Таким образом, были все предпосылки для создания финикийских торговых факторий на подступах к этим запасам сырья. Однако первая колония финикиян-тирийцев (ср.: Plin., Nat. hist., XIX, 63) была основана на африканском побережье Атлантического океана за Гибралтаром. Согласно Периплу, приписываемому Ски-лаку (Per. Ps.-Scyl., 112), город был расположен на правом берегу реки Ликс (совр. Луккус). Как показало археологическое обследование местности, основным центром финикийского поселения был холм Чеммиш неподалеку от современного населенного пункта эль-Араиш. Здесь обнаружены остатки финикийской городской стены, выложенной из массивных блоков. Храм Мелькарта — Геракла, как полагают, был расположен на острове, находившемся в эстуарии[106]. Согласно Периплу Псевдо-Скилака, на другом берегу реки Ликс находилось ливийское поселение. Не имея достаточных археологических данных, трудно решить, какое из этих двух поселений возникло раньше. Можно предполагать, что финикийская торговая база служила притягательным центром для ливийцев, равно как возможность вступить в непосредственный контакт с коренным населением могла оказаться очень соблазнительной для финикиян. Надо полагать, что оба поселения, ливийское и финикийское, были административно самостоятельными (в противном случае автор Перипла не упомянул бы их порознь) и что на ранней стадии колонизационного движения финикияне стремились избежать смешения с коренным населением. Точное название созданной финикиянами колонии неизвестно[107], общепринятое название — Ликс.
Основание Ликса, несомненно, имело целью обеспечить плацдарм для овладения пиренейскими рынками драгоценных металлов. Однако, находясь в относительной близости от Тартесса — по сообщению Страбона (XVII, 3, 2), «на расстоянии восьмисот стадий», — Лике тем не менее был расположен в стороне от испанских рудников и от важнейших морских торговых путей, ведущих в Британию. Он никогда не играл сколько-нибудь заметной роли в экономической и политической жизни Средиземноморья. Именно по этой причине финикияне предприняли новые попытки основать колонии непосредственно на южном побережье Пиренейского полуострова.
У Страбона (III, 5) сохранилось предание о трех попытках финикиян колонизовать район Гибралтарского пролива. Эти сведения, по указанию самого Страбона, восходят к известному в древности географическому труду Посейдония, который в свою очередь ссылался на гадитанскую традицию (Strabo, III, 5, 5). Посейдоний, а вслед за ним и Страбон выражали сомнения в достоверности гадитанского предания, которое характеризуется как «ложь финикийская», однако нам такая оценка представляется неосновательной. В гадесском предании могло найти отражение воспоминание о тех многократных разведочных экспедициях, а также о попытках организации колоний, которые, несомненно, предшествовали основанию Гадеса.
Согласно сообщению Страбона, первая попытка колонизации была предпринята на Пиренейском полуострове, «там, где ныне находится город екситан», — в пункте, который, по мнению А.Шультена, идентичен с населенным пунктом Альмуньесар восточнее Малаги[108]. Однако, как пишет Страбон, здесь жертвоприношения были неблагоприятными и колонисты вернулись на родину. Вторая экспедиция была направлена некоторое время спустя. Миновав Гибралтарский пролив и пройдя далее около 1500 стадий, она попыталась основать город на Геракловом острове, в непосредственной близости от иберийского города Онобы, который А. Шультен отождествлял с Уэльвой в устье Рио Тинто[109]. Но и здесь жертвоприношения были неблагоприятными.
А. В. Мишулин без достаточных, по нашему мнению, оснований уклонился от разбора этого гадитанского предания[110]. Д.Д.Петерс полагал, что в предании рассказывается об экспедициях разведчиков, не имевших непосредственной целью основание колоний[111]. Эта точка зрения представляется весьма правдоподобной[112], хотя не исключено, что наряду с чисто разведочными целями перед этими экспедициями ставились и другие задачи. Очевидно, неудача, первоначально преследовавшая колонистов, объясняется не столько неблагоприятными предзнаменованиями, сколько сопротивлением местных жителей, о котором по вполне понятным причинам гадесская традиция умалчивала. Характерно, что пункты, первоначально отвергнутые финикиянами, были ими впоследствии заселены, как, например, Альмуньесар. Эти пункты, следовательно, не представлялись финикиянам совершенно неприемлемыми; религиозный запрет не играл сколько-нибудь определяющей роли в принятии решения об основании колонии. Причин же для сопротивления финикиянам было достаточно. Иберы к тому времени были, несомненно, хорошо осведомлены о тех выгодах, которые приносила финикиянам торговля испанским серебром. Они могли стремиться к установлению непосредственных связей с рынками сбыта драгоценного металла, минуя финикийское посредничество. К тому же появление финикийских колоний создавало угрозу и политической самостоятельности иберийских племен и государств. Характерно, что в дальнейшем Гадес постоянно находился во враждебных отношениях с Тартессом.
Только третья экспедиция привела к основанию на острове Сан-Себастьян города, получившего название Гадес. Примечательно, что и в данном случае финикиянами был избран для заселения остров, а не какой-либо пункт на материке. Такое расположение колонии можно объяснить только желанием обезопасить ее от вражеских вторжений с суши. Видимо, у основателей города были причины опасаться таких нападений. Как уже говорилось, в настоящее время раскопки Гадеса не ведутся. А. Шультен, обследовавший город более тридцати лет назад, обнаружил здесь лишь незначительные и не поддающиеся датировке остатки финикийского поселения[113], в частности нескольких узких, шириной в 2-2,5 м, улиц, высеченных в скале. В одну из них упирался водосток. В пещере, расположенной в северо-западной части острова, по мнению А.Шультена, находился храм богини — покровительницы мореплавания, о которой упоминал Авиен (Ora marit., 314—318: Venus marina). От пещеры к морю вела лестница в шесть ступеней. На лежавшем неподалеку островке Сан-Педро А. Шультен предполагал существование храма Мелькарта, материальные остатки которого, по его мнению, скрыты под водой.
Характеризуя образ жизни гадитан, Страбон (III, 5, 3) писал: «Ведь они являются теми людьми, которые отправляют самые многочисленные и самые большие торговые корабли (ναυκλήρια) в наше море и за его пределы. Они не живут на большом острове, и не владеют большими территориями на лежащем напротив побережье, и не захватили другие острова, но главным образом живут на море». Таким образом, в I в. н. э. основным занятием гадитан была морская торговля. Показательно, что Гадес, согласно сообщению Страбона, не имел сколько-нибудь значительных территориальных владений непосредственно на Пиренейском полуострове. Если это так, то тем более вероятно, что при основании города, т. е. до войн с Тартессом, такие владения у Гадеса отсутствовали. Город, основанный финикиянами, должен был сыграть роль крупного торгового центра на Западе. Эти надежды, как показывает и приведенный выше отрывок из Страбона, полностью оправдались.
Опираясь на Гадес, финикияне могли начать планомерную колонизацию юга Пиренейского полуострова. Вероятно, наиболее значительной колонией здесь после Гадеса была Малака. Д. Д. Петерс полагает, что самое раннее упоминание об этой колонии сохранилось у Авиена (Ога marit., 426-427), где воспроизводится сообщение Перипла Массалиота. Но, как справедливо отмечает он же, неоднократные переработки, которым подвергался Перипл Массалиота, не позволяют принимать его в расчет при определении даты основания Малаки[114]. Ни это упоминание, ни упоминания других греческих и римских историков и географов, Страбона (III, 4, 2), Плиния (III, 8) и Помпония Мелы (II, 94), не дают возможности определить даже terminus ante quem. Расположена была колония на холме Алькасаба, неподалеку от устья реки Гвадальмедина. Береговое положение Малаки и наличие при городе хорошей гавани, несомненно, позволили ему стать важным центром торговли с иберами. Страбон отмечает близость от Малаки «серебряных и иных рудников». Имеются указания на торговлю соленой рыбой (CIL, VI, 9677) и маслами (CIL, XV, 4203), которую в императорский период вели жители Малаки. Вывоз масла свидетельствует, возможно, о том, что со временем Малака либо установила прочный контакт с местным земледельческим населением, либо привлекла к себе земледельческое население из метрополии, одновременно захватив какие-то территории в окружавшем ее районе. Другая финикийская колония, Секси, по-видимому, была расположена в районе Альмуньесар. Материалы, найденные здесь А. Шультеном[115], датируются временем карфагенского господства и не могут служить указанием на время основания города. Колония Абдера, которая упоминается у Страбона (III, 4, 3 и 6), Плиния (III, 8) и Помпония Мелы (II, 94), по мнению А. Шультена[116] и Д. Д. Петерса[117], должна была находиться на холме Монте Кристо (восточнее Адры), где найдены монеты с финикийской легендой 'bdrt[118].
А. Дитрих, анализируя иберийскую топонимику, пришел к выводу, что финикияне основали на Пиренейском полуострове также города Суэл, Картия и Традукта[119]. Его доводы, однако, не могут быть признаны убедительными. В частности, в дошедших до нас источниках Суэл рассматривается как город мастиенов (St. Byz., s. ν. Σύαλις πόλις Μαστιηνών). Нет ни археологических, ни нумизматических материалов, ни сведений письменной традиции, которые бы свидетельствовали об основании города финикиянами. Ссылка А. Дитриха на еврейское sü'al— «лиса», близкое по звучанию к топониму Суэл, не восполняет этого пробела, поскольку в данном случае речь может идти только о созвучии. Город Традукта-Иоза был основан Августом и заселен выходцами из Северной Африки