
Ради объективности все же следует отметить, что во время правления адмирала А.В. Колчака влиятельные военные и гражданские лица иногда становились объектом оперативной разработки спецслужб. Помимо упомянутых генералов В.Г. Болдырева и Р. Гайды, как следует из воспоминаний генерала П.Ф. Рябикова, контрразведка следила «за связями во внеслужебной деятельности одного генерала (фамилия не указана. — Авт.), занимавшего довольно высокое положение», подозреваемого (и не без основания) в политических интригах. В другом случае не прошел кандидат в министры из-за того, что контрразведка имела о нем «неблагоприятные сведения». «Адмирал был очень разочарован докладом и написал на нем весьма разумную резолюцию», — вспоминает 2-й генерал-квартирмейстер{418}.
Стал объектом оперативной разработки контрразведки генерал-майор Г.И. Клерже, проживавший при большевиках в Перми до ее освобождения белыми в декабре 1918 г. Весной 1919 г. на него поступил донос о том, что: 1) выступая с докладом перед офицерами разведки и контрразведки, он допустил «восхваления организаторских талантов и мощи красных и гипнотического воздействия их руководящих агитаторов», 2) будучи командиром казачьей дивизии в Тегеране во время революции, допустил «совдепы», расформирование кадетского корпуса и агитацию против великого князя Дмитрия Павловича, после чего будто бы был изгнан из дивизии самими казаками, 3) был замечен в связях со спекулянтами, 4) в Перми, выдавая себя за актера, близко контактировал с большевиками{419}. По итогам расследования, однако, Г.И. Клерже был оправдан и продолжал занимать важнейшую в пропагандистском аппарате должность начальника Осведверха (Осведомительного отдела штаба Верховного главнокомандующего). Но, видимо, подозрения против него все же имели под собой почву: впоследствии генерал Г.И. Клерже, будучи в эмиграции, был завербован ОГПУ…
Борьба с преступлениями среди высокопоставленных лиц, по мнению авторов, стала возможной благодаря поддержке адмирала А.В. Колчака, которому генерал-майор П.Ф. Рябиков лично делал еженедельные доклады «по контрразведке»{420}.
Присматривали спецслужбы и за казачеством. Несмотря на то что оно являлось опорой белого режима, взаимоотношения между центральной властью и претендовавшими на самостоятельность атаманами оставались сложными. Наиболее рельефно проявлялись сепаратистские устремления у атамана Забайкальского казачьего войска Г.М. Семенова. В начале сентября 1918 г. атаман признал власть Временного Сибирского правительства (ВСП) во главе с П.В. Вологодским, благодаря чему командующий Сибирской армией генерал П.П. Иванов-Ринов назначил его главным начальником Приамурского военного округа и командиром вновь формируемого 5-го отдельного Приамурского армейского корпуса.
Когда адмирал А.В. Колчак стал Верховным правителем, атаман Семенов отказался его признать и потребовал в течение суток передать власть генералам А.И. Деникину, Д.Л. Хорвату или атаману А.И. Дутову. Не получив ответа, он начал задерживать эшелоны с военными грузами. Отряды атамана контролировали более 1500 километров железной дороги, соединявшей Дальний Восток с Западной Сибирью. Случаи грабежей пассажиров в поездах, «пропажи» грузов для того времени являлись обычным делом. Белогвардейское командование беспокоила возможность полного перекрытия железнодорожного сообщения с Дальним Востоком, грозившая колчаковскому режиму полной изоляцией от внешнего мира. Адмирал А.В. Колчак писал А.И. Деникину: «Крайне тяжело положение Дальнего Востока, фактически оккупированного японцами, ведущими враждебную политику хищнических захватов. Поддерживаемые японцами так называемые атаманы Семенов, Калмыков, Гамов со своими бандами образуют враждебную мне группу, и до сих пор вопросы с ними не улажены, так как японцы открыто вмешались и воспрепятствовали мне вооруженной силой привести в повиновение Семенова. Последний является просто-напросто агентом японской политики, и деятельность его граничит с предательством… Что касается американцев, то пока они ограничиваются только обещаниями помощи, но реального от них мы ничего не получаем. Повторяю, что единственно, на кого можно рассчитывать, — это только на англичан и отчасти на французов»