– Ничего, подгонят на последней примерке, для этого та и нужна. Не волнуйся, Бетани, – машинально успокоила я.
Я пила кофе и глядела в окно: на прохожих в стильных шарфах, на элегантную велосипедистку, на пару старичков в фетровых шляпах.
– Холлис знает?
Бетани кивнула:
– Я ей все рассказываю. Обещаю себе держать в секрете, а в конце концов выбалтываю и потом жалею об этом. Каждый раз одно и то же. Наверное, никогда не отучусь.
– Ну не скажи. Поверь, я много от чего отучилась, хотя и не надеялась.
Бетани оставила ложечку в покое и отодвинула чашку.
– Мама сказала, что ты будешь молчать про Колби. Спасибо.
– Не нужно меня благодарить. Не мое дело обсуждать кого-либо.
– И правда, не твое. Но Райан тебе нравится. Ты, наверное, его жалеешь. И напрасно. С ним все будет хорошо.
– Ребенок от него? – тихо спросила я.
Бетани насмешливо улыбнулась:
– А как ты думаешь?
– Думаю, от Колби.
Улыбка ее погасла, ответа не последовало. Да и незачем было. Минуту мы обе молчали. В конце концов Бетани сказала:
– Я люблю Колби. Это ни на что не влияет, но я его люблю.
– А он знает?
– Конечно.
– И что говорит?
– Всякие глупости. Мол, давай поженимся и будем жить у моря в Санта-Круз. Как будто я отдам своего ребенка в государственную школу. – Она хохотнула. – Можешь представить себе, чтобы я вышла замуж за тренера по водным лыжам? У Колби нетденег. Меня никуда не стали бы приглашать. Я бы стала никем.
– Ты бы жила с тем, кого любишь. Отцом своего ребенка. Пришлось бы работать, но у тебя есть высшее образование и связи…
– Эйвери, работая, денег не получишь. В смысле, настоящих. Даже если ты станешь телеведущей, то таких денег, как у Тревисов, Чейза или Уорнера, тебе никогда не видать. Я воспитана жить не как верхний процент самых богатых людей, а как верхняя десятая процента верхнего процента. Я так привыкла. И меньшее меня не устроит. Никто не откажется от такой жизни только из-за любви.
Я промолчала.
– Ты считаешь меня стервой, – сказала Бетани.
– Нет.
– А я стерва и есть.
Я спросила:
– Бетани, а что ты скажешь Райану, когда ребенок родится на два месяца раньше и явно не недоношенным?
– Какая разница? К тому времени мы будем уже женаты. Даже если Райан откажется от отцовства и разведется со мной, ему придется дорого заплатить. Я пригрожу добиться положенного мне по брачному договору через суд. Мама говорит, что Райан предпочтет откупиться, лишь бы его белье не полоскали публично.
Я постаралась, чтобы мои чувства не отразились на лице.
– Ты уверена, что Колби будет молчать? Из-за него не будет неприятностей?
– Нет, я сказала ему, что нужно просто подождать. Как только я получу деньги после развода, мы сможем жить вместе.
На какое-то время я лишилась дара речи. Наконец мне удалось выдавить:
– Какой замечательный план.
Большую часть полета я молчала, охваченная смятением. Заткнув уши наушниками, запустила на компьютере фильм и слепо пялилась в экран.
Любые следы сочувствия или жалости к Бетани улетучились, стоило мне услышать, что предстоящая свадьба – просто способ вытянуть деньги из Райана Чейза. Невеста и ее родители знали, что брак долго не продержится. Знали, что жених – не отецребенка. Они пользовались врожденной порядочностью Райана. Собирались сделать из него посмешище, чтобы Бетани на его деньги могла жить со своим безмозглым красавчиком.
Я такого просто не вынесу.
Боковым зрением я заметила, что Бетани жестом подозвала Холлис и они вместе уселись на диванчике в хвостовой части, где перешептывались минут двадцать сначала тихо, потом все оживленнее, словно обсуждали что-то важное. Похоже, Бетани уже пожалела, что разоткровенничалась, и созналась матери. В какой-то момент Холлис подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.
Точно. Теперь я стала потенциальной проблемой, с которой придется разбираться. Я снова уставилась в экран.
Из-за разницы в часовых поясах в Хьюстонский аэропорт Хобби мы прилетели в одиннадцать утра. Убирая компьютер в сумку, я изобразила радость:
– Как хорошо, еще почти весь день впереди.
Холлис натянуто улыбнулась, Бетани никак не отреагировала.
Пока я благодарила пилота и стюардессу, Бетани и Колби вышли из самолета. Повернувшись к выходу, я увидела, что меня поджидает Холлис.
– Эйвери, – сказала она любезно, – прежде чем мы выйдем из самолета, я хотела бы кое-что обсудить.
– Конечно, – не менее приятным тоном отозвалась я.
– Я должна кое-что объяснить, поскольку не уверена, что вы хорошо нас понимаете. На нашем уровне правила особые. Если вы питаете какие-либо иллюзии насчет Райана Чейза, имейте в виду: он ничем не лучше других. Не сомневайтесь, красотка для утех на стороне у него будет. С его деньгами и внешностью он сменит не меньше трех-четырех жен. Какая вам разница, будет Бетани одной из них или нет? – Она сердито прищурилась: – Вам платят не за то, чтобы вы осуждали кого-то или вмешивались в личную жизнь клиентов. А за то, чтобы эта свадьба состоялась. И если что-то пойдет не так… Я гарантирую, что к вам больше никто не обратится. И сделаю все возможное, чтобы вы не попали на то телешоу. У нас с Дэвидом есть друзья-владельцы телекомпаний. Даже не думайте помешать мне.
Я улыбалась все так же мило, как и до ее слов:
– Как вы сами сказали в начале этой поездки, Холлис, мы понимаем друг друга.
По-прежнему не отрывая от меня взгляд, она, казалось, расслабилась:
– Я сказала Бетани, что она зря боится. В вашем положении нельзя действовать наперекор собственным интересам.
– В моем положении?
– Работая.
Только в устах Холлис Уорнер это слово могло прозвучать неприлично.
Я намеренно отправилась домой длинным путем, чтобы по дороге из аэропорта у меня было время подумать. Всегда лучше соображаю за рулем, особенно когда еду куда-то далеко. И как-то так получилось, что хаос, царивший в мыслях на высоте десяти тысяч километров, удивительным образом упорядочился, стоило мне ступить на землю.
Невозможно отрицать важность – даже необходимость – приносящей удовлетворение карьеры. Но важнее всего не работа, а люди.
На самом деле, любимая работа у меня уже была. Мы с сестрой когда-то начали с нуля, а теперь имели свое дело, чертовски успешное, и распоряжались им по своему усмотрению. И могли развивать его так, как сами захотим.
Поговорив с продюсерами Тревора Стернса, я успела почувствовать, каково будет находиться в чьем-то подчинении, действовать по указке и в рамках роли. Пушистый белый шпиц? Спасибо, не надо. Мне вполне хватает собственной беззубой чихуахуа. Пусть она и не красавица, зато и не декорация.
Я поняла, что увлеклась идеей получить шанс на блестящий успех и триумфальное возвращение в Нью-Йорк, о котором всегда мечтала, и даже не задумалась: хочу ли я этого сейчас?
Иногда мечты меняются, а мы и не замечаем. Мои успехи и поражения научили меня видеть жизнь в другом свете. Но самое главное, я изменилась благодаря тем, кого люблю. Как будто с сердца сняли обертку, и мои чувства стали глубже. Как будто…
– Боже мой! – воскликнула я, сглатывая.
До меня дошел смысл метафоры с сумкой. Я хранила свое сердце на полочке аккуратно обернутым. Пыталась защитить его, пользоваться им только в случае крайней необходимости.
Но некоторые вещи от частого употребления только становятся лучше. Царапинки и трещины, потертости, следы починки – все говорит о том, что предмет послужил своей цели. Что толку от сердца, которое боятся открыть? В чем его ценность, если им не рискнули ни разу? Мои попытки не чувствовать ничего не решали; наоборот, это и было проблемой!
Радость и тревога слились во мне, словно две стороны крутящейся монеты. Мне хотелось поехать к Джо прямо сейчас, убедиться, что я его не потеряла. Хотелось того, о чем, наверное, в те минуты думать не следовало.
Жизнь, которую он описывал… Помоги мне, господи, я желала ее! Всю, включая детей. До этой секунды я всегда боялась признаться в этом даже себе. Меня слишком угнетал страх оказаться похожей на собственного отца.
Но я не такая. В отличие от Эли, я умею любить. Я осознала это впервые.
Пришлось снять очки, потому что оправа внизу стала мокрой от слез.
Но прямо сейчас надо было заняться кое-чем срочным. Я поеду к Джо потом, когда будет время и возможность уединиться. Наши чувства, и его, и мои, слишком важны, чтобы обсуждать их на бегу.
Я пристроилась к очереди машин у забегаловки, продающей еду на вынос, чтобы купить банку газировки. И пока ждала, вытащила из сумочки телефон и позвонила.
– Алло? – отрывисто ответили мне.
– Райан? – спросила я, утирая мокрые щеки. – Это Эйвери.
Голос потеплел:
– Вернулись из большого города?
– Да.
– Как прошла поездка?
– Даже интереснее, чем я ожидала. Райан, мне нужно с вами поговорить без посторонних. Можете прерваться и встретиться со мной? Лучше всего там, где есть бар. Это важно, иначе я бы не просила.
– Конечно, я угощу вас обедом. Где вы сейчас?
Я ответила, и он объяснил, как проехать в гриль-бар недалеко от Монтроуза.
Я наконец купила газировку, глотнула холодной бодрящей жидкости и, прежде чем выехать с парковки, сделала еще один звонок:
– Лоис? Привет, это Эйвери Кросслин. – Я постаралась, чтобы в голосе звучало сожаление. – Увы, мне пришлось принять трудное решение по поводу "Чумовой свадьбы"…
В гриль-баре можно поговорить, не боясь, что тебя подслушают, только если он или полностью набит, или почти пустой. В выбранном Райаном ресторане толпа была такая, что пришлось сесть в конце стойки и заказывать еду оттуда.
Мне всегда нравилось есть в баре с полноценной кухней, и лучшего места для предстоящего разговора не найти. Можно сесть близко, но не глядеть в глаза – идеально для такой трудной темы.
Я зачастила:
– Сначала я должна сказать, что новости плохие. Или, возможно, хорошие под видом плохих. В любом случае звучать это будет плохо. Если вы предпочитаете не знать, прошу прощения, что отняла у вас время, пообедаем за мой счет. Но в конце концов вы все равно узнаете, так что…