Несмотря на ограниченный характер сицилийской операции Ганнибала, она создала прецедент для будущих зарубежных интервенций Карфагена. Использование наемников заставило город прибегнуть к чеканке собственных денег для того, чтобы платить им за службу. Прежде Карфаген уклонялся от чеканки монет, появившихся в греческом мире в начале VI века. Пунические города Сицилии, переняв опыт греческих соседей на острове, выпускали собственные деньги уже в последние три десятилетия VI века{416}.
Деньги предназначались главным образом для выплаты жалованья наемникам, желавшим, чтобы они выглядели как высококлассные греческие монеты. Поэтому новые карфагенские монеты имели ярко выраженный западногреческий дизайн и весовые стандарты{417}. Им были присущи два художественных образа — коня и пальмы, все больше ассоциировавшихся с Карфагеном. На них наносилась одна из двух надписей: Qrthdst (Карфаген) или Qrthdst/mhnt (Карфаген/армия). Вторая надпись, означавшая обычно «Карфагенская военная администрация», подтверждала, что монеты выпущены для специальных целей{418}.
Карфаген ничем не обозначил свое реальное и постоянное присутствие на Сицилии. Об этом говорит тот факт, что и войска набирались и готовились в Африке, и все поставки, в том числе и денег, осуществлялись из Карфагена{419}.[182]
Операция, проведенная Ганнибалом, так или иначе дестабилизировала обстановку на острове. Уже через два года, в 407 году, карфагенские войска снова появились на Сицилии, после того как пунические города на юго-западе острова начали подвергаться нападениям сиракузского полководца Гермократа{420}. Вопреки утверждениям Диодора, будто карфагеняне хотели захватить весь остров, они не предпринимали односторонних действий{421}. Фрагментарная надпись, обнаруженная в Афинах, свидетельствует о том, что от карфагенян приезжали послы, предлагавшие альянс. Карфагенским герольдам был оказан теплый прием, их даже пригласили на увеселительное мероприятие. В тексте содержалась рекомендация афинского совета предпринять шаги к установлению альянса, если это одобрит представительное гражданское собрание. Совет также рекомендовал отправить дипломатическую миссию на Сицилию для оценки ситуации и встреч с карфагенскими военачальниками. Если такой альянс действительно был санкционирован, то Афины, многие годы конфликтовавшие со Спартой, вряд ли могли оказать какую-либо практическую помощь Карфагену{422}.
Собрав внушительную армию из карфагенян, рекрутов и североафриканских союзников, Ганнибал вновь отправился на Сицилию, на этот раз в компании с более молодым соратником Гамилькаром{423}. Однако экспедиция началась с очень плохого предзнаменования. Флотилию атаковали сиракузяне и потопили несколько кораблей.{424} Когда же армия высадилась на Сицилии и приступила к осаде богатейшего греческого города Акрагант, разразилась эпидемия чумы, унесшая жизни многих людей, в том числе и Ганнибала. Диодор, заимствуя информацию у Тимея, сообщает весьма спорный факт: будто бы Гамилькар, сподвижник Ганнибала, желая ублаготворить рассерженного бога, принес в жертву Баал-Хаммону мальчишку{425}.[183] Потерпев вначале поражение, карфагеняне смогли восстановить свое реноме до такой степени, что вынудили обитателей Акраганта спешно покинуть город{426}.
Диодор/Тимей описывает, как Гамилькар и карфагенская армия занялись разбоем, похищая произведения искусства и другие ценные предметы из брошенных храмов и особняков{427}. Однако мы обладаем редким документом — пунической надписью из тофета в Карфагене; эти письмена, хотя и отрывочные, дают представление о карфагенской точке зрения на событие:
«И это mtnt в новолуние (месяца) (Р) 'It. в год Эшмуна, сына Аднибаала i (великого?) и Ганнона, сына Бодастарта, сына Ганнона rb. И rbm (полководец) Аднибаал, сын Гескона rb и Гимилькон, сын Ганнона rb пошли в (Г)алесу. И они захватили Акрагант (Акрагас). И они установили мир с гражданами Наксоса»{428}.
Несмотря на краткость и фрагментарность, этот текст хорошо иллюстрирует то, насколько однобоким может быть наше понимание некоторых исторических событий.
В 405 году карфагенские полководцы, лишившись из-за чумы половины своей армии, но добившись стратегических преимуществ, предложили Сиракузам мирный договор, с чем измотанный противник с готовностью согласился. Ясно, что условия мира были благоприятны для карфагенян. Сиракузы признали их господство в туземных и пунических регионах на западе и в центре Сицилии. Часть городов острова обязывалась ежегодно выплачивать Карфагену дань{429}.
Дионисий и конец господству одной семьи
Однако мирному договору, заключенному во времена обоюдного истощения, была уготована короткая жизнь. В обстановке неурядиц, создавшейся после неудачного противостояния с Карфагеном, тираном Сиракуз вдруг стал молодой человек незнатного происхождения, но одаренный обаянием и незаурядными политическими инстинктами — Дионисий{430}. Первой проблемой, с которой он столкнулся, было дезертирство ряда городов, входивших в сферу влияния Сиракуз, в стан Карфагена. Воодушевившись вестями о чуме в Карфагене, Дионисий сразу же начал вооружаться, строить боевые корабли и нанимать солдат и моряков{431}. К 397 году он уже был готов воевать. Обрядившись в тогу освободителя греков, Дионисий созвал в Сиракузах народное собрание и убедил его пригрозить карфагенянам войной, если они не освободят сицилийские города, якобы им принадлежащие. Одновременно началась экспроприация собственности у пунических жителей Сиракуз и высылка их из города. По всей греческой Сицилии была организована кампания этнических чисток, сопровождавшаяся насилием и массовыми убийствами{432}. При поддержке греческих поселений, не желавших платить дань Карфагену, Дионисий сформировал большую армию, подошел к Мотии и начал ее осаду{433}.
Карфагеняне были застигнуты врасплох. Они не успели собраться с силами и прийти на помощь Мотии, своему союзнику. Видя приближение сиракузян, защитники Мотии разрушили дамбу, соединявшую островной город с берегом Сицилии. Однако Дионисий построил гигантский мол, по которому подвел к крепостным стенам тараны и огромные осадные орудия. Карфагеняне попытались отвлечь его внимание, устроив налет на гавань Сиракуз. Но положение островного города стало безнадежным, когда в его стенах под ударами таранов все-таки появились проломы. Защитники Мотии сражались за каждую улицу, перекрывая их баррикадами и забрасывая наступавших греков метательными снарядами из окон высоких зданий. Дионисий предусмотрел и такой вариант сражения, соорудив шестиэтажные осадные башни, которые могли сравняться с самыми высокими домами в Мотии, и его солдаты успешно подавляли очаги сопротивления.
Греко-сицилийский историк Диодор, хотя и враждебно относившийся к карфагенянам, достаточно объективно и с некоторым сочувствием обрисовал отчаянное положение защитников Мотии:
«Понимая, какая опасность нависла над ними, и видя рядом своих жен и детей, мотияне сражались с особенной свирепостью, боясь, что их постигнет страшная участь. Одни, чьи родители, находившиеся поблизости, молили уберечь их от произвола победителей, дошли до такого состояния ума, что пренебрегали своими жизнями; другие, слыша плач жен и беспомощных детей, предпочитали умереть, но не видеть, как детей уводят в рабство. Побег из города, конечно, был невозможен, так как его окружало море, где хозяйничал враг. Самым ужасным для финикийцев и особенно тягостным было думать о том, как безжалостно они обошлись с греческими пленниками и им тоже предстоят такие же страдания. Действительно, у них не оставалось иного выбора, кроме как биться отважно, победить или умереть»{434}.
Город превратился в арену зверских расправ и массовых убийств. Диодор сообщает: Дионисий, видя, что его люди не щадят даже женщин и детей, решил положить этому конец, но не из жалости, а из корыстолюбия: он рассчитывал заработать деньги на продаже их в рабство. Когда же на его распоряжения никто не отреагировал, тиран отправил герольдов объявить в городе, что мотияне могут найти спасение в храмах, почитаемых греками. Однако все, кто последовал его совету, впоследствии были проданы в рабство. Греков, сражавшихся на стороне мотиян, распяли{435}. Город подвергся таким разрушениям, что его даже и не пытались восстановить{436}