Александр Кириллович почувствовал, как внимательно смотрел на него Логинов.
— Что? Не соблюдают условий? — заинтересованнее, тише спросил Корсаков. — Есть данные?
— Да, вроде бы нет… Данных! — почему-то вздохнул Логинов.
— А, по-твоему… Их кабинет-то крепко сидит? — продолжил Александр Кириллович. — Оппозиция ведь у них — могучая! Ни перед чем не постоит… Народ-то все отпетый!
Логинов встал, сделал два шага по беседке. Положил теплую, большую ладонь на запястье Александра Кирилловича.
— Все так… Александр Кириллович! Все возможно! И могли пойти на уступки оппозиции. За нашей спиной… Тем более большинства у них в парламенте нет. Могли и американцам… Дать отступного! Мол, переговоры с русскими, — это одно… А европейская безопасность — другое!
— Но ведь просочилось бы… где-нибудь? — так же тихо, уже делово и спокойно, спрашивал Александр Кириллович.
— В том-то и дело… Что ничего нет… Нахабин головой ручается?! — еще тише, почти про себя, проговорил Логинов.
— Что? Уже не веришь ему?.. — замкнулся старик. — Ты же сам Нахабина всю жизнь поднимал… Продублировать не можешь?
Голос Александра Кирилловича теперь был не похож на стариковский. Таким голосом когда-то он разговаривал со своим помощником.
— То-то и оно… Согласия нет… в моих помощниках! — осторожно ответил Иван Дмитриевич.
— А время — не терпит? — как эхо, снова повторил Логинов. — Через два дня переговоры должны закончиться… Подписанием. Закончиться!
— Это ты решил… Что подписанием? Ты? — настойчиво повторял Александр Кириллович.
— Не только… я, — ответил Логинов. — Но это ведь мой участок. Мне и…
— Решать? — подсказал Корсаков.
— Мне… И отвечать! — вздохнул Логинов. — И за это… И за многое другое! Сам знаешь…
Логинов встал и отошел к выходу из беседки. Курил…
Как всегда в их разговорах, наступил момент, когда Корсаков почувствовал, что Иван скажет и спросит только то, что ему нужно. Ни слова больше… Наступит пауза… Предел… Да, Ивану нужно было выговориться! Выговориться перед человеком, которому он верил… Иногда, редко, действительно он искал совета… Иногда подсказки… Даже жалости искал! И, может быть, находил все это в их неторопливых беседах? В беседах, связывавших его, Ивана Дмитриевича Логинова… Немолодого (давно уже сам дедушка!), спокойного, недоверчивого человека с тем вездесущим, горящим, балагурящим, далеко смотрящим Ванькой Логиновым… С мальцом, которого поставил на эти рельсы… дал первое ускорение… в общем-то пригрел и всему-всему научил этот… Теперь уже древний — из другого времени — старик!
Но… было в их отношениях — и теперь, и раньше! — какое-то почти назаметное противостояние. Даже ревность друг к другу! И, может быть, этим объяснял Александр Кириллович, что Ивана и тянуло к нему, и отталкивало. В определенный момент что-то настораживало… Как, например, сейчас… Хотя именно сегодня он чувствовал, что перед ним не Иван… Не просто Логинов.
Все, что подвластно этому человеку, можно было бы перечислять и перечислять…
Но за всем этим Корсаков видел и другое… Это была не просто власть. А тяжелая, неумолимая, придавливающая его широкие плечи, пожизненная обязанность. Нет, не случайно пришел на это место Ваня Логинов. Этого не могло не случиться. Это было бы так же невозможно… Как невозможно, чтобы белые победили тогда в гражданской… Как невозможно, чтобы не выступил вперед Сталин… Невозможно было бы поражение в войне с Гитлером…
И невозможно было бы… чтобы Иван Логинов не был вскормлен другими — не его — руками!
Он понимал, что все в этом мире, в его движении, обусловлено. Неумолимо! Но еще Корсаков понимал — не без протеста, не без печали! — что и его судьбе был дан только один срок. Только те годы… И еще — что он был только зерном прошлого урожая, брошенным в землю, чтобы родить новое зерно.
Корсаков неожиданно засмеялся своим мыслям.
— Нет… нет… — покачал головой старик. — А ведь раньше — уже не ты! А те, кого ты воспитал! Кому доверился… Так что, твое время прошло! Ванечка! — Эти слова были сказаны резко, безжалостно, словно сводя счеты… — А отвечать — это другое! Отвечаю-то я… Может быть, за все, что получилось в нашей жизни… Что задумывали! И что получилось! А решают уже другие…
— Не понял? — коротко и отчужденно спросил Логинов.
— Понял! Все ты понял! — резко, даже зло выкрикнул Александр Кириллович.
Иван Дмитриевич молчал.
— А кто же… По-вашему, тянет весь этот воз? Нахабин, что ли? Или помощники мои? — все-таки не сдержался Логинов. — Знаете… Сегодня они здесь! А завтра могут… Поискать себе другой работы!
— Ну… Это ты перехватил! — спокойно возразил старик. — Они ведь теперь — высокая номенклатура! Тебе одному… Нет! Они тебе уже не по зубам!
— А к чему… Весь этот разговор? — вдруг недобро, возвращаясь к чему-то более важному, спросил Логинов. — Как это он… У нас возник?
— Естественно… Возник, — почти печально ответил Александр Кириллович. — Ты что думаешь? Я ничего не вижу? Не слышу? Не знаю? Сижу здесь на дачке… в садике? В глухой отставке? Времени много! Вот, и соображаю…
Логинов встал, распрямил плечи. Он хотел было уйти, но Корсаков словно бы не заметил этого.
— Манаков-то ведь… Кажется, моложе тебя? А? — неожиданно, с усмешкой, начал Корсаков. — Я же его еще по Ленинграду помню! По блокаде! Оч-чень энергичный человек… И сухой такой. И умница!
— Он мало изменился, — нехотя ответил Иван Дмитриевич. — Племянник его… Карманов. Тоже не без способностей. С хваткой! И школа — дядина…
— Как же… Как же! Помню, — оживился Корсаков. — Он в блокаду ребенка усыновил. В кармане его принес… У него такая большая плащ-палатка была. Американская, кажется? И огромные карманы! Так вот, прямо в горком, ко мне принес этого мальчонку… Ну, поверь мне, Вань, такого маленького… дитя? Я больше не видел! Сейчас, наверно, и не узнаю. И фамилию ему тогда мы дали — Карманов!
Старик тихо, забыв обо всем, рассмеялся…
— Кого? Карманова? Это точно! Не узнаешь!
— Да и где? — с тем же необязательным интересом говорил Александр Кириллович. — Где я его увижу? Ко мне сюда никто не ездит. Разве ты — раз в год! — соберешься?
Логинов быстро обернулся и прямо спросил:
— А Кирилл? Сын? Давно не был?
Корсаков опустил глаза и надолго замолчал. Он знал — начиналось главное.
— Если бы была… Жива Маша… — еще сдерживая себя, тихо сказал старик. — Она бы… Не пустила тебя… Сегодня в дом!
И неожиданно вскрикнул: — «Понял?!»
При ее имени Иван Дмитриевич стих.
— И уходи! — резким движением длинных, белых пальцев — от себя, с презрением! — отсылал его Корсаков. — Уезжай! Я не могу с тобой… Сегодня…
«Неужели он уже все знает? — подумал Логинов. — Но откуда?»
— Не надо! Александр Кириллович… — Он снова сел рядом со стариком. Обнял его за сжатые, окостеневшие плечи. — Ты пойми, Александр Кириллович… Дело-то уж… Больно непростое! Ты сам меня учил… Дорогой мой…
Иван Дмитриевич знал, что старик не сможет долго сопротивляться. И потом — «государственное» дело для старика по-прежнему было святым.
Кстати, и сына этому он научил… «На мою голову», — невольно подумал Логинов.
— Я ни о чем не хочу… Тебя просить! Не просил — и не буду! — неожиданно высоким, срывающимся голосом прокричал старик. — Но я должен знать! Он виноват? Хоть в чем-нибудь?!
— Да, вроде…
— Нет, не «вроде»?! Такое — отцу… Не говорят!
Он закашлялся, начал быстро искать платок. В сумерки, в тишине сада, Ивану Дмитриевичу показалось, что из уст старика вырвался какой-то всхлип.
— Давай спокойнее… Александр Кириллович! — Логинов брал разговор в свои руки. — Ты пойми… Если мы подпишем соглашение… То получат гарантию с нашей стороны, что в случае войны «они — не под колпаком»! То есть на их территорию… мы не направляем ракеты первого удара… Мы даем эту гарантию! А они — дают гарантию, что на их территории… Нет атомного оружия! «Они не производили… И не производят!» Это — главное!
— А гарантии? Что они не производили? И не производят? — тихо, но уже внимая Логинову, спросил Александр Кириллович.
— А вот… Гарантии? — вздохнул Логинов. — Конечно, есть и МАГАТЭ. Есть много возможностей… Но они не пустят к себе наших наблюдателей! Да и мы тоже… Лишний раз распахивать двери перед ними не стремимся.
Иван Дмитриевич снова посмотрел на старика. Тот сидел, насупившись… Отчужденный, задумчивый.
— Вопрос доверия? — вздохнул Александр Кириллович. — Все тот же! На весь век. Двадцатый век… Вопрос! Хотя… Какой же это вопрос? — продолжил, усмехнувшись, Корсаков. — Это уже не вопрос! Это аксиома! Нет доверия… Не будет доверять человек человеку! Государство — государству! Мы — им! Они — нам! Ты — мне! Я — сыну…
Логинов заерзал на стуле и, нехотя, сдерживаясь, но ответил.
— Ну? Какая же им? Нашим, так сказать… Классовым врагам? Может быть вера? Ты же знаешь, такая установка нашего… Генерального; И его личного штаба.
— А ты ему и перечить не можешь?
Логинов только отвел глаза…
— А ты никогда не думал? Что я ведь тоже — твой классовый враг? — неожиданно, после паузы, спросил Александр Кириллович. — А как же! Я же потомственный дворянин? Сын и внук… И правнук крепостников! А ты — крестьянин! И твои предки были крепостные?.. Не так, что ли?
Корсакова буквально трясло, хотя говорил он тихо, с каким-то бешеным весельем. Но голос его казался по-прежнему спокойным.
— И Ленин! Кстати… Тоже был дворянин! И Тухачевский! И Красин! Еще называть?..
— Я Февронью Савватеевну… Позову…
— А Машенька, кстати… Тоже… была! Тоже…
У старика перехватило дыхание, и Логинов почувствовал, как у него на руках обмякает тяжелое корсаковское тело.
— Слу… шай! — все равно пытался досказать старик. — Значит, кроме классовой… Этой твоей… есть что-то другое? Более важное?! Совесть… Сострадание? Честь… Ты… ты… вспомни Машеньку! Ты вспомни! Где бы ты был, если бы не она… А ты… Ты не веришь ее сыну? Да он… В сто раз честнее… Чище! Преданнее делу, чем все твои… И его… Генерального! Приспешники! Наемники…