[252]. Сложно назвать этот процент точным. Аристократия редко попадала в статистику, так как обеспеченное положение позволяло её представителям лечиться не в государственных больницах, а у врачей на дому, чтобы публично не выдавать свой любострастный недуг. Здесь важно подчеркнуть не столько цифру, сколько в целом обратить внимание, что заболеваемость даже среди посетителей самых лучших борделей была действительно высокой. Связано это было в том числе с образовавшейся модой и возросшим спросом на поднадзорную проституцию. Господа всё чаще, всё регулярнее обращались к ней с мыслью, что они защищены от венерических болезней врачебно-полицейским контролем.
Однако и дорогой публичный дом, где тщательно следили за гигиеной и врач систематически проводил осмотры, не мог дать никаких гарантий. Медики писали о том, что обнаружить заражение удавалось в лучшем случае через 15–17 дней после совокупления, в худшем – лишь через 3–4 недели, а в среднем – через 21 день[253]. Всё это время даже самая ответственная проститутка продолжала работать, не зная о своём тайно развивающемся недуге. Что уж говорить о тех, кто за здоровьем не следил. Журнал «Отечественные записки» в 1869 году опубликовал шокирующие данные, по которым одна больная публичная женщина в среднем в 1861 году заражала троих мужчин, в 1862 – более четырёх, в 1863 – почти пять, в 1864 – почти семь, в 1865 – более восьми. Историк А. А. Ильюхов считает, что это ещё заниженные показатели![254]И даже если у проститутки на ранней стадии выявили первые признаки болезни, отправили её в больницу и предоставили необходимое лечение, она всё равно при выписке была носителем инфекции:
– Вот и ошибся наш доктор: он говорил, что мне вредно купанье, – а не будь его, Поль не сделал бы мне вчера предложения.
Журнал «Шут». 1892 год, № 29
«Поступив в больницу, она там лечится с месяц времени, недель 6, а затем водворяется вновь на прежнее место, не вполне излеченная. Таков характер болезни, протекающей медленно: у неё нет только явных признаков специфического страдания, но железы ещё увеличены, и на коже и на слизистых оболочках существуют слабо выраженные болезненные явления. Такая, выписанная по отметке здоровая, нередко через несколько же дней возвращается в больницу с появившимися папулами. Это показывает, до какой степени знания наши этой болезни недостаточны, по отношению к её скрытому характеру. <…> Малейшая ссадина, очень нередкая при соитии, высвобождает её поверхностно скрытую болезнь, но даже и без того, само по себе, слизь её влагалища заразительна. При выписке она отмечается на билете здоровою, то есть годною для безвредного с ней общения, и жертвами такой отметки весьма часто становятся имеющие с ней связь. Посетители, не знающие сущности этого дела, видят в осмотре гарантию безопасности, и потому некоторые мужчины приходят в публичный дом в самый день осмотра, часто в субботний день после осмотра и бани»[255].
Господа, не чуравшиеся регулярных сомнительных связей, иной раз доходили до совершенно диких способов проверки, больны они или нет. Эти способы ещё раз подчёркивали потребительское отношение к той женщине, которая была ниже по социальному статусу.
«Некий молодой человек из числа пациентов, страшась заразить свою невесту тлетворным ядом, приобретённым им во время своих физиологических экскурсий, предусмотрительно и мудро обратился прежде всего к горничной своих родителей, но убедившись на этой простой девушке, отправленной вскоре после своего „падения“ в Калинкинскую больницу, что его поцелуи ещё пагубны, он благоразумно отложил свою свадьбу ещё на два года.
Доктор рассказал мне вышеупомянутую историю между прочим, перенеся весь центр тяжести на то обстоятельство, что со времени заражения молодого человека прошло уже два года усиленного лечения.
Можно представить себе, сколько „публичных“ и обыкновенных, мы сказали бы „частных“, женщин успел заразить за это время наш предусмотрительный герой, благоразумие которого так хвалил доктор. Да ещё бы не хвалить! Ведь невеста молодого человека принадлежала, разумеется, к одной с ним человеческой породе, тогда как грубая служанка в качестве вьючного животного годилась, очевидно, для всяких опытов и экспериментов»[256].
Домашняя прислуга часто оказывалась сифилизованной и составляла большой процент среди больных. Для примера в 1881 году в Москве в больницах было зарегистрировано 3329 заражённых сифилисом, 988 из которых (то есть аж 29,7 %) были в услужении[257]. На Нижегородской ярмарке ~50 % проституток – женщины, работавшие прислугой и приехавшие за сезонными «быстрыми» деньгами. По окончании сезона они возвращались к прежним занятиям[258]. В 1886 году по Высочайшему повелению был издан закон, по которому лица, поступающие в наём, обязаны были сообщить о своих заразительных болезнях нанимателю. Он, в свою очередь, мог обговорить условие их регулярного медицинского освидетельствования. Но, к сожалению, все эти формальности упускались из виду, и людей брали в дом по старинке: по доверию, по знакомству или на глазок, когда хозяин, не будучи медиком, сам оценивал, здоровый человек перед ним стоит или нет. А потом происходило следующее:
– Куда ж я теперь, барин, с животом-то?!..
– Перестань реветь, дура: у меня живот не твоему чета, – и то я не тужу об этом.
Рис. В. Денисов. Журнал «Будильник». 1912 год, № 51
«Домашняя прислуга, попадая в какой-либо дом, часто вызывает типичную домовую эпидемию сифилиса. Как пример представим случай доктора Порай-Кошица, наблюдавшего, как горничная, находившаяся в одном семействе и страдавшая сифилисом, заразила грудного ребёнка своих хозяев, подкармливая его из своего рта. Ребёнок заразил мать, повредив ей случайно сосок. Старший сын и младшая дочь заразились, по всей вероятности, от матери или горничной; заражение у них произошло через рот, на что указывает преимущественное поражение шейных лимфатических желёз. Наконец, от горничной же заразился дворник; первичная язва была у него на нижней губе рта»[259].
Больной медлил с лечением, думая, что не представляет опасности для домочадцев, если будет воздерживаться от половых сношений. При этом он забывал, сознательно игнорировал или просто не знал, что сифилис распространяется в том числе через кровь, слюну и грудное молоко. Последнее несло огромную угрозу для ещё совсем невинных младенцев, которые заражались от нанятых родителями кормилиц. К примеру, в 1895 году для решения проблемы утвердили постановление: каждая кормилица была обязана иметь медицинское свидетельство о том, что она здорова. В свою очередь конторы, занимавшиеся их наймом, должны были тщательно за этим следить[260]. Риск передачи инфекции работал и в обратную сторону – от ребёнка к кормилице, так как при кормлении грудью сосок мог повредиться, и со слюной больного младенца яд попадал в кровь женщины. Поэтому она тоже имела право запросить справку о его здоровье[261].
– Перестань, Олечка, поди поцелуй гувернантку и попроси у ней прощенья.
– Только, мамочка, я её целовать не буду: она дерётся.
Вчера папа попробовал её поцеловать, а она ему пощёчину дала.
Журнал «Шут». 1892 год, № 20
Для детей, получивших при рождении сифилис от матери, болезнь оказывалась губительной, и большинство из них умирали в первые годы жизни. Случалось и так, что в раннем возрасте зараза не давала себя обнаружить, при этом её носитель был опасен для окружающих:
«Здесь мы укажем ещё на один источник распространения сифилиса в некоторых селениях России, который ускользает от общего внимания. Мы полагаем, что болезнь эта заносится в сёла ничем не повинными малютками, отдаваемыми на воспитание из воспитательных домов. Весьма естественно, что рождённый от матери, заражённой сифилисом, и принесённый в воспитательный дом ребёнок, организм которого ещё в утробе матери насквозь пропитался сифилисом, но тем не менее не показывающий по наружному виду присутствия в нём этой страшной болезни, при отдаче его в деревню, где болезнь проявляется потом у него в известных своих припадках, заражает свою кормилицу. Кормилица передаёт заразу мужу или любовнику, а часто и сверстникам малютки, питаемым ею же, затем заражается всё семейство, а далее болезнь переносится в другую семью, третью, и идёт свободно по целому селению. В отчёте Виленского госпиталя св. Иакова за 1869 год говорится, что в числе пользованных от сифилиса женщин было много беременных, и что родившиеся от них младенцы первоначально не оказывали никаких признаков врождённой болезни. Само собою разумеется, что затаённая в детском организме зараза потом развивалась в этих малютках своим последовательным порядком»[262].
Бытовое заражение могло произойти и через посуду, полотенца, средства личной гигиены, которые иной раз оказывались общими. Особенно распространено это было среди людей, скученно живших в стеснённой обстановке: среди жителей ночлежек и общежитий для чернорабочих, фабричных, артельщиков, сезонных рабочих и крестьян, приезжавших в город на заработки. Те, кто работали на фабриках, иногда всё же проходили медицинские осмотры. Владельцы торгово-промышленных предприятий с числом рабочих более 100 человек должны были нанять своего врача, проводившего обследования один раз в месяц. Если число трудящихся было менее 100 человек, их отправляли к полицейскому доктору. Увы, распоряжение носило формальный характер, существовало лишь на бумаге, и редкий хозяин завода или фабрики осуществлял предписание добросовестно, не только ради отчётности