Журнал «Будильник». 1913 год, № 33
Как девушкам жилось в «своих» и «не своих» районах, насколько строго соблюдались правила и можно ли было каждой отдельной проститутке найти защиту в лице врачебно-полицейского комитета – обсудим в следующих главах.
Жизнь проститутки в публичном доме
Причины, по которым девушки шли в публичные дома и отдавали свою жизнь на плаху проституции, были очевидны: нужда, голод, отсутствие возможности получить хорошее образование (по статистике 1889 года 77,6 % обитательниц домов терпимости и 79,6 % «одиночек» были неграмотными[80]), дурные примеры семьи, изначально подверженной алкоголю и разврату, потеря кормильца, низкий уровень спроса на женский труд. Не последнее место в этом списке занимал и обман со стороны любовника, обесчестившего молодую барышню, которая не видела более никакого другого выхода, как от отчаяния пойти по дороге порока. Кроме того, существовала целая сеть сводней и агентов, поставлявших «товар» в дома терпимости зачастую нечестным путём:
«Они предлагают умирающим хлеба, нуждающимся – денег, покупают детей у родителей, набирают себе служанок и развращают их, а иногда просто употребляют насилие. <…> Один из часто употребляемых своднями приёмов – подкарауливание молодых женщин и девушек на станциях железных дорог. Явившиеся ещё в незнакомые им столицы искать работу, неопытные женщины доверчиво отдаются сводням, которые предлагают свои услуги под видом рукодельниц; отыскивают им квартиры, работу и потом, поставив женщину в безвыходное положение, продают её»[81].
Среди таких сводней были как профессионалы, так и факторши[82]прислуги, деревенские жидки, подруги, сами промышлявшие развратом[83], то есть люди, которые не имели прямого отношения к сводничеству, но время от времени зарабатывали на этом лишнюю копеечку. Под их влияние легче всего подпадали ещё не окрепшие девичьи умы, наивно полагавшие, что они в любой момент смогут оставить порочное ремесло. Насколько «молодой» была проституция, видно из статистических данных конца XIX века, когда средний возраст 77 % продажных женщин колебался в промежутке 15–25 лет[84].
«Следующий случай интересен по своей логике вещей в уме неразвитой девушки. Она – хорошенькая полька-крестьянка, здоровая, крепкая, жизнерадостная, <…> попадает на службу в имение под город Плонск. Здесь, служа в экономии, она знакомится со стражником, который предлагает ей выйти за него замуж. Но ей стыдно выходить за него замуж на том основании, что у неё нет приданого, хотя он ей нравится и уже ввёл её в круг своих знакомых как невесту свою. Тогда она задумывается и уезжает в Плоцк заработать больше денег и собрать себе приданое. Кстати в это время стражник командируется в Варшаву в школу стражников. В Плоцке или по дороге она (Антонина, в доме у Г. – Зося) попадает в компанию евреев, которые ей советуют, что больше всего она денег наберёт себе у Г. (владельцы публичного дома. – Прим. автора), и вот она через них попадает в это почтенное учреждение. Там она уже три месяца и, конечно, тяготеет уйти, но почему-то Г. считают на ней долга свыше 60 рублей, хотя она в большом спросе»[85].
Дома терпимости с виду создавали иллюзию безопасности, что о женщинах в них будут заботиться, обеспечат жильём, обедом и платьем, а врачебно-полицейский комитет защитит от произвола. Это влияло на выбор пути в карьере проститутки, почему многие добровольно шли именно в «официальные» заведения напрямую или через посредничество профессиональных сводней. Вторые, уже продав девицу в публичный дом и получив за «товар» от десяти до нескольких сотен рублей, продолжали следить за её судьбой и оставаться на связи. Сводня даже могла помочь несчастной, если та вдруг решила перейти в другое заведение. Всё это происходило не из человеколюбивых соображений, а с целью вновь стать посредником в её перепродаже. Так с одной девушки лица, занимавшиеся сводничеством, могли не раз получить свою выгоду[86].
Стать поднадзорной проституткой, трудящейся в доме терпимости, было не так уж и сложно. Для этого девушка отдавала свой паспорт полиции, а взамен получала заменительный билет. Сегодня он известен, скорее, своим народным названием – жёлтый – из-за плохого качества бумаги, которая быстро желтела.
«Жёлтый билет», выданный проститутке на право работы на Нижегородской ярмарке в 1904–1905 годах
Выражение «пойти по жёлтому билету» позднее стало образным, обозначающим в разговорной речи любую проституцию. Сонечка Мармеладова из произведения Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» по нему и пошла:
«А коли не к кому, коли идти больше некуда! Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти. Ибо бывает такое время, когда непременно надо хоть куда-нибудь да пойти! Когда единородная дочь моя в первый раз по жёлтому билету пошла, и я тоже тогда пошёл… (ибо дочь моя по жёлтому билету живёт-с…)»[87].
Документ состоял из трёх частей: основные сведения о его хозяйке (её номер в картотеке комитета, Ф. И. О., социальное положение, возраст, цвет волос, глаз, характер носа, рта, овал лица, когда выдан билет), правила, коим она должна подчиняться, и страницы для врачебных отметок. С 1877 года появилось ещё и обязательство по вклеиванию фотографии, что способствовало более достоверной идентификации личности[88]. Получив его в качестве временного свидетельства на жительство, женщина становилась «билетной», поступала на работу в дом терпимости, и за ней устанавливался явный надзор. При этом представители врачебно-полицейского комитета были обязаны всячески отговаривать её от столь сложной судьбы и информировать о возможных последствиях, но из-за отсутствия у девушек других способов достаточного для жизни заработка чаще всего любые доводы были безрезультатны:
«Если в комитет является состоящая уже под надзором женщина и высказывает желание поступить в тот или другой дом терпимости, то её не отговорите от этого шага и приходится только давать наставления о её правоспособности перед хозяйкой, о ведении правильного расчёта с последней, о сбережении денег, как средстве скорее оставить этот постыдный промысел. Но если приходит в комитет женщина, не состоящая под надзором, но желающая поступить в дом терпимости, приходится много, хотя и бесполезно, употреблять доводов об изменении её намерения»[89].
Случалось, что комитет сам отказывал женщине в официальном оформлении её в качестве проститутки, если расценивал решение просительницы как неадекватное:
«Однажды явилась в комитет с таким заявлением девушка, живущая при родителях и физически не растлённая. Ей выставили на вид несообразность её желания, при отсутствии крайней нужды заниматься таким позорным промыслом и отказали ввиду её девственности. На другой же день она опять является в комитет просить бланк, указывая на своё право, полученное ею накануне вечером на Невском. Но при медицинском осмотре оказалось, к её огорчению, что были только попытки к растлению»[90].
Само наличие у проституирующих девушек жёлтого билета, по мнению историка А. А. Ильюхова, искусственно выделяло их в особую касту, указывало на принадлежность женщины к классу «отверженных» и закрывало доступ к честной трудовой жизни[91]. Как только проститутка отдавала свой паспорт, получала вместо него заменительную книжку и становилась временно прописанной в конкретном публичном доме, она сразу же лишалась возможности перемещения. По Положению 1861 года любой её выезд из города должен был сопровождаться пропуском для следования. Паспорт ей не возвращался, а отсылался в градские и земские полиции того населённого пункта, куда она ехала (исключая иностранные города)[92]. И это помимо препятствий со стороны самих домов терпимости, которым отпускать «товар», приносящий хорошую прибыль, было невыгодно. Таким образом, женщины фактически оказывались в закрепощённом положении, и заработок, изначально казавшийся временным, на деле становился постоянным. Ещё более унизительным было ограничение в перемещении даже внутри города – «воспрещалось гулять на тех или других улицах в известные часы»[93]. В Петербурге запрещалось «появляться для прогулки в Пассаже, на Невском, Литейном, Владимирском и Вознесенском проспектах, на Гороховой, Большой и Малой Морской улицах, а также в саду Аквариум»[94].
Были пункты, которые всё же давали проститутке хоть какие-то права: она могла отказаться от сношения с посетителем без объяснения причин, в любой момент оставить дом терпимости (долги не должны были служить препятствием), при этом, если у неё отсутствовали личные вещи, содержательница обязывалась обеспечить её в дорогу всем необходимым в соответствии со временем года (при условии, что та успела проработать в заведении не менее двух недель)[95]. Казалось бы, худо-бедно в отношениях с публичным домом у девушек была свобода выбора, покидать его или оставаться, но эта свобода числилась лишь на бумаге. На практике женщин, приносивших хорошую прибыль, хозяева именно долгами и привязывали к «рабочему» месту, искусственно создавая большие кредиты: