Два дня прошли. Никодим был как в лихорадке. Он вел бесконечные разговоры с Кшепицким, который до малейшей подробности разработал план действий, беспрестанно принимал у себя сияющего, как майское утро, Куницкого, нанес продолжительный визит пани Пшеленской и еще более продолжительный — ее знакомому, комиссару уголовного розыска, писал письма, говорил по телефону, сидел на заседаниях — и все это, не считая частых совещаний с Черпаком.
В душе Никодим восхищался ловкостью Кшепицкого. В его обществе он чувствовал себя уверенно, отлично понимая, что и Кшепицкому с ним неплохо.
План мало-помалу, созревал: затягивалась невидимая Куницкому сеть. После каждого разговора с Черпаком он появлялся в банке и, давая Дызме подробный отчет, не скрывал при этом своей радости и признательности. Никодим, впрочем, кадил ему не меньше, источая заверения в дружбе и верности.
Наступил решающий четверг.
Ровно в час в кабинете пана председателя раздался телефонный звонок.
— У, черт побери! — с хорошо разыгранным раздражением воскликнул Никодим. — Разрешите, пан Куницкий, узнать, кто это там трезвонит.
— Пожалуйста, дорогой пан Никодим, — весело подпрыгнул на стуле Куницкий.
— Слушаю!..
— Что?
— А, добрый день! Вам везет: пан Куницкий как раз у меня.
И он передал трубку Куницкому.
— Это пан Черпак. Он ищет вас по всему городу.
Куницкий схватил трубку.
— Алло!.. Мое почтение, пан начальник, мое почтение! Чем могу вам служить?
Дызма встал и отошел к окну. Стал внимательно слушать. Он был возбужден, пальцы впились в подоконник. Мало-помалу начал успокаиваться. Все шло как по маслу.
В голосе Куницкого зазвучали нотки беспокойства, страха, слезливой мольбы, и наконец, положив трубку, он воскликнул:
— Что делать! Что делать!
— А что случилось? — участливо осведомился Дызма.
Куницкий бросился на стул, отер со лба пот. Шепелявя сильней обычного, принялся рассказывать Никодиму, что потребовались документы о процессе; он должен представить их самое позднее завтра, в восемь вечера, но сам ехать не может, потому что министр назначил ему завтра прием в одиннадцать утра. После этого он уедет на целым месяц.
— Спасите, дорогой пан Никодим, посоветуйте, что делать. Как горю помочь?
— Гм… Очень просто: телеграфируйте в Коборово, пусть вышлют документы.
— Ах, если б это было возможно! — запричитал Куницкий. — Документы в несгораемом шкафу, а ключи при мне.
— Тогда надо немедленно кого-нибудь послать туда… У вас есть автомобиль. Пошлите шофера.
— Шофера?! Золотой мой! Разве я могу дать шоферу ключи от сейфа?! Там и деньги, и бумаги, и драгоценности, и документы огромной важности. Боже мой, боже мой, что делать, что делать?!
Дызма задумался.
— Ну хорошо, есть у вас в Варшаве верный человек?
— Никого, никого, ни живой души!
— Тогда на поставку придется махнуть рукой.
—. Но это же миллионы, миллионы! — заверещал Куницкий. — Я мечтал об этом давно! И теперь… Ах, какой я идиот, надо было взять ее с собой!..
— О чем вы говорите?
— О зеленой папке, которую я вам показывал… Помните?
И Куницкий хлопнул себя по лбу. Он хотел еще что-то прибавить, но смолк, закусив губу.
— Разумеется, помню. Зеленая папка, — хладнокровно подтвердил Дызма.
— Есть еще одно средство, — заговорил нерешительно Куницкий, — есть один выход, но…
Дызма опустил глаза — а вдруг Куницкий прочтет в его взгляде ожидание?
Какой выход?
Гм… Не смею даже просить… Но вы сами понимаете, как это важно… Для меня, да и для вас…
— Ясно. Миллионы под ногами не валяются.
— Дорогой пан Никодим, — не удержался наконец Куницкий, — вы единственный человек, который может спасти все дело.
— Я? — удивился Дызма.
— Вы, вы, потому что только вам я доверяю. Пан Никодим, дорогой, золотой мой, не откажите…
— В чем именно?
— Правда, вы слегка устанете, но что это значит в ваши-то молодые годы? Дорогой пан Никодим, не катнуть ли вам в Коборово?
Куницкий вынул из кармана кожаный мешочек, в котором побрякивали ключи.
— Спасите меня. Единственная надежда на вас! Никодим пожал плечами.
— Не люблю копаться в чужих тайниках.
— Золотой мой! Бесценный! — Куницкий умоляюще сложил руки.
Никодим прикинулся, будто думает.
— Мчаться как сумасшедшему… Не выспаться…
— Что же делать, что делать?! — гнусавил в отчаянии Куницкий.
Дызма забарабанил пальцами по письменному столу, наконец махнул рукой.
— Ну ладно, нелегкая вас возьми, поеду.
Старик, шепелявя, рассыпался в изъявлениях благодарности, принялся жать Никодиму руку, но в маленьких, бегающих глазках сквозили боязнь и недоверие.
— Какой ключ?
— Вот этот, этот, отпереть не так-то просто, верхний циферблат надо поставить на девятку, нижний — на семерку.
Дызма взял карандаш, записал цифры.
— Ну хорошо, поем на скорую руку и поеду. Вызовите автомобиль.
Через час, после непродолжительного совещания с секретарем, Никодим сошел вниз.
У ворот поджидал его Куницкий. Он не мог скрыть своего волнения. Подозрительно косясь на Дызму, стал давать последние указания, пояснил, что папка с документами находится на верхней полке, справа, что все документы о процессе собраны в одном месте и потому рыться больше нигде не надо.
— Ладно, ладно, — прервал Дызма Куницкого и открыл дверцу автомобиля.
— Не забудьте, дорогой пан Никодим, хорошенько запереть сейф и переставить стрелки на циферблатах.
— Хорошо… До свидания. Поехали.
Машина тронулась. Через четверть часа они были уже за городом.
Никодим вынул длинный, узкий стальной ключ, с интересом стал его рассматривать.
— Такая маленькая штучка, — пробурчал он, — настолько от нее зависит.
Автомобиль мчался по знакомому шоссе. Вскоре заморосил дождь, стекла покрылись крохотными капельками. Приближались ранние осенние сумерки. Никодим поднял воротник и, не переставая размышлять о предстоящем деле, погрузился в дремоту.
Машина остановилась только раз — пришлось сменить колесо, так как покрышку проколол брошенный на дороге гвоздь.
Наступила уже ночь, когда вдали показались огоньки Коборова.
Никодим вышел из автомобиля, буркнул приказание шоферу. Отворились двери, выбежали слуги.
— Хозяйка дома? — спросил Никодим, не ответив на их приветствия.
— Дома, ясновельможный пан. Хозяйка в библиотеке.
— Хорошо.
— Прикажете доложить?
— Не надо. Можете идти. Обойдусь без вас.
Миновав темную гостиную, Никодим отворил дверь в библиотеку. Склонившись над книгой, за столом сидела Нина. Она даже не подняла головы. Никодим закрыл дверь и кашлянул.
Только теперь Нина посмотрела на него, и сдавленный крик вырвался из ее горла. Она вскочила, подбежала к Никодиму, обняла его за шею.
— Нико, Нико, Нико!..
Нина прижалась к нему, лицо ее светилось счастьем.
— Приехал, приехал, мой милый, мой единственный!
— Как живешь, Ниночка?
— Боже, как я истосковалась по тебе!
— А я не тосковал?
— Ну, садись. Скажи, надолго?
— Увы, па несколько часов.
— Что ты говоришь?. Это ужасно!
— Так сложились дела.
Нина принялась гладить его по лицу.
Никодим в двух словах объяснил цель приезда, добавив, что с радостным чувством отправился в эту поездку, — ведь она сулила ему пусть непродолжительное, но все же свидание с Ниной.
Нина села к нему на колени и, перемежая речь поцелуями, стала говорить о своей тоске, о любви, о надежде, о той счастливой минуте, когда она наконец станет его женой.
— Если не случится ничего непредвиденного, — прервал ее Дызма, — мы поженимся раньше, чем ты думаешь.
— Как же так? А развод? Ведь разводы тянутся месяцами.
— Дело обойдется без развода. Я советовался с адвокатами. Мы аннулируем брак.
— Я ничего не понимаю в этих делах, — с сомнением в голосе сказала Нина, — но ты очень добр, раз ты уже подумал об этом.
Ужинать они перешли в столовую. Нина принялась расспрашивать Никодима о его теперешнем времяпрепровождении. Она радовалась, что он бывает у Чарских, у Ростоцких, состоит попечителем комитета по разработке проекта литературной академии, что он уже положил в банк не один десяток тысяч злотых.
Когда встали из-за стола, лакей доложил, что шофер приготовил все для обратной дороги.
— Хорошо. Пусть подождет.
Глянув на карманные часы, Никодим заявил, что ему надо спешить. Нина собралась было пойти с ним в кабинет Куницкого, но Никодим попросил ее подождать.
— Почему? — удивилась Нина.
Видишь ли, мне предстоит прочесть некоторые бумаги, сделать пометки… А с тобой не до этого будет… Подожди, я сейчас вернусь.
Никодим зажег свет, раздвинул тяжелую бархатную портьеру.
В нише стоял зеленый несгораемый шкаф. Никодим посмотрел на него оценивающим взглядом. Немало придется поработать грабителям, если они вздумают добраться до ценностей, а ему, Дызме, хватит и минуты, чтобы открыть шкаф без малейшего усилия.
— Если у тебя башка хорошо варит, — вслух сказал Никодим, — то и отмычек не надо… Правда — комбинация не моя, Кшепицкого, но впрок она пойдет мне.
Ключ бесшумно повернулся в замке. Ручка поддалась, и дверца открыта.
Внутри царил образцовый порядок. Справа на полках были разложены книги и папки с бумагами, слева громоздились пачки кредитных билетов. Две полки были заставлены коробками; туда Дызма заглянул прежде всего: ювелирные изделия, множество золотых колечек, ожерелья, брошки, бриллианты, рубины.
— Точно у ювелира.
Нужно было торопиться. Никодим вынул все папки, конторские книги, записные книжки. Набралась увесистая кипа. Он перенес ее на письменный стол и, отложив в сторону зеленую папку, раскрыл первую книгу. Перелистывая испещренные датами и цифрами страницы, Никодим догадался, что перед ним список должников Куницкого еще с тех времен, когда он занимался ростовщичеством. Об этом красноречиво говорили цифры взысканных процентов. Среди прочих записей часто повторялась фамилия отца Нины: «гр. Понимирский — 12 000 злотых», «гр. Понимирский — 10000 злотых».