— Можно… Я останусь? — неожиданно попросила она.
Старик посмотрел на нее пристальнее.
— Вы хотите поговорить со мной?
— Да! И с вами… тоже.
— К сожалению, у меня… Гость! — усмехнулся Корсаков. — Даже приедет много гостей! Где же вас пока… Поместить?
Он повернулся было к своему кабинету, но Лина остановила его.
— Я здесь посижу… Может, помогу вашей милой…
— Вы находите ее… Милой? — внимательно, без иронии, посмотрел на нее Александр Кириллович и добавил тихо: — Спасибо!
Он сделал несколько неожиданно уверенных шагов к двери в столовую. Постоял. Обернулся…
— К сожалению, не приглашаю. Деловые мужские разговоры! Что может быть скучнее?
Он помолчал. Снова поднял на нее глаза.
— А что? Невестка моя? На пляже резвится?
Лина вздохнула. Ей не хотелось отвечать на этот вопрос. Но Корсаков ждал.
— Нет! Она в Москве…
— Дома?
— Не знаю…
— А что? У нее есть… Другой дом?
Лина молчала.
— Мужчина?
— Вы меня так спрашиваете… Как будто я в курсе дел всей вашей семьи?
— Да, да… — кашлянул Александр Кириллович. — Это с моей стороны действительно… Бестактно!
Он хотел было уйти, но снова посмотрел на красивую, желтоглазую, кого-то напоминающую женщину.
— Я не ослышался? — осторожно начал он. — Вы — дочь Евгении Корниловны?
Лина кивнула головой.
— А-а-а… — неопределенно протянул Александр Кириллович. Неожиданно добавил: — Кланяйтесь ей… Если жива.
— Конечно жива! — вырвалось у Лины.
— Может быть… Может быть! — пробормотал старик и, не оглядываясь, не попрощавшись, вышел в столовую, плотно прикрыв за собой дверь.
В кухню, шатаясь от слабости, вошел Генка. Его поддерживала Февронья Савватеевна.
17
Корсаков одним из первых сбежал по трапу.
— «Не ждали»? Как в картине Репина? — он пожимал руку встречавшему его Ратушному, советнику посольства.
На лице высокого, полного, начинающего лысеть советника застыло некоторое недоумение.
— Желанный гость! Желаннейший! — сменилось оно сладчайшим радушием.
Он взглядом позвал молодого атташе.
— Киян… Юрий Васильевич! — И обратился к нему: — Дорогой мой… Документы! — Кирилл не сумел сказать слова, как на него обрушился поток.
— Ну! Что же мы — тут? В провинции! — хохотал советник, когда они шли к машинам. — А вы там — в сферах! «Не ждали! Не ждали!» Не знаю, как старик… — Речь шла о после. — А я ни ухом… Так сказать… Ни… Он снова расхохотался.
— Ну, рассказывайте! Рассказывай! Я никак не мог вспомнить — мы с тобой как: — на «ты» или на «вы»?!
И он снова засмеялся, явно не соглашаясь на официальное «вы».
Они расселись по машинам. Когда автомобиль посольства сворачивал к воротам аэропорта, Корсаков, бегло глянув на толпу прилетевших с ним, обнаружил старика со всем семейством.
Краем глаза увидел он еще двух мужчин, которые чем-то привлекли его внимание. То ли тем, как они смотрели на посольский кортеж, то ли еще чем-то.
Один из них, что повыше, был в коричневой шляпе.
— Что ж… Так поздно сообщили?
Корсаков не ответил.
— Где расположишься? В посольстве? На даче? Что прикажешь?
В потоке слов, вопросов Ратушного чувствовалась обеспокоенность приездом Корсакова.
— Или поездка? Так сказать… Неофициальная? От «соседей»?
— Туристическая! — улыбнулся как можно естественнее Кирилл Александрович. — К послу хотелось бы так… К двенадцати!
— Он знает, — согласился Ратушной.
— Остановитесь. Я сам перейду площадь и остановлюсь в гостинице.
— Да! Это оговорено!
Ратушной сделал знак шоферу, и машина прирулила к тротуару.
Кирилл Александрович подошел к первому попавшемуся свободному автомату. Длинные гудки. Он набрал один и тот же номер еще и еще раз… Улица хорошо просматривалась из телефонной будки — вроде бы ничего подозрительного.
Корсаков шел по уже плотной, полуденной толпе, машинально чувствуя, что он был уже здесь не раз. Иногда он подходил к развалу букинистов или к вынесенным на тротуар стойкам распродажи.
Обычный обыватель, а может, турист.
Скорее всего просто деловой человек, у которого выпала свободная минутка пройтись по знаменитым улицам. Не торопясь, гуляючи, наслаждаясь жизнью…
Интересно, что Кирилл Александрович действительно чувствовал себя именно таким человеком. Ему казалось, что он живет здесь многие-многие годы. Профессиональная привычка сливаться с толпой вернулась к нему и даже обрадовала его.
— Бена? Американца? Рыжего? — с радостью признавались в третьем кафе, но отвечали одно и то же. — Нет! Неделю, как уже не видно!
— Попробуйте, — с широкой ничего не гарантирующей улыбкой протянул ему клочок бумаги с телефоном седовласый, похожий на постаревшего ковбоя бармен.
Кафе было дорогое. Около знаменитого на весь мир музея.
Корсаков вряд ли отдавал себе отчет, что по коридору советского посольства он шел совсем другим шагом. Сопровождавший его Киян еле поспевал за ним.
— Посол еще занят! — пытался объяснить он на ходу. — Ему позвонили от дежурного. Может, вы пока зайдете к советнику?
— Что? Гости? Делегация? — Корсаков вошел в кабинет советника, но тот замахал на него руками.
— Да никого у него нет! — рассмеялся Дмитрий Иванович и поднял трубку.
Он кивнул на Кияна.
— Вышколил нашу молодежь! Чтобы никого сразу к нему не пускал. Сидит в кабинете как сыч. О мировой политике… Размышляет!
Лицо его посерьезнело — посол поднял трубку.
— Петр Николаевич? Ратушной… Разрешите гостя препроводить?
В трубке долго что-то говорили — старик был крутенек.
Корсаков невольно подобрался перед встречей с ним.
— Да, да! «Соизволил!» Собственной персоной! — Теперь Ратушной был сама настороженность. — Идем!
Он быстро встал, застегнул костюм на обе пуговицы.
Жестом пригласил Кирилла Александровича следовать за собой…
По длинному широкому коридору старинного дома посольства Ратушной шел чуть впереди Кирилла Александровича. Из-за своего огромного роста и ненаигранной торжественности он немного походил на мажордома.
— Не одобряю! Не одобряю… Подобные эскапады! — Петр Николаевич перебирал, как клавиши, разложенные на огромном столе карандаши — страстный коллекционер! — Лицо ты приметное… Здесь! Не гарантирую, что завтра не появится какая-нибудь скользкая статья. Например… «Прокрался в страну… некий».
— Как частное лицо! — ответил Корсаков.
И он, и посол понимали, что Кирилл Александрович не подчиняется старику.
Возмущение посла было только в голосе. Благородно седая голова, свежее лицо, длинные пальцы пианиста, теннисиста, кого угодно… только не сына люберецкого рабочего-котельщика.
— Желательно… Чтобы встреча с главой МИДа… Состоялась завтра, — настаивал Корсаков.
— Ратушной! Как думаешь? — повернулся к молчащему, сидящему на невесомом ампирном стуле массивному советнику.
— Сомнительно! — Ратушному все не нравилось.
— Займись, — не сразу приказал посол.
Ратушной тут же вышел из кабинета.
— Мы тут… Собираем материал! Советуемся каждый день с Москвой… С твоим же Нахабиным… — посол коротко посмотрел на Корсакова и понял, что имя «Нахабин» не обрадовало гостя. — А тут прилетаешь… Ты.
— Но вы же не согласились тогда со мной, что в Карсьене строится завод по обогащению урана оружейной чистоты?
— Тебе кажется… Уже один раз намылили холку? В Москве? С твоей Карсьеной? Или не так?
Корсаков промолчал.
— Опять лезешь? На тихоню Манакова надеешься?
Посол вздохнул и отодвинул карандаш в сторону.
— Склоками это пахнет? Дорогой мой… Склоками! — задумчиво, не без презрительности, сказал посол. — Я о тебе… не так думал. — Помолчал и добавил: — Морочат тебе голову!
И добавил: «А нам здесь жить!»
— А если все-таки в Карсьене? — поднял глаза на старика Корсаков. Тот не ответил. Это придало Кириллу духа.
— Принято считать… Что завода нет, — чуть повысил голос посол. — Есть долговременные интересы политики. А есть спешка. Сенсации! Упрямство даже…
— А что вы не договариваете? Петр Николаевич! — Корсаков встал и прошелся по кабинету.
Он знал, что старый дипломат выложит свои карты в обмен на его откровенность.
— Правда бывает многих сортов… — тихо и вроде бы безразлично начал посол. — Абсолютная! Неумолимая! Горькая…
Последнее он произнес тише.
— А бывает… Удобная или неудобная?! Выгодная кому-то… Или — невыгодная! Тогда твоя Карсьена — была неудобна! До крайности! А теперь?
И напрямик спросил: «Что? Нахабин зашатался? Манаков так просто, в обход всех, сюда тебя бы не отправил? А? Решился? Значит, уже немало козырей… У него на руках?!..»
Он уже не спрашивал Корсакова, а рассуждал сам с собой.
В кабинет осторожно вошел Ратушной.
— В четырнадцать пятнадцать. Завтра. На вилле министра.
Он положил перед послом шифровку.
— Прочти! — Посол не сразу, кивком пригласил Корсакова к столу.
— Значит, «в двадцать четыре часа? В Москву?»
Старик хмыкнул.
— Подпись-то Нахабина! Но ты у меня… Ведь — по другому ведомству? «От соседей»? «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат»! — усмехнулся он.
Петр Николаевич поднялся во весь свой немалый рост.
— Нет! Не полезут социалисты в такую глобальную аферу. Слишком дорого им досталась власть!
Корсакову показалось, что эти слова были сказаны для Ратушного…
Когда Ратушной вышел, посол добавил:
— И ты! Мне здесь… воду не мути!
Это походило на выговор.
— Тебе сколько лет? — неожиданно, тише, спросил, Петр Николаевич.
— Сорок пять. Скоро…
— Мальчишка! — вздохнул посол и положил на корсаковское плечо большую тяжелую руку. — Пережди момент! Знаешь, что такое дипломатия? Это искусство долготерпения… Уйдут одни… Куда-то денутся другие… Там что-то сменится! Здесь какая-то новая волна… Тогда и видно будет! — И добавил серьезно: — Не твое время… Не твой раунд! Мой мальчик…