Советы о том, как именно должен проходить здоровый секс, можно было найти в книге доктора Розенблума «Секретные наставления мужчинам, извлечённые из лучших медицинских сочинений доктором Розенблумом» (Санкт-Петербург, 1860 год). Естественным положением тел была позиция лёжа, ведь она «облагораживала чисто животное выполнение соития и увеличивала наслаждение»[321]. Остальные позы, будь то сидя или стоя, считались вредными, утомительными и уменьшали чувствительность. Важное место занимала эмоциональная связь между мужчиной и женщиной, которая в процессе близости обеспечивала выделение нужных жидкостей с целью зачатия ребёнка. Отсутствие у проституток беременностей объяснялось тем, что половой акт проходил торопливо, страстно, с незнакомыми друг другу людьми:
Безутешная.
– Очевидно, бедная вдовушка никак не может утешиться после смерти мужа.
– Почему вы так думаете?
– Да уж очень много утешителей ей нужно.
Рис. Мельникова. Журнал «Будильник». 1913 год, № 11
«Главным условием плодотворности совокупления служит одновременное выделение обеих жидкостей. <…> С этой целью необходима тесная гармония между мужчиной и женщиной; нужна определённая регулярность и неторопливость в выполнении самого совокупления, так, чтобы страсть не была раздражена до высшей степени с одной и с другой стороны. Отсюда легко объяснить себе неплодность публичных женщин, бесполезность торопливого и боязливого совокупления и тому подобные явления»[322].
Отдельными главами в таких книгах обращали внимание читателя на опасность венерических заболеваний, в частности сифилиса, их лечение и средства, предостерегающие от них. Таким образом, литература, направленная на сексуальное просвещение, рассматривала болезни как психического, так и физиологического толка. Авторы подчёркивали, что пагубно влияет на здоровье именно излишество. Оно касалось не только материальной любви, но и платонической, воспетой в любовных романах. Возвышенные чувства, которые будоражили умы молоденьких барышень в произведениях поэтов и писателей, в работе доктора М. Флери «Страсть и её лечение» стояли в списке ядов, среди алкоголя, опия, гашиша, морфия, кокаина и табака. Справедливости ради нужно сказать, что любовь была наименее ядовита и её можно было скорее и легче вывести. Для этого дамам предлагалось отказаться от платонических отношений и признать важность потребностей тела:
«… самой вредной и безнравственной формой любви будет, без сомнения, платоническая любовь.
У Дюма-сына есть такое определение: „любовь – это чисто физиологическая потребность“. Я вполне соглашаюсь с известным писателем и нахожу, что его выражение очень умно. По старому названию кокетки, а по-нынешнему воспламенительницы не желают признать эту физиологическую аксиому, идут вразрез с этим законом природы, ставят преграды отправлению насущной потребности организма и, таким образом, создают людей с расстроенной функцией психики, если и не нуждающихся в экстренном лечении в сумасшедшем доме, то представляющих собой субъектов с разбитой жизнью»[323].
Далее М. Флери привёл пример одного из своих пациентов, чьи таланты граничили с гениальностью и были загублены его возлюбленной. Их встречи проходили без телесной близости и, когда доктор посоветовал мужчине развлечься и буквально прописал сексуальный контакт с другой женщиной, тот наотрез отказался. Даму сердца пригласили на «переговоры», нужно же было как-то спасать влюблённого романтика! Её попытались убедить в том, что «нельзя ведь бесконечно нагревать пар в стоящем на месте локомотиве, если, конечно, умышленно не стремиться ко взрыву котла»[324]. Доведённый до крайнего нервного состояния пациент и вовсе мог быть опасен, закончить жизнь самоубийством, а то и убить саму виновницу своих страданий. Чем дело закончилось, осталось неизвестным. Автор написал, что «её решение было таково – либо она исчезнет со сцены, либо уступит»[325].
Подобные книги малого формата, рассчитанные на широкую аудиторию, во всём своём разнообразии охотно распространялись частными типографиями дореволюционной России. Они подходили для быстрого чтения простыми обывателями и удовлетворяли интерес людей, неготовых посвящать своё время изучению крупных научных работ. Описание интимных подробностей того или иного сексуального расстройства, даже пусть и с негативной окраской, читателя увлекало, отчего возрастал спрос. Со своей задачей, касаемой сексуального просвещения в той «сдерживающей, запугивающей» форме, которая была необходима государству, они справлялись. Цензура не случайно дозволяла их к печати, а те, что оказывали противоположный, возбуждающий эффект, она же задним числом и запрещала.
Методы контрацепции
Отношение к контрацепции в царской России было неоднозначным. В допетровское время поведение человека, в том числе и сексуальное, регулировалось религиозно-нравственными нормами. В представлениях церкви любой половой контакт должен был преследовать исключительно благую цель – зачатие ребёнка, чему предохранительные средства препятствовали, а значит, их использование шло против воли Божьей и оценивалось так же, как и детоубийство[326].
К середине XIX века светское общество (в отличие от церковного) уже чётко разделяло понятия «предохранение от беременности» и «прекращение беременности». С законодательной точки зрения преступным являлось только второе, так как зародыш охранялся с момента его зачатия. Изгнание (умерщвление) плода строго наказывалось лишением всех прав и ссылкой в Сибирь. Позднее, в 1903 году, наказание смягчилось до заключения в исправительный дом[327]. Профессиональные врачи отказывались делать аборт, если жизни матери ничто не угрожало. «Искусственный выкидыш» был узаконен лишь в случаях, когда родоразрешение было опасным и могло закончиться смертью роженицы[328]. Из письма Терезы Грюнвальд, проститутки, бывшей в любовной связи с литературным критиком Николаем Добролюбовым (1858 год):
«Милый Количка, я очень была больна, два дни я всё думала, что я помру. Я просила Доктору, чтобы он мне дал капель, ты знаешь, для чего, – он говорит, зачем вы хотите так делать, а вы бы от этого были здоровы и полны, вы сами вредите себе. Так я послала за Бабушкой, она, слава Богу, помогла мне и сделала так, что уж бояться нечего, но только я очень кричала, мне было очень больно, и теперь я вся сбинтова[на]. Теперь я, слава Богу, поправляюсь, не могу только много писать»[329].
Встретив отказ со стороны официальной медицины, женщины, подобно Грюнвальд, обращались к повивальным бабкам, бравшим за свои незаконно оказанные услуги большие деньги. Цена, которую заплатила Тереза, составила 20 рублей серебром. Бабки, в свою очередь, использовали тугое бинтование, перетягивание живота или прокол спицей[330].
Народных способов «выжить ребёнка» было много, и большинство из них своей изощрённостью могут повергнуть в шок современного читателя. Во второй половине XIX века этнографическое бюро князя Тенишева занималось сбором сведений о жизни и быте крестьян. Среди прочего были зафиксированы и абортивные приёмы, которыми пользовались обесчещенные девушки, прислуга, вдовы, солдатки, забеременевшие в отсутствие мужей, крестьянки и т. п. На основе данных материалов доктор Попов опубликовал свою работу «Русская народно-бытовая медицина», где указал следующее:
«Девки перетягивают живот полотенцами, верёвками, поперечниками от конской сбруи, мнут и давят «нутро», кладут на живот большие тяжести, ставят горшки, бьют по нему кулаками, скалками, вальками и т. п., а иногда наваливаются животом на тупой конец кола, упирая острый в землю. <…> Из внутренних средств наиболее распространённым является питьё пороха, селитры, керосина, фосфорных спичек, спорыньи, сулемы, киновари, мышьяку, крепкой водки и глотание „живой“ ртути. Употребление этих средств, в особенности, чаще всего, фосфорных спичек, нередко влечёт за собою смерть.<…> Едят также, с целью выкидыша, серу, янтарное мыло, принимают мелко истолчённое стекло в воде и песок, который образуется при обтачивании железных или стальных инструментов»[331].
Помимо спровоцированных выкидышей существовала и печальная практика избавления от уже родившегося младенца. Государство пыталось контролировать это путём создания специализированных учреждений для подкидышей. Так ещё в 1715 году, при Петре I, был издан указ «о сделании в городах при церквах госпиталей для приёму и содержания незаконнорождаемых детей». По нему новорождённых, которых «жёны и девки рожают беззаконно, и стыда ради отмётывают в разные места, от чего оные младенцы безгодно помирают», предлагалось анонимно класть в окно госпиталя, где их будут кормить и содержать. Тех, кто всё же осмелился на убийство ребёнка, наказывали смертной казнью.
К сожалению, приём и призрение детей не решили проблему детоубийства в России до конца. Более того, в XIX веке встречались случаи, когда сторонние лица помогали женщинам в умерщвлении младенцев за деньги. В 1890 году в Варшаве, которая на тот момент входила в состав Российской империи, состоялся суд по делу некой 45-летней Марианны Скублинской и её соучастников. Она принимала от девушек и повивальных бабок нежеланных малышей якобы с целью их дальнейшего пристройства в приют. Но многие из них до отделения подкидышей местной больницы не доносились и содержались Скублинской в крайне плохих условиях. Без еды и питья они умирали от истощения. От их тел тайно избавлялись. Преступление раскрылось случайно, когда в доме разгорелся пожар и пожарные, приехавшие на помощь, обнаружили младенческие останки. Вся Россия вздрогнула от жестокости случившегося, газеты пестрели всё новыми и новыми подробностями. В черновиках Льва Николаевича Толстого осталась запись