[320]. Из местной керамики должны быть отмечены вазы с высоким и широким горлом, напоминающие по стилю вазы первого слоя святилища Тиннит. В карфагенских некрополях такие вазы встречаются только в погребениях, датируемых обычно VII-VI вв., хотя наличие их позволяет и самые погребения датировать, быть может, VIII в. М. Астрюк отмечает далее, что подобные же вазы найдены Ш. Гокле и Ст. Гзеллем в Гурайе. Таким образом, есть некоторые основания полагать, что названные колонии возникли в конце VIII в., хотя М. Астрюк вслед за Ст. Гзеллем датирует их серединой IV в.[321]
Юстин (XVIII, 7, 2) кратко сообщает, что в середине VI в. карфагеняне под камандованием Малха вели против ливийцев победоносную войну. Более подробно ни о причинах, ни о ходе этой борьбы мы не осведомлены. Возможно, что она была вызвана нежеланием карфагенян выплачивать ливийцам арендную плату за городскую землю, а также стремлением к созданию своих опорных баз в глубине Ливии. Определение magnas— «великие», которое Юстин применяет к этим войнам (magnas res), позволяет, как нам кажется, утверждать, что война Малха в Африке закончилась для карфагенян успешно. Характерно, что в тексте Юстина завоевание части Сицилии и magnas res в Африке противопоставлены неудачным войнам этого полководца в Сардинии. Однако каковы были конкретные результаты войны, сказать трудно. Судя по дальнейшему рассказу Юстина (XIX, 1, 3-4), карфагеняне прекратили выплату vectigal pro solo urbis, что впоследствии рассматривалось ливийцами как нарушение их прав. В дальнейшем соседи Карфагена — макситане (Οπό Μακέων τε Λιβύων) фигурируют в рассказе Геродота (V, 42) как союзники Карфагена в борьбе против Дориэя. Вероятно, воспользовавшись обострением внутренней борьбы в Карфагене в период восстания Малха и свержения его диктатуры, они восстановили свою независимость и заставили карфагенян считаться со своей силой и политическим влиянием.
В конце VI в. карфагеняне сумели завершить борьбу с Киреной за раздел африканской территории и установление точной границы между обоими государствами. Вероятно, как один из эпизодов этой длительной (ср.: Sallust., Bell. Iug., LXXIX, 3) войны следует рассматривать попытку Дориэя обосноваться на североафриканском побережье. Не случайно, согласно сообщению Геродота (V, 42), путь в Африку указывали Дориэю граждане Феры — метрополии Кирены[322]. Дориэй основал свою колонию в устье реки Киноп (совр. вади Умирре), в 26 км восточнее Лептиса. Основание греческой колонии в такой непосредственной близости от финикийской было воспринято как прямая угроза существованию Лептиса и возглавлявшегося им союза. На третий год пребывания в Африке греческие колонисты были изганы карфагенянами и союзными с ними макситанами[323]. Это вмешательство Карфагена, о котором рассказывает Геродот, могло последовать только после соответствующей просьбы Лептиса и, очевидно, привело к потере политической самостоятельности последнего.[324]
Источники не дают возможности проследить дальнейшее развитие отношений между Киреной и Карфагеном. Этиологическая легенда о братьях Филенах, имеющая, несомненно, позднее происхождение, указывает только, что одно из столкновений между обоими государствами закончилось установлением границы в районе Филеновых Алтарей (Sallust., Bell. Iug., LXXIX: arae Philaenorum; Per. Ps.-Scyl., 109: Φιλαίνου βωμοί)[325], т.е. в местности Муктар на побережье Большого Сир-та.[326] Источники не позволяют датировать это событие, однако можно считать весьма вероятным, что оно произошло вскоре после изгнания Дориэя —в конце VI в.[327]
Область карфагенского господства в Северной Африке окончательно сложилась в первой половине V в., когда были покорены пунийцами соседние ливийские племена. Первоначально обстоятельства складывались для карфагенян неблагоприятно. Воспользовавшись тем, что Магониды вели тяжелую войну в Сардинии, ливийцы потребовали от Карфагена уплаты vectigal pro solo urbis за длительный срок. Не имея в своем распоряжении достаточных сил, карфагеняне предпочли уступить (Iust., XIX, 1, 3-5). Но после битвы при Гимере сумели принудить ливийцев отказаться от взимания этих платежей[328]. Судя по тому, что уже в конце V в. в пунийской армии имелись ливийцы, набиравшиеся по системе принудительной мобилизации (ср.: Diod., XIII, 44, 1; 54, 1; 80, 3; здесь упоминается как terminus technicus глагол καταγράφω), в результате продолжительных войн создается подвластная Карфагену провинция Ливия.
В политической жизни Карфагена значительное место занимала борьба за проникновение на побережье Атлантического океана, прежде всего на африканское побережье, где карфагеняне рассчитывали установить себе безраздельное господство над обширным рынком, почти недоступным для конкурентов. Главным средством для достижения этой цели должно было послужить создание колоний, которые, кроме того, могли поглотить значительную часть беспокойных плебейских элементов, угрожавших правящей верхушке Карфагена.
Греческая рукописная традиция сохранила до наших дней своеобразный документ[329] — так называемый Перипл Ганнона, представляющий собой, согласно заголовку рукописи, отчет о плавании отряда карфагенских мореходов за Геракловы Столпы, выставленный для всеобщего обозрения в храме Кроноса (Ваалхаммона)[330]. Ниже следует его перевод:
Ганнона, царя карфагенян, перипл ливийских земель[331], находящихся за Геракловыми Столпами, тот, который он посвятил в храме Кроноса и который сообщает следующее.
1. Постановили карфагеняне, чтобы Ганнон плыл за Геракловы Столпы и основывал города ливиофиникиян. И он отплыл, ведя шестьдесят пентеконтер[332], и множество мужчин и женщин, числом в тридцать тысяч, и везя хлеб и другие припасы.
2. Когда, плывя, мы миновали Столпы и за ними проплыли двухдневный морской путь (πλουν δυοΐν ήμερων), мы основали (έχτίσαμεν) первый город, который назвали Фимиатирион[333]; около него имеется большая равнина.
3. Плывя оттуда на запад, мы соединились у Солунта, ливийского мыса, густо поросшего деревьями.
4. Соорудив там храм Посейдона[334], мы снова двигались на восток в течение полудня, пока не прибыли в залив, густо поросший высоким тростником; там было много слонов и других пасущихся животных.
5. Уйдя от залива на расстояние однодневного морского пути, мы основали[335] (κατωκίσαμεν) города на берегу моря, называемые Карийская Стена (Καρικόν τε τείχος)[336], Гитт[337], Акра[338], Мелитта[339] и Арамбис.
6. Плывя оттуда, мы прибыли к большой реке Лике[340] (Λίξον), текущей из Ливии. Вокруг нее пасут скот кочевники-ликситы. У них мы оставались до тех пор, пока не стали друзьями.
7. Выше них жили эфиопы негостеприимные, по-звериному обитая в стране, пересеченной высокими горами, с которых, говорят, течет Лике; а вблизи гор живут <как говорят> совершенно другие люди (ανθρώπους άλλοιομόρφους) — троглодиты; ликситы рассказывают, что в беге (έν δρό-μοις) они побеждали лошадей.
8. Взяв у них (ликситов. — И. Ш.) переводчиков, мы плыли мимо пустыни на юг два дня, а оттуда <совершили> снова на восток дневное плавание (ημέρας δρόμον). Там мы нашли посредине какого-то залива (τίνος κόλπου) небольшой остров, имевший окружность в пять стадий; на нем мы основали (κατωκίσαμεν) колонию, назвав ее Керной[341]. Мы определили по пройденному пути (έκ τοΰ περίπλου), что она лежит по прямой линии к Карфагену (καθ' εΰΰΰ κεΐσοαι Καρχηδόνος): ведь морской путь от Карфагена до Столпов был равен пути оттуда до Керны.
9. Оттуда мы прибыли в озеро, плывя по некоей большой реке, название которой Хретис; на этом озере имеются три острова, большие по размеру, чем Керна. От них, проделав дневное плавание, мы прибыли в самую отдаленную часть озера, над которой поднимаются высокие горы, населенные дикими людьми, одетыми в звериные шкуры. Эти люди, швыряясь камнями, наносили нам раны, не давая сойти на берег.
10. Плывя оттуда, мы вошли в другую реку, большую и широкую, в которой было много крокодилов и гиппопотамов. Оттуда же, повернув обратно, мы снова прибыли к Керне.
11. А оттуда мы илыли на юг двенадцать дней, проходя вдоль страны (την γήν παραλεγόμενοι), которую целиком населяли эфиопы, убегавшие от нас и не остававшиеся; говорили же они непонятно (ασύνετα δ°έφθέγγοντο) даже для ликситов, бывших с нами.
12. А на последний день мы бросили якорь у высоких лесистых гор. Там были благоухающие и разнообразные (ποικίλα) деревья.
13. Плывя от них в течение двух дней, мы оказались на неизмеримом морском просторе (έν ΰαλάττης χάσματι άμετρήτω),[342] против которого на берегу была равнина; там мы видели огни, приносимые отовсюду через определенные промежутки времени; <их было> то больше, то меньше.
14. Запасшись водой, мы плыли оттуда вперед вдоль берега пять дней, пока не прибыли в большой залив, который, как сказали переводчики, называется Западным Рогом (Έσπερου Κέρας). В этом заливе есть большой остров, сойдя на который мы ничего не видели, кроме леса, а ночью мы видели много зажигавшихся огней, и игру двух флейт слышали мы, кимвалов и тимианов бряцание, и крик великий. Страх охватил нас, и прорицатели приказали покинуть остров.