Юмолануоли.i. нимижи
ноулисъханолиомобоу
юмоласоудьнииохови.
Древнейший финно-угорский писаный текст, записанный на берестяной грамоте.
Отрисовка Анны Коноваленко по изданию: Арциховский А. В., Борковский В. И. Новгородские грамоты на бересте. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1958
Он оказался на одном из прибалтийско-финских языков. Вот как его перевел Е. А. Хелимский:
Божья стрела, 10 имен твоих
Стрела сверкни, стрела выстрели,
Бог суд так правит.
В грамоте употребляется знакомое нам имя небесного бога Юмалы: ему принадлежат стрелы, которыми бог поражает злых духов — правит небесный суд (вспомним о чудесной способности финского владыки стрелять сразу тремя стрелами). Показательно, что в финском фольклоре словом юмала могут обозначать и христианского Бога, и колдуна. Записанный заговор явно направлен против духов болезней — у славян их тоже истребляют божьи стрелы. Один из русских заговоров призывает: «И стрели, батюшко, истинный Христос, в мою любимую скотинку своим тугим луком и калеными стрелами, в ясныя очи, в сырую кость, и угони, выганивай двенадцать ногтей, двенадцать недугов, тринадцатый набольший».
Другой русский заговор не менее интересен для понимания того, насколько взаимными были представления финно-угров и славян. Сам Господь Саваоф «испускает» в этом заговоре от своего престола «царя грома и царицу моланию; царь гром грянул, царица молания огненное пламя спустила, молния освистала; разскакались и разбежались всякие нечистые духи; и как из тыя Божией милости, из грозной тучи вылетает грозная громовая стрела, и сколь она грозно и пылко, и ярко, и приничево [проникающего] диявола изгоняет, и нечистаго духа КССН [неясная аббревиатура — имя демона?], и мамонта насыльного, и нахожего у меня, раба Божия, и из двора выганивает, камень и древо разбивает». Божьи стрелы должны прогнать дьявола и насыльного «дворового мамонта» в свои прежние жилища. Дело в том, что представления о мамонте как о древнем допотопном чудовище, обитателе подводного мира, характерны для финно-угорского и самодийского (прауральского?) фольклора, и из него они могли быть заимствованы в русский заговор.
Интересно, что среди финских слов в новгородской грамоте читается одно древнерусское — «суд». Видимо, представление о Божьем суде стало доступно прибалтийским финнам в результате русского христианского влияния — вспомним суд Яня Вышатича над волхвами. Юмала в этом тексте небесный стрелок, что уже явно ассоциируется с христианским небесным Богом.
В свою очередь, по верованиям русских поморов, болезни — это стрелы, которые пускают из Корелы по ветру колдуны: нойданнуоли — горящая стрела, выпускаемая колдуном, не знает промаха. «С ветру» начинается колотье в суставах, которое именуется «стрелья» или «стрел». Тех же колдунов приглашали как целителей, ибо только они и могут вылечить болезнь, а также на похороны и свадьбу; они же искусные кораблестроители. Новгородская берестяная грамота — раннее свидетельство таких взаимосвязей русского и финского обрядового фольклора.
Гневливый громовник и небесная свадьба. Перкунас и Перкель
Финно-угорские небесные боги — саамский Айеке, финский и карельский Укко, мордовский Пурьгине-паз — преследуют злых духов громовыми стрелами. Но здесь очевидно древнее германское и балто-славянское влияние на образы громовников.
Великий русский филолог и историк А. А. Шахматов в начале XX века записал у мордвы-эрзи замечательную свадебную песню, которую исполняли при готовке свадебного каравая:
Перьть, перьть, благый бурьгине,
Уж перьть ёнкски пурьгине,
И серьгедеть вергедеть,
Каракарчи васыдить.
Перевод этого текста таков:
Со всех сторон злой гром,
Уж со всех сторон молния,
И закричат, и блеснут,
При встрече соединятся.
Из последующего текста выясняется, что весь этот гром и молния гремят и освещают дом отца жениха, куда должна прибыть невеста. Почему об этом поется в свадебной песне, нам поможет прояснить миф, записанный П. И. Мельниковым-Печерским. Громовник Пурьгине-паз решил жениться на земной девушке, имя которой — Сыржа (Заря) — может выдавать ее небесное происхождение. Но во время брачного пира громовержец разошелся, принялся с грохотом сотрясать стол, а потом его взгляд засверкал молнией, дом загорелся, а жених с невестой вознеслись прямо на небо.
Укко на картине Роберта-Вильгельма Экмана на сюжет из «Калевалы». 1867 г.
Lemminkäinen tulisella järvellä, luonnos, 1867.Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Hannu Aaltonen
В одной мордовской сказке образ самого громовника несколько приземлен, ибо он изображен как инязор — богатый государь, зато он не только женится на земной девушке, но и поражает молнией семиглавого змея.
Языческие боги балтийских народов на гравюре Каспара Хенненбергера, XVI в. В центре изображен Перкунас.
Wikimedia Commons
Существенно, что обозначение грома и громовержца в мордовском языке заимствовано из балтийского: там громовник именуется Перкунас. Он тоже оказывается героем свадебных песен, но там его гнев вполне четко мотивирован: Перкунас участвует в небесной свадьбе Месяца и Солнца, но Месяц изменяет Солнцу с Утренней Зарей (вспомним мордовскую Сыржу), и Перкунас разрубает его мечом — так объясняется убывание луны. Но гневливый громовник есть и в мифологии финнов: когда небесный бог Укко ссорится со своей женой Рауни, гремит гром и начинается плодородный дождь. Мотив же небесной свадьбы солнца и луны известен и в финской, и в саамской мифологии — повсюду, где племена балтов жили по соседству с финнами. У финнов этот миф точно повторяет балтский: земную девушку сватают Солнце и Месяц, но она предпочитает сына Полярной звезды.
Миф о женитьбе громовника широко распространен у индоевропейских народов: громовержец оказывается супругом земной богини, которая вдобавок изменяет ему с хтоническим — змеевидным существом, так что не напрасно гневается бог грома. Существует даже реконструкция той мифологической фразы, которая еще в эпоху праиндоевропейской общности описывала расправу громовержца с обидчиком. Индолог Я. В. Васильков обратил внимание, что эта фраза напоминает зачин мордовской песни: «Перьть, перьть, благый бурьгине». Мордва оказалась наследницей древнейшей индоевропейской поэтической формулы, хотя индоевропейский миф, видимо, был передан мордве уже при позднейшем балтийском посредничестве. Интересно также, что русское слово «благый» — благой в мордовском языке получило обратный смысл — «злой». Такое же значение родственное слово имеет в литовском языке. Впрочем, в мордовском фольклоре существует представление о чудесном зачатии, когда дети рождаются от связи девушек с небожителями. Таких детей тоже зовут «благими».
Сходная трансформация значений произошла и с именем самого балтийского громовника в саамской мифологии. Перкелем там именуется злой дух, соблазнивший жену громовержца. Но об этом в свой черед.
Часть 2. Финская и карельская мифология
Источники финской мифологии
Мифы двух близких прибалтийско-финских народов раньше всего стали известны в Европе, ведь первые описания верований финнов и карелов появились еще в Средние века. Но самым знаменитым собранием финских и карельских мифов стал эпос «Калевала», составленный Элиасом Лённротом в первой половине XIX века. Калевала — название мифической страны древних героев. И хотя Лённрот во многом искусственно объединил разрозненные финские и карельские эпические песни — руны — и литературно их обработал, большая часть мифологических сюжетов стала известна из его собрания. Древние мифологические сюжеты сохранились и в рунах прибалтийско-финского народа ижора, близкого карелам и финнам. Огромное фольклорное богатство — тридцать три тома песен-рун — было собрано в Карелии и Финляндии.
Карельские рунопевцы братья Поавила и Триихво Яманен из поселка Ухта (современная Калевала). Фотография И. К. Инха. 1894 г.
Wikimedia Commons
Сотворение мира. Мировое яйцо и птица-творец
Древний миф, известный всем финно-угорским народам, повествует о том, что изначально существовал лишь бескрайний океан. Над ним в поисках гнезда летала птица, которой в разных рунах могли быть утка, гусь, орел и даже ласточка.
Это начало космогонии напоминает знаменитый зачин библейского творения, когда «Дух Божий носился над водою».
Согласно рунам, первозданная птица увидела колено первого человеческого существа, которое торчало из воды: то было колено мудрого старца Вяйнямёйнена или (в других рунах) его матери небесной («воздушной»), девы Ильматар, чье имя напоминает имена небесных богов других финно-угорских народов. Птица снесла яйцо на колено, но, естественно, оно скатилось с него и разбилось. Из этого первичного материала птица-творец и должна была создать мир (в некоторых рунах мир создает первочеловек Вяйнямёйнен, а небосвод кует кузнец Ильмаринен). В карельских рунах рассказывается, что щука — враждебное существо нижнего, водного мира — успела проглотить три яйца, снесенные орлом. Но орел поймал рыбу и вспорол ей брюхо. Из верхней части яйца было создано небо, из нижней — земля, из желтка — солнце, из белка — луна, из скорлупы — звезды.
Орел на колене Вяйнямёйнена. Рисунок Роберта-Вильгельма Экмана.
Kotka munii Väinämöisen polvelle; Originaalipiirustus piirrossarjaan “Kalewala, Finsk National-dikt, framställd i teckningar af R. W. Ekman”, 1859. Ateneum Art Museum. Фотография: Finnish National Gallery / Jenni Nurminen