В конце каждого месяца наш бюджет вывешивается у входа в церковь» ].
В 1947 г. в центре бельгийского угольного бассейна Шарлеруа был созван церковными властями конгресс, посвященный движению священников-рабочнх. На нем наряду с речами, в которых напоминалось, что первая обязанность священнпков-ра-бочпх — служить церкви и быть послушными церковному начальству, раздавались голоса, призывавшие к лояльному сотрудничеству с рабочим классом против буржуазии.
Наиболее характерным в этом отношении было выступление священника Поля Буржп, который призывал католиков «сделать наконец выбор между сотрудничеством с велнкпм движением освобождения рабочих — движением, существующим уже полтораста лет, и защитой агрессивного экономического порядка, основанного и регулируемого чистоганом» 112113. По мнению Буржн, церковь совершила бы ошибку, связав свою судьбу с буржуазией, сила которой на закате, вместо того чтобы ориентироваться па пролетариат, которому принадлежит будущее. Буржп заявил:
«Буржуазия не божественного происхождения; теперешняя революция приведет к ревизии кадров господствующих классов. И если для обеспечения освобождения и безопасности рабочих масс необходимо реорганизовать структуру господствующего класса (то есть заменить капиталистов рабочими.— И. Л.), мы не знаем, по имя какого христианского принципа можно было бы запретить это» 114.
Церковные власти вначале взпрали с явпой благосклонностью на движение священников-рабочих. Об этом говорит хотя бы тот факт, что степограмма конгресса в Шарлеруа, опубликованная на французском языке в 1948 г., была переведена на итальянский и издана церковным издательством в Брешии в 1950 г.
По-видимому, Ватикан после отлучения от церкви коммунистов надеялся, что именно демагогические речи священников-рабочих могут послужить доказательством приверженности церкви к трудящимся и оттолкнут их от коммунизма. Однако последующие события показали, что многие из рядовых священников не кривили душой, они по-честному желали сотрудничать с рабочим классом в борьбе за его освобождение.
С 1947 г. во Франции па смену правительствам, включавшим коммунистов, социалистов и католиков, пришли буржуазно-клерикальные правительства. Международное профсоюзное единство, достигнутое рабочим классом после стольких жертв, было вновь расколото. Прежнее сотрудничество союзников против фашизма и нацизма было подменено агрессивными кругами США и их европейскими сателлитами организацией блоков против Советского Союза и стран народной демократии и планами возрождения немецкого империализма.
Все эти перемены поставили священников-рабочих перед проблемой: какой курс взять в новых обстоятельствах — последовать ли примеру Ватикана и ополчиться открыто против коммунистов или продолжать оставаться в рядах унитарных профсоюзов как бы в доказательство того, что не все духовенство выступает против рабочего класса, что есть и такие священники, которые, несмотря на ориентацию церковных властей, поддерживают рабочее движение?
Церковные власти приказали священникам-рабочим оставаться на своих местах и не изменять своего поведения. Таким образом, возникло парадоксальное положение: Ватикан призывал к борьбе с коммунистами, а в то же самое время в унитарных профсоюзах рука об руку с коммунистами продолжали действовать священники-рабочие, пользовавшиеся поддержкой того же Ватикана. Причем свящепникп-рабочие продолжали участвовать в забастовках, провозглашенных унитарными профсоюзами, и выступали за запрещение атомных бомб, против «грязной войны» во Вьетнаме и против реакционных лидеров МРП и профсоюзных раскольников.
Такая деятельность священников-рабочих вызывала все большее раздражение в господствующих кругах Франции. Это отражалось па страницах буржуазной печати, сменившей прославление «партизапов бога» на хулу и порицание их. Особенно неистовствовал орган фрапцузских монополий газета «Орор», проводившая систематическую кампанию против священников-рабочих и доминиканского ордена, поддерживавшего их деятельность. Газета договорилась до того, что объявила парижский доминиканский монастырь «логовищем марксизма и рассадником коммунизма», а самих священнпков-рабочпх — «агентами Коминформа». В травлю свящепников-рабочпх включились и американские реакционные газеты.
28 мая 1952 г. народ Парижа вышел на улицу протестовать против приезда в столицу Фрапцип небезызвестного американского генерала Риджуэя, поведение которого во время войны в Корее вызывало возмущение во всем,цивилизованном мире. Полиция клерикала Бидо пустила в ход оружие против возмущенных парижан. Среди жертв полицейского террора оказались и два священнпка-рабочих — Буве и Кань, арестованные, по заявлению полиции, с группой «протестовавших коммунистов». Оба священника, несмотря на то что они сообщили полиции свое духовное звание, были жестоко избиты полицейскими.
О том, что с ними произошло в полицейском комиссариате, пострадавшие священники рассказывают следующее: «Едва мы пришли туда, как нас, пе спросив ни о чем и не посмотрев наших документов, стали избивать. На нас накинулось около двадцати полицейских, которые начали бить нас кулаками, резиновыми палками и ногами, главным образом по голове. Нас повалили на пол, заставили вновь подняться и, несмотря на крики, продолжали истязать до тех пор, пока мы не оказались изуродованными до неузнаваемости, все в крови, почти без сознания, бессильные оказывать какое-либо сопротивление. После этого нас поволокли по лестнице в подвал. Одному из нас до того изуродовали лицо, что он был не в состоянии открыть глаза или рот...
Постепеппо мы стали приходить в себя. К пам зашел полицейский комиссар: — Вы чувствуете себя лучше? Я сожалею, что это выпало на вашу долю.
— Что ж, если других избивать можно,— сказал Бернард (один из священников.—Я. Л.),—то мы довольны оказаться хотя бы раз вместе с теми, которых всегда истязают и мучают.
Затем пас повели на первый этаж, где закрыли в камере вместе с другими 13 товарищами. У некоторых из них были изуродованные, окровавленные лица, у одного рубашка вся в крови (после избиения в полицейской машине или в комисса-рпате). Нас оставили без еды и не разрешили никому сообщать о нашем положении. Не все арестованные были участниками манифестации, но все были избиты полицией.
К решетке камеры подошли два жандарма республиканского корпуса безопасности и принялись осыпать нас бранью: «Разве так полагается вести себя католическим священникам... бандиты... дерьмо... дегенераты...» и т. д.
Отупев от боли, мы провели ночь, на скамьях, слушая веселую болтовню охранников, довольных своей «работой»...
В 9 часов утра Бернарда вызвали к полицейскому офицеру:
— Вот так поп! Я сам бывший семинарист, христианин. Ты же сторонник насилия, а не братства.
Тут же он хватает железную доску115 и ударяет ею по спине Бернарда.
Бернард: — Я никогда не проповедовал насилия. Но я понимаю моих товарищей, когда их провоцируют.
Офицер: — Тебе еще мало, подлец, красный поп, твой святой отец находится в Москве, сейчас я тебе покажу.
Он достает из шкафа резиновую палку и с остервенением бьет ею Бернарда, приговаривая:
— Я уважаю священника, но. не человека.
— Нужно уважать человека.
Присутствующий при этом одетый в гражданское полицейский говорит:
— Послушайте, мы все братья, и вы наш брат.
— Я согласен. Я и товарищи, которые были со мной вчера вечером, мы доказываем наше братство ежедневно, ибо мы живем вместе. Но с тех пор, как я здесь, вы меня избиваете. Могу ли я верить в ваше братство? Обиднее всего то, что вы называете себя христианами, присутствуете наверняка на обеднях и причащаетесь и тем не менее бьете меня, священника. (В это утро других арестованных не трогали. Били только нас, священников.)
— Я сообщу это монсеньеру Фельтену (кардинал Фель-тсн — архиепископ парижский, преемник кардинала Сюара, который отдал богу душу, так и не осуществив своих честолюбивых замыслов.— И. Л.),— говорит офицер.
— Пожалуйста! Он вас выслушает, но-и нас тоже.
— Коммунисты!
— Вчера на манифестации я видел многих христиан, которые вовсе не были коммунистами, и других священников-ра-бочих.
— Я восхищался священниками-рабочимп, но теперь, где бы я ни был, я буду вредить вам, сколько смогу...
Бернард больше не отвечает полицейскому, опасаясь дальнейших избиений.
Вводят другого священника...
— Где ты был вчера?
— Я был с моими друзьями, меня арестовали, когда я помогал раненому.
— Негодяй! Ты проповедуешь насилие, а не любовь.
И, показывая ему обломок железной доски, спрашивает:
— А это ты одобряешь?
— Нет, я не одобряю, но я это понимаю.
— Ты не одобряешь?
Полицейский бьет священника доской по животу.
— Пошел вон, пошел...
Священник поворачивается, и полицейский ударяет его изо всей силы ногой в почки. Это самый болезненный удар из всех» 116.
Бесхитростный рассказ священников Буве и Кань показывает, что, когда священник становится на сторону рабочих, он превращается в глазах блюстителей «христианского» порядка в политического преступника, которого можно безнаказанно избивать резиновой палкой, как и рабочего, защищающего свои права.
В августе 1953 г. во Франции произошла забастовка портовиков, требовавших немедленного прекращения войны в Индокитае. Руководство католических профсоюзов выступило против забастовки. Тогда группа священшщов-рабочих опубликовала заявление, клеймя председателя католических профсоюзов Тесье как предателя и штрейкбрехера. В ответ Тесье привлек к суду авторов заявления, обвпнив их в клевете. Возникшая вокруг этого дела полемика вынудила Тесье уйти в отставку