— Уже лучше, — сказал Джулиан. — Не идеально, — он качнул головой, — но определенно лучше. Мы должны отправиться в путь с первыми лучами солнца.
— Не думаю, что ты уже к этому готов, — нахмурился Мэтью.
Джулиан ответил не сразу:
— Может быть, и так. Управлять экипажем я точно не смогу.
— Остаток пути я поведу сам. Думаю, у нас будет еще две остановки, прежде чем мы доберемся до места.
— Хорошо. — Джулиан закрыл глаза и замолчал. Мэтью подумал, что он уснул сидя, но Джулиан, не открывая глаз, сказал: — Я убил много людей. Много. Я даже сбился со счета. Это ведь ужасно, правда?
— Честно? Да.
— Некоторые заслуживали смерти. Другие — нет. — Он открыл глаза. — Я же должен чувствовать себя виноватым, ведь так?
Мэтью не знал, что отвечать. Ему казалось, что настоящую вину Джулиан чувствует за смерть мальчика, угодившего под копыта его лошади на той лондонской улице, на напоминать ему о том случае он не стал.
— А я не чувствую вины. — Плохой человек сам ответил на свой вопрос. — В моей профессии… моем призвании вина ведет к самоанализу, самоанализ — к колебаниям, а колебания — к смерти. Я не боюсь ее, просто пока не хочу с ней встречаться. Тебе это кажется разумным?
— Ты не прикончил Лэша, — сказал Мэтью. — У тебя был шанс. Почему ты этого не сделал?
— Лэш уже был на полпути к смерти. Я не хотел терять время. Ты думаешь, я должен был проявить милосердие и не позволить ему лежать в снегу и доживать свой век? Его час пробил. Я не хотел терять время, — повторил он и замолчал, наблюдая, как танцует маленький костерок в камине. Затем он сделал короткий, но болезненный вдох и медленно выдохнул. — По правде говоря… в некотором смысле… я им восхищался. Я думаю… несмотря на то, кем он был… Лэш во что-то верил. У него было видение… план… надежда. У меня никогда не было ничего подобного. Каждый последующий день для меня не отличается от предыдущего. Однотипные задания снова и снова. Однотипные убийства снова и снова. О, без сомнения, я хорош в том, что я делаю.
— Не буду спорить, — отозвался Мэтью.
— Мастер своего дела, — продолжил Джулиан. — Профессионал, упорно трудящийся ради строительства… чего? Будущего? Мое будущее состоит из времени, которое у меня осталось до того момента, когда кто-то более опытный — или более удачливый — прикончит меня. Более молодой пистолет, так сказать. Хотя я и не стар. Совсем не стар. По крайней мере, пока. Но… мне бы хотелось во что-то верить, Мэтью. Хотел бы я иметь то, чем обладал Лэш. Я забрал это у него, потому что понял, что мне не на что надеяться. — Джулиан болезненно хохотнул. — У меня не было своей надежды, поэтому я решил сжечь чужую. Он был плохим человеком, Мэтью?
— Я бы не назвал его методы безупречными.
— Но его мотивы… был ли он поистине плохим? — спросил Джулиан, и по его виду казалось, что ответ ему хочется услышать больше всего на свете. — Ну же… ответь… был ли он плохим?
Мэтью не знал, что на это сказать.
Самсон Лэш мечтал построить воздушный корабль — не только чтобы потешить свое самолюбие, но и во имя укрепления военной мощи Англии перед лицом будущих врагов. Само собой, это была безумная идея, но кто знает, что может принести с собой время?
Кем еще был Самсон Лэш? Человеком, который позволил Элизабет вырасти за пределами психиатрической лечебницы Хайклиффа. Также из-за его странной — можно сказать, извращенной — любви к ней он давал контролируемый выход Дикарке Лиззи, обезопасив тем самым улицы Лондона.
Его доверенное лицо, — подумал Мэтью. Лэш никогда не прикасался к ней, ибо не испытывал такого желания. Но почему? Потому что оставался верен жене, которая сошла с ума? Трудно было сказать наверняка.
Так все-таки: плохой или хороший?
Мэтью осознал, что однозначного ответа на этот вопрос не существует. В Лэше было перемешано и то, и другое. Как, быть может, и в каждом человеке, ходившем по этой Земле.
Кроме одного.
Того, кто носил титул Черного Кардинала. В нем Мэтью не видел ничего, кроме рвения к власти… к демонической власти. И он очень сомневался, что у Блэка были хоть насколько-то гуманные мотивы для его связи с Повелителем. Страшно представить, что сделает Блэк, заполучив то зеркало…
Скорее всего, просто разочаруется, потому что творение Киро Валериани должно было быть простым куском черного стекла. Сама идея о том, что существует зеркало, созданное колдуном, чтобы вызывать демонов ада, была абсурдом.
— Блэк, — сказал Мэтью. — Думаешь, он выжил?
Джулиан был явно разочарован, не получив ответа, но вопрос Мэтью все же завладел его вниманием, и он крепко задумался.
— Если нет, то всегда найдется кто-то подобный ему, кто займет его место.
Казалось, эти слова выбили из него остатки сил. Он попытался встать, но самостоятельно этого сделать не смог, и Мэтью пришлось помочь ему добраться до комнаты. С его же помощью Джулиан опустился в кровать и проспал до полудня.
На следующий день, заметно прихрамывая и придерживая больной бок, Джулиан явился на кухню и спросил у Энн Варни, не найдется ли чего-нибудь поесть, добавив, что, если ему предложат говядину, он будет счастлив, как Ребенок в канун Рождества. Миске говяжьего супа удалось его осчастливить.
Следующий день выдался очень солнечным, и Мэтью решил вывести Файрбоу подышать свежим воздухом. Чтобы не беспокоить Варни, он показательно связал запястья доктора и держался с ним подчеркнуто строго.
На следующее утро приехал доктор Кларк, чтобы осмотреть своего пациента, который в тот момент был одет в халат и сидел в гостиной, играя в вист с Варни и Мэтью. Отругав Джулиана за чрезмерную активность, Кларк оценил его состояние как тяжелое, но не мог не отметить, что пациент семимильными шагами движется к выздоровлению.
Примерно через три часа после ухода доктора перед домом остановилась карета, из которой вышли хорошо одетые мужчина и женщина, их дочь лет четырнадцати и два бизнесмена, направлявшиеся из Плимута в Лондон. Было очевидно, что этой группе вновь прибывших путешественников необходимо отдохнуть и остаться на ночь. Это означало, что Мэтью и Джулиану настало время распрощаться с Варни и отправиться в путь, облачившись в свежевыстиранную одежду.
Перед тем как покинуть гостиницу, Мэтью приобрел у Варни пальто и шапку — хозяин гостиницы не отказался их продать, потому что мог легко купить им замену в Уистлер-Грин. К покупке добавились два добротных шерстяных одеяла, чтобы обеспечить комфорт пассажирам в полуоткрытом сухопутном корабле. Похоже, Варни сейчас был готов продать «констеблям» что угодно, лишь бы они поскорее увезли из его дома «мерзкого убийцу» Файрбоу, неприязнь к которому уже было бесполезно скрывать.
Подкрепившись перед отъездом, выспавшись, захватив с собой сопроводительную грамоту и книгу ядов, Мэтью, Джулиан и Файрбоу отправились в путь под бескрайним голубым небом. Вожжи были в руках Мэтью, и гоня упряжку быстрым галопом прочь от «Летящего Дракона», он надеялся, что кровавая бойня у дороги, что вела на юго-восток, уже была обнаружена каким-нибудь экипажем, направлявшимся на северо-запад, и что очередной прелестной четырнадцатилетней дочери никогда не придется видеть таких сцен насилия.
Часть пятая. Откровение
Глава тридцать третья
Подзорная труба была установлена на штатив и обращена на северо-запад, куда уходила дорога, по которой уехали Мэтью и Джулиан Девейн. У подзорной трубы стоял Хадсон Грейтхауз, и перед его взором стелилась пустынная лента тракта, тянущаяся вдоль плоской равнины валлийского пейзажа. Хотя дневное небо было синим, а облака плыли высоко, над крышами «Прекрасной Могилы» то и дело проносились сильные порывы сурового ветра, дующего с моря.
Хадсон стоял у парапета крепости Фэлла, прямо над телегой, блокировавшей проход в стене из серого камня. Дубовые ворота, которые были разворошены взрывом во время нападения почти две недели назад, все еще находились в процессе восстановления.
По обе стороны от Хадсона по крепостным валам прохаживались два охранника с мушкетами, и когда Грейтхауз снова посмотрел в подзорную трубу, один из них направился к нему.
— Что-нибудь видно? — спросил он. Хадсон узнал его, этого человека звали Дэн Грейвлинг.
— Ничего, — ответил Хадсон. Он отошел от трубы, поправил воротник своего коричневого вельветового пальто и натянул его повыше. Из-под черной шапки выглядывали его массивные уши. — Но он вернется, я знаю.
— Хочешь сказать, они оба вернутся.
Хадсон мрачно улыбнулся. В эту игру слов они уже играли на прошлой неделе.
— Конечно, Дэн. Я это и хотел сказать.
Грейвлинг оперся на свой мушкет.
— Я уже давно об этом думаю и решил спросить. Ты такой верзила, — пожал плечами он. — Как им удалось тебя сюда затащить?
— Секрет прост: женское колено бьет тебя в лицо, а три бандита с пистолетами помогают, — ответил Хадсон, вспоминая здоровенное колено Матушки Диар, которое отправило его в страну грез, и то, что прийти в себя он смог только в охраняемом экипаже, уже везущем его вместе с Берри Григсби в деревню Фэлла. В «Прекрасную Могилу», являвшуюся, по сути, тюрьмой для всех ее жителей и расположенную на продуваемом всеми ветрами побережье Уэльса.
— Она была красоткой?
— О, да, еще какой. Настоящая бестия. Уложила меня, как мальчишку. — Хадсон понимал, что этому человеку было знакомо как имя Матушки Диар, так и ее отвратительная внешность с лягушачьим лицом. Он решил умолчать о ней, потому что меньше всего на свете любил разрушать чужие фантазии.
— Бывает же, — ответил Грейвлинг. Хадсон симпатизировал ему. Грейвлинг был простым разнорабочим, угодившим сюда не потому, что хотел служить злому гению Профессора Фэлла, а потому, что в умудрился запятнать свое доброе имя и теперь вынужден был скрываться от закона, бежав из Ньюпорта. Деревня Фэлла давала ему убежище и защиту. Там, в Ньюпорте, Грейвлинг был осужден за нападение на судью. Сторожем он оказался умелым, но мозгами природа его явно обделила — по крайней мере, Хадсону так казалось.