Карьерный спуск на дно. Проституция в царской России — страница 14 из 42

«Пьянство между женщинами публичных домов высшей категории, которые почти все иностранки, развито в гораздо меньшей степени, чем между проститутками низших классов. Вообще, заезжие проститутки ведут себя гораздо сдержаннее русских и индифферентнее относятся к своему ремеслу, как будто не видят в нём ничего постыдного. По нашему мнению, это зависит от народного характера. Мы всегда замечали, что русская женщина стремится во что бы то ни стало забыться, а русский человек всегда тешит своё горе в вине. Её постоянно преследует чувство стыда и унижения, и это-то чувство заставляет её напиваться. Впрочем, надо заметить, что они не очень любят вино, которое пьют по необходимости, так как содержательницы заведений заставляют их требовать от гостей угощения, и предпочитают простую водку и особенно сладкие наливки, которые пьют с удовольствием. Вино хоть несколько поддерживает и здоровье, и силы, разрушаемые бессонными ночами и насильственной отдачей своего тела на поругание каждого желающего; оно также уменьшает до некоторой степени то отвращение, какое они должны чувствовать при отправлении своего ремесла»[145].

Иностранки действительно относились к ремеслу проститутки более расчётливо, выпивали в меру, были менее расточительны. До отмены крепостного права бóльшую часть публичных женщин в России составляли немки, польки, еврейки, реже – француженки, задавшиеся целью заработать на приданое там, откуда вряд ли дурная слава об их роде деятельности дойдёт до родины, а потом вернуться домой. Через 2–3 года они могли увезти от 500 до 2000 рублей[146]. Картина резко изменилась, когда в 1861 году отменили крепостное право, крестьянское население получило свободу передвижения и стало мигрировать из провинций в крупные города. Теперь большинство среди проституток были русские православного вероисповедания. Религия тоже накладывала свой отпечаток на психологическое состояние девушек.


В отдельном кабинете:

– Как же это вы ухаживаете за мной, ведь у вас есть своя жена?

– Что же мне делать, если встречаются женщины, которые красивее её?..

Журнал «Будильник». 1908 год, № 9


Они молились, исповедовались, но помимо духовной поддержки при них оставалось бесконечное осознание своей греховности. Не зря Александр Куприн в своём художественном произведении «Яма» вскользь упомянул, как проститутки и с религиозной точки зрения внутренне ощущали себя изгоями:

«Сегодня Троица. По давнему обычаю, горничные заведения ранним утром, пока их барышни ещё спят, купили на базаре целый воз осоки и разбросали её длинную, хрустящую под ногами, толстую траву повсюду: в коридорах, в кабинете, в зале. Они же зажгли лампады перед всеми образами. Девицы по традиции не смеют этого делать своими осквернёнными за ночь руками»[147].

Угнетённое материальное, физическое и психологическое состояние проституток практически не давало им шансов на нормальную жизнь. Редкая женщина, крепкая духом, самостоятельно выбиралась из этой «ямы» и возвращалась к честному труду. Каждая, скорее, в глубине души надеялась, что какой-нибудь благородный господин женится на ней и заберёт из дома терпимости. Не будем исключать единичные случаи, но стоит сказать, что эти надежды практически никогда не оправдывались. По статистике в Москве и Санкт-Петербурге, браков с проститутками по отношению к их общему числу в 1850–1860-х годах было менее 1 %[148]. Эта цифра оставалась относительно стабильной и в дальнейшем. Замужество тоже не всегда обещало благополучное будущее: «благородными господами», как правило, оказывались трактирщики и мастеровые, которым была нужна не женщина, а лишние бесплатные руки, бедные мещане, самоутверждавшиеся за счёт жены и попрекавшие её в ошибках прошлого, сутенёры и другие граждане подобного толка. Студенты, окрылённые юношеским максимализмом, предлагали девушкам вместе бежать из непотребных заведений, а потом не знали, что с ними делать, ведь жениться они не собирались. И так спасение оказывалось губительным. У барышень не было образования и достойной профессии, а единственный способ заработка, который им был знаком, – проституция. В итоге не оставалось ничего другого, кроме как вернуться к порочному ремеслу, но в дорогом публичном доме после побега их уже не ждали, и они спускались на разряд ниже.

Также редки случаи, когда хозяйкой борделя становилась бывшая проститутка. Для этого нужен был какой-никакой стартовый капитал и свобода действий[149]. Большинство содержательниц – бывшие содержанки, накопившие деньги за свою молодость; представительницы непривилегированных сословий, сумевшие заработать; в единичных случаях – дворянки. К примеру, историк Светлана Малышева описала портрет среднестатистической владелицы публичного дома в Казани в 1882 году: 36-летняя русская женщина, бывшая или побывавшая замужем, мещанка, крестьянка или жена отставного военного[150]. Случалось, что во главе заведения будто стояла проститутка, но чаще всего она была ширмой для прикрытия тех, кто не хотел выдавать себя в качестве хозяев непотребных домов[151]. Лучшее, что сулил девушкам развратный бизнес, – это место экономки в доме терпимости с правом, помимо жалования, зарабатывать ещё и на продаже папирос, сигар, фруктов, а также на мелких поручениях от посетителей.

Те, кому удавалось счастливым образом выкупить себя, за неимением других навыков продолжали дело в качестве сводней. У них было достаточно связей и понимания, кому и как продавать своё и чужое тело. Но для этого нужно было обладать большим хладнокровием, чтобы, самой постигнув горькую участь проститутки, обрекать кого-то ещё на такую же тяжёлую судьбу.

«Проститутка – человек, выброшенный обществом за борт. Все нити, связывающие её с семьёй, со знакомыми, с прошлым, – порваны. Её новая профессия – это гражданская смерть… В море жизни она совершенно одинока, законом она обособлена от окружающих. И вдруг она находит новое общество, новую жизнь, новые интересы. Всё это даёт ей хулиганство. <…> Тут сообща бражничают, пируют, танцуют, играют в карты и грабят „гостей“. Это новый мир, который широко открывает свои объятия проститутке и затем охватывает её железным кольцом. Того другого мира, из которого проститутка выброшена и из которого сюда пришла, она теперь не признаёт. С тем миром её искусственно связывают только полицейские меры и необходимость искать заработка среди случайных „гостей“»[152].

Жизнь бланковой проститутки

Конкуренцию публичным домам составляли поднадзорные проститутки-одиночки. Они также были зарегистрированы во врачебно-полицейском комитете, но работали на себя. У них на руках оставались документы на жительство, при этом выдавалась специальная бланка[153], по которой их обязывали приходить в амбулатории на медицинские осмотры[154]. Отсюда одно из их прозвищ – «бланковые». Одиночки считали себя людьми свободными, ведь они не были прописаны в доме терпимости, могли беспрепятственно сменить место своего проживания, уведомив полицию, и сами решали, кого из гостей принимать, а кого нет. Жительницы борделей на такую свободу смотрели с долей зависти, отчего росла взаимная неприязнь:

«… говорилось много злого и обидного по поводу женщин закрытых домов, которых называли „казёнными шкурами“, „казёнными“, „благородными девицами“. <…> жилицы публичных домов тоже с величайшим презрением относятся к уличным проституткам, обзывая их „босявками“ и „венеричками“»[155].

В свою очередь, и у бланковых были мотивы пренебрежительно относиться к конкуренткам. Пока у одних был кров, обед, платье и клиент, забота о которых ложилась на содержательницу публичного дома, другим приходилось самостоятельно выискивать способы заработка:

«Необеспеченность завтрашнего дня, постоянная забота о насущных потребностях лишает существование „бланковых“ того сонного равновесия, которое замечается у обитательницы домов терпимости. Последние отбывают свою службу только ночью. Бланковой приходится идти на промысел и ночью, и днём. Если она ночью ничего не заработала, надо слоняться днём по наиболее людным улицам, в известные часы ловить возвращающихся со службы мужчин, утром подкарауливать пьяненьких в глухих переулках. А бывает, что неумелая и неудачливая бланковая ничего не заработает и в продолжение целых суток. Не до сна уже тут, и надо упорно ходить и искать…»[156]

В 1909 году доктор Б. Бентовин в своей работе «Торгующие телом. Очерки современной проституции» подробно описал жизненный путь среднестатистической проститутки-одиночки и разделил его на три этапа. Когда ещё совсем молоденькая девушка становилась на путь проституции, несмотря на красивое, пышущее здоровьем тело, свои сексуальные услуги она оценивала дёшево. Отсутствие опыта, неумение откровенно флиртовать с мужчинами, неказистая одежда – всё это мешало ей пробиться к тем, кто мог бы заплатить больше. В итоге первыми её потребителями становились извозчики, дворники, представители хулиганских шаек, способные легко обидеть, ударить, обобрать и без того бедную проститутку. Со временем появлялись связи, постоянные клиенты, публичные женщины организовывались в группы или попадали под покровительство сутенёров, ласково именуемых