Плохое. Особенно для задолжавших такие крупные суммы, как я. Или для Дебби Суарес, рассчитывавшей на полную сумму перед Новым годом, чтобы оплатить образование сына. Для Дейва Мадуро — он еле-еле выплачивает двойные алименты. Да и для всех сотрудников северо-западного отдела продаж, о которых я смог вспомнить: все они без исключения — просто образец финансового раздолбайства (а вы покажите мне продавца, живущего по средствам!). Так что простите, герр Креплин, но решение ваше — абсолютно говенное.
Я украдкой взглянул на Чака. Во взгляде Занусси читалось: «Не спорь с уродом. Мы ничего не добьемся».
Выдавливаю приличествующую подчиненному улыбку:
— Думаю, разумный компромисс.
— Прекрасно, — отвечает немец, радуясь возможности завершить неловкое обсуждение. — А теперь, Нед, если ваши планы позволяют, хотелось бы встретиться с вами за ужином. Надеюсь, после этого вы сможете показать мне театры и «Трайбеку», расхваленные немецкой прессой.
Ботинок Чака вновь оказывается на моей ноге.
— Разумеется, Клаус. Вот только позвоню жене и…
— Превосходно. Закажу на половину девятого столики в потрясающем новом ресторане на Лафайетт-стрит, о котором я читал.
— В русском ресторане «Pravda»?
— Ваша осведомленность впечатляет, — отозвался Клаус, — кстати, вы знаете, как название переводится на английский?
— Да, — отвечаю я, — «истина».
Креплин извиняется и уходит к себе в номер, вести трансатлантические телефонные переговоры на верхнем этаже, в «Уолдорф Тауэре». Мы с Чаком возвращаемся в офис.
Там уже все буквально стоят на ушах. Занусси немедленно загнала в угол его секретарша, Луиза. Она была просто в шоке:
— Мистер Занусси, телефон звонит, не переставая. Приняла больше двадцати срочных сообщений на ваше имя. Скажите: я по-прежнему работаю здесь?
— Луиза, вам не о чем, совершенно не о чем волноваться, — ответил Чак, подталкивая секретаршу к дверям кабинета и беззвучно проартикулировав мне «удачи».
Развернувшись, я направился прямо по коридору, к отделу продаж по Северо-западу. Но далеко не ушел: путь преградила разгоряченная Деб-би Суарес.
— Нам не выплатят бонус? — спросила девушка, в голосе ее сквозил неприкрытый страх.
Да, уж кто-кто, а Дебби всегда разузнает свежие новости.
— Послушай…
— Утром мне именно так и сказали.
— Кто?
— Люди.
— Что еще за люди?
— Компетентные. Говорят, нас перекупили какие-то немцы, нас вышвырнут на улицу. И…
— Постой-ка…
— Эти сволочи решили захапать мой бонус!
Теперь в дверях каждого офиса, расположенного по коридору, стояли слушатели. Каждый смотрел с пониманием.
— Дебби, пожалуйста, успокойся…
— Мистер Аллен, мне необходимы деньги!
— Понимаю, — согласился я, подталкивая девушку обратно в кабинку. — Ты получишь заработанное.
Суарес останавливается и внимательно смотрит в глаза:
— Честно?
— Честнее некуда. И можешь не волноваться из-за работы.
— А вы не обещаете деньги только для того, чтобы заткнуть мне рот?
Я натужно рассмеялся:
— Послушай, давай лучше, ты соберешь в моем офисе всю нашу команду и я объясню, что случилось?
— В вашем офисе — мистер Долински.
Бегло осматриваю собственное рабочее пространство за стеклянной стеной. Действительно, Айван Долински стоит у окна, отрешенно глядя на улицу.
— Объяснил, по какому поводу?
— Нет, ничего не сказал — только просил встретиться с вами, шнелль-шнелль. Мистер Аллен, по-моему у него действительно стряслось что-то плохое.
Вероятно, Долински переживал столь же сильное потрясение, как и остальные. По крайней мере, не хотелось бы выяснить, что имеются другие причины. Присутствие Айвана было не более уместным, чем колостомия. А потому я попросил Дебби подать Айвану кофе (с тремя таблетками успокоительного, если найдется) и пообещать: приду через десять минут, когда закончу в конференц-зале с членами отдела телефонных продаж.
В комнате без окон, где «Компу-Уорлд» проводил встречи, собралось восемь перепуганных женщин. Никто не садился.
Стояли полукругом, я примостился на краю стола и приступил к исполнению пьесы «Нам нечего бояться, кроме собственного страха» в театре одного актера. Заверял, что «Клаус-Зандерлинг» — не какая-то шарашкина контора. Новые хозяева захотят продолжить игру с прежней командой. Никаких кадровых перестановок. Останемся всё той же дружной, приносящей прибыль семьей и т. п.
При обсуждении вопроса о бонусах уровень шума в конференц-зале превысил критическую отметку.
— Мистер Аллен, они не имеют права, — возмутилась Дебби.
— Нет, имеют, — возразил я, — теперь компания принадлежит европейцам. Могут вытворять всё, что заблагорассудится.
— По-вашему, это справедливо? — надрывалась Хильди Хайман, из старожилов «Компу-Уорлда» — шестидесятитрехлетняя старая дева, проживающая вместе с матерью весьма преклонного возраста в ожидании полагающейся всего через два года пенсии.
— Нет, Хильди, конечно же, так нельзя, — согласился я, — но вообще-то эпоха добрых и благородных корпораций закончилась. Если у кого-то хватит наличности, чтобы перекупить компанию, то они имеют на то полное право.
— Ох уж эти немцы! — возмущалась Хильди. — Поговорите-ка с моей матерью. В тридцать втором в Мюнхене сожгли аптеку моего деда…
— Хильди, — пытался я успокоить старушку, — понимаю, что случившееся с вашей матерью ужасно…
— Разорили дело целой семьи. Теперь уничтожают нашу фирму…
— Нет, не уничтожают. Нас не реструктурировали, хотя новые хозяева не обязаны так поступать.
Согласен, хреново ждать лишний месяц вторую половину бонуса, но по крайней мере нам выплатят деньги. Ведь фрицы могли нас и послать куда подальше. Насколько мне известно, они не собираются менять условия медицинской страховки, пересматривать планы продаж или вводить новые правила. Уверен, новые хозяева намерены действовать честно…
— «Честные немцы»? — с презрением переспросила Хильди. — Оксюморон.
— Что это за фигня такая — «оксюморон»? — удивилась Дебби Суарес.[5]
В завершение импровизированного митинга удалось снять большинство худших опасений сотрудниц отдела телефонных продаж, хотя вернувшиеся на рабочие места женщины вовсе не выглядели счастливейшими из людей.
На обратном пути в кабинет застал нервно прохаживающуюся по коридору Дебби.
Суарес просто излучала напряженность.
— Послушайте, мистер Аллен, — сказала она, отведя меня в сторону, — хочу сообщить вам кое-что важное. По-прежнему переживаю из-за бонуса. В общем, за обучение Рауля нужно заплатить до первого января. К тому же следует внести залог за целый семестр вперед, деньги не возвращаются до тех пор, пока ребенок не закончит школу или не уйдет. Так что придется раскошелиться на девять тысяч баксов, за три семестра. А если я получу только шесть семьсот, как быть? А потом, нужно еще и сердечные лекарства маме покупать, и дебит по «Мастеркард» выплачивать, и покупки разные к Рождеству… Просто не хватит средств.
— Вот что я сделаю, — успокоил я девушку, — узнаю, как зовут главного по финансовым вопросам в школе Рауля и поговорю с ним. Объясню, что происходит, уболтаю — пусть разрешит тебе заплатить сперва половину суммы, а вторую половину — в январе, когда получишь второй чек.
— Спасибо, мистер Аллен.
Раз Дебби успокоилась, пора перейти к очередному личному кризису. Айван Долински. Войдя в кабинет, застаю его всё так же стоящим у окна — настолько озабочен, что, кажется, даже не заметил, как я вошел.
— А я думал, сегодня утром ты будешь в Стэмп-форде, в «Джи-Би-Эс».
— Встречу перенесли, — отвечает Айван, даже не оборачиваясь.
— На какое время?
— На более поздний срок.
— Айван, с тобой всё в порядке?
И тут он повернулся ко мне лицом. Кожа — цвета бумаги. Глубокие провалы под глазами.
— Похоже, ты уже всё знаешь, — обратился я к нему.
Айван кивает и снова отворачивается к окну.
— Посылая тебе вечером мейл, я и сам не знал, как повернутся события. Не хотелось бы, чтобы ты переживал из-за…
И тут Айван разревелся. Хныканье перешло в сдавленные рыдания, быстро набиравшие обороты. Я захлопнул дверь в кабинет, немедленно задернул жалюзи поверх стеклянной стены, выходившей на кабинки отдела телефонных продаж, и помог Айвану сесть в кресло. Схватил телефон и приказал сидевшей за пультом Лили ни с кем меня не соединять. Затем — уселся напротив Айвана, дожидаясь, когда иссякнут потоки слез.
— Рассказывай, — обратился я к нему. Долински потупил взгляд, уставился на рабочий стол и сказал:
— Я только что потерял заказ от «Джи-Би-Эс».
Глава пятая
Я дернулся, будто от удара в челюсть. Айван заметил:
— Простите, виноват, слов нет, как сожалею…
Голос Долински вновь задрожал.
Я старался говорить успокаивающе. — Что именно произошло?
— А я знаю? Последние два-три месяца только и делал, что выстраивал отношения с этим Тедом Петерсоном из отдела по работе с рекламодателями, вчера ударили по рукам насчет шестистраничного вкладыша в апрельском номере, утром еду по шоссе Ай-95 на север, в Стэмфорд, в портфеле — бумаги на подпись Петерсону, и тут он звонит мне в районе Райа: «Слушай, извини, но у нас изменились маркетинговые стратегии на зиму. Так что пока продажа отменяется». Я чуть не съехал с трассы…
— Сколько «Джи-Би-Эс» был готов заплатить за рекламу? — спросил я.
— Сто восемьдесят девять. С учетом стандартной десятипроцентной скидки.
— Были какие-нибудь намеки на грядущее урезание бюджета? Или более выгодное предложение у конкурентов?
— Нед, я же сказал: Петерсон попросту заявил, что «кина не будет», и повесил трубку. За час пытался перезвонить в «Джи-Би-Эс» то ли пять, то ли шесть раз. На обратном пути в город названивал ему едва ли не через каждые десять миль. Урод всегда оказывался «на встрече».