Карфаген — страница 24 из 35

Демократические органы власти в Карфагене, в частности народное собрание, не имели сколько-нибудь серьезной власти. Главная функция народного собрания заключалась в выборах магистратов, но, так как здесь выборы проводились по принципу знатности и богатства, плебс не имел возможности выдвинуть на какую-либо должность человека из своей среды. Борьба за должности между различными политическими группировками привела к широкому распространению в Карфагене подкупов и коррупции (Arist., Pol., II, 8, 6; Polyb., X, 10, 9).

Подлинную власть народное собрание получало только в случае, если между олигархическими органами власти возникали разногласия (Arist., Pol., II, 8, 3). В этом случае народное собрание превращалось фактически в высший распорядительный орган; оно не только обсуждало вопросы, внесенные суффетами, но могло, в свою очередь, выдвигать предложения и принимать решения. Создание такого порядка было, конечно, немалым завоеванием социальных низов, однако их экономическая зависимость от олигархов, коррупция и в данном случае играли свою роль. Мы не знаем ни одного случая, когда бы народные массы Карфагена даже в период своего наибольшего господства в III-II в. до н. э. не шли за какой-либо олигархической кликой.

Из низших должностных лиц нам известно о существовании хранителей казны, в обязанности которых входило, вероятно, и наблюдение за чеканкой монеты (CIS, I, 356). Существовал при правительстве и большой, по-видимому, штат писцов (CIS, I, 273).

Вся эта организация, постепенно созданная в V в., обеспечила олигархии ничем не стесняемое господство.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги, мы можем выделить в истории становления Карфагенской державы три периода. Первый период —это время финикийской колонизации Западного Средиземноморья. Основными причинами колонизационного движения в финикийских городах следует признать стремление финикийского купечества к захвату торговых путей на Запад и одновременно обострение социальных конфликтов в финикийских городах. В результате этих конфликтов происходила эмиграция населения во вновь основанные города. В отличие от греческих колоний финикийские, за исключением Карфагена, были политически зависимы от своих метрополий. В течение второго периода происходило объединение финикийских городов Западного Средиземноморья. Первоначально возникали местные объединения (типа финикийского государства на северо-западе Сицилии), которые в дальнейшем объединились вокруг Карфагена. Ближайшим стимулом к созданию такого объединения послужила необходимость организовать отпор греческому наступлению, а также ликвидировать конкуренцию Тартесса в торговле драгоценными металлами. Наконец, в ходе третьего периода окончательно сформировалась Карфагенская держава, была установлена монополия карфагенской морской торговли, а также завоевана Ливия.

Держава, созданная Карфагеном, имела некоторые черты, присущие союзам городов-государств типа Афинского морского союза или римско-италийской федерации[389]. По отношению к финикийским и ливиофиникийским городам, а также иберийским племенам Карфаген осуществлял гегемонию, диктовал союзникам их внешнюю политику и взимал в той или иной форме налог с союзных городов. Пытались карфагеняне также диктовать своим союзникам их законодательство и определять тип государственного управления. Во взаимоотношениях с ливийцами Карфаген выступал как завоеватель. Эксплуатация подвластной ему сельской территории Ливии и, возможно, Сицилии является чертой, сближающей Карфаген с «эллинистическими» государствами Ближнего Востока.

По своему внутреннему устройству Карфаген представлял собой город-государство, ближайшие аналогии которому могут быть обнаружены в городах Финикии и Палестины и в полисном строе античного мира.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ВДИ — Вестник древней истории.

НДВШ — Научные доклады высшей школы, исторические науки.

Уч. зап. ЛГУ — Ученые записки Ленинградского государственного университета, серия исторических наук.

Уч. зап. МГПИ — Ученые записки Московского городского педагогического института им. В. И. Ленина.

АА — Archaeologischer Anzeiger.

AANL— Atti della Accademia Nazionale del Lincei.

ABSA — Annual of the British School at Athens.

ACIPPM — Atti del I Congresso Internationale di Preistoria e Protostoria Mediterranea.

AEA — Archivo Espaňol de Arqueologia.

AJA — American Journal of Archaeology.

ARM — Archives Royales de Mari.

BA— Bulletin archéologique.

BASOR— Bulletin of the American Schools of the Oriental Researches.

BCH — Bulletin de Correspondence Hellenique.

CAH — Cambridge Ancient History.

CB — Cahiers de Byrsa.

CIE — Corpus Inscriptionum Etruscarum.

CIL — Corpus Inscriptionum Latinarum.

CIS — Corpus Inscriptionum Semiticarum.

CRAI — Comptes-rendus de 1'Académic des Inscriptions et Belles-Lettres.

FHG — Fragmenta Historicorum Graecorum.

GGM — Geographi Graeci Minores. Hist. M. — Historia Mundi.

IEJ — Israel Exploration Journal.

JHS — Journal of Hellenic Studies.

JRS — Journal of Roman Studies.

ΜΑ — Monument! Antichi.

MDAI— Mitteilungen des Deutschen Archäologischen Instituts.

PRU — Palais Royal d'Ugarit.

P.-W. RE— Pauly's Realencyklopädie der klassischen Altertumswissenschaft, bearbeitet von G.Wissowa. R. Afr. — Revue Africaine.

R. Arch. — Revue archéologique.

R. Ass. — Revue Assvriologique.

REA — Revue des Etudes Anciennes.

RES — Repertoire d'Epigraphie Semitique.

RLV — Reallexikon der Vorgeschichte.

SE— Studi Etruschi.

WZKM — Wiener Zeitschrift für die Kunde des Morgenlandes.

Ганнибал

Моей матери, Юлии Борисовне.


Великий Карфаген вел три войны. После первой он еще оставался великой державой, после второй он еще существовал, после третьей он был уничтожен.

Бертольт Брехт

ПРЕДИСЛОВИЕ

Одним из важнейших событий в истории стран и народов Средиземноморского бассейна была II Пуническая война (218-201 гг.)[390]. Она положила конец соперничеству двух величайших держав того времени — Карфагена и Рима, их борьбе за «мировое» господство, то есть за власть над территорией от Пиренейского полуострова до Евфрата, от скифских степей Северного Причерноморья до бесплодных просторов Сахары. Победил Рим. Его победа надолго определила судьбу всего античного мира. Однако для утверждения своего господства римлянам придется еще воевать в Галлии и Испании, на Балканском полуострове и в Малой Азии, в Африке и на Кавказе. Еще будут пролиты реки крови во время сражений и беспощадно подавлены восстания народов против римского гнета, еще будут подвергнуты ужасающему опустошению богатые государства и приведены в Италию многие тысячи рабов, захваченных в различных уголках Средиземноморья. И вся вселенная (так по крайней мере казалось) покорно склонится перед жестокими и высокомерными властителями. Пройдет около двухсот лет, и римляне поставят эти кровавые бойни себе в заслугу. Их правители будут внушать своим подданным мысль о «римском мире», который якобы сменил прежнюю анархию только благодаря победам римского оружия. Они надменно пренебрегут культурными достижениями других народов, и величайший римский поэт Вергилий воскликнет:

Одушевленную медь пусть куют другие нежнее,

Также из мрамора пусть живые лики выводят, Тяжбы лучше ведут, и также неба движенья

Тростию лучше чертят и восход светил возвещают,

Римлянин, помни: властно народами править —

Вот искусства твои, мир водворять и порядок,

Покоренных щадить и побеждать непокорных.

Однако никогда больше вплоть до нашествий варваров, которые уничтожили созданную Римом огромную державу, римлянам не придется сталкиваться с врагом более опасным, чем Карфаген; никогда позже Рим не будет так близок к гибели, как во время II Пунической войны. Недаром, приступая к рассказу о событиях последней четверти III в., современник Вергилия, крупнейший римский историограф Тит Ливий счел необходимым предварить своего читателя: «Я буду писать о войне самой достопамятной из всех, которые когда-либо велись, войне, которую карфагеняне вели против римского народа. Ведь никогда еще более мощные государства и народы не поднимали оружие друг против друга, и сами они никогда еще не достигали такой силы и могущества... И до того изменчиво было военное счастье, что ближе всего к катастрофе оказались те, кто побеждали» [Ливий, 21, 1, 1-2]. Внимательный читатель без труда обнаружит здесь почти дословное воспроизведение мыслей, которые он уже встречал и во введении к сочинению Геродота о Греко-Персидских войнах, и в начале книги Фукидида о Пелопоннесской войне. И тот и другой подчеркивали, что они ведут речь о самых важных и достопамятных событиях в истории. Однако перед нами — не просто механическое копирование авторитетнейших литературных образцов. Тит Ливий воспроизводит именно ту оценку II Пунической войны, которую он нашел в трудах своих предшественников, римлян и греков, и в обоснованности которой, бесспорно, был убежден сам.

И они не ошибались. Если культура античной и средневековой Западной Европы была латинской, а не карфагенской, то произошло это прежде всего потому, что римляне сумели одолеть своего самого страшного противника, разгромить его и уничтожить.

Но странное дело: несмотря на то, что Рим победил, II Пуническая война неизменно связывается в нашем сознании с именем побежденного карфагенского полководца.

Все в этом человеке изумляло: его непозволительная, с точки зрения современников, молодость во времена его побед и солдатская непритязательность в условиях походной жизни, хладнокровие и физическая выдержка, владение тайнами воинского ремесла и подчеркнутый демократизм, настойчивость, целеустремленность и одновременно пренебрежение общепринятыми нравственными нормами, жестокость, коварство. Вспомним характеристику, которую дает Ганнибалу Тит Ливий [21, 4, 3-9]: «Никогда еще один и тот же характер не был так приспособлен к различнейшим делам — повиновению и повелеванию... Насколько большую смелость он проявлял, принимая на себя опасность, настолько большую мудрость он выказывал в самой опасности. Никакая тягость не могла утомить его тело или победить душу. Он одинаково терпеливо переносил жару и холод; меру еды и питья он определял природной потребностью, а не удовольствием; он выбирал время для бодрствования и сна, не отличая дня от ночи: то, что оставалось от работы, он отдавал покою; его он находил не на мягком ложе, не в тишине; многие часто видели, как он, завернувшись в военный плащ, спал на земле среди воинов, стоявших на постах и в караулах. Ничто из одежды не отличало его от ровесников; его можно было узнать по оружию и коню. Он далеко опережал всадников и пехотинцев, первым вступал в бой, последним покидал сражение. Эти столь многочисленные доблести уравновешивались огромными пороками: бесчеловечная жестокость, вероломство более чем пунийское, ничего истинного, ничего святого, никакого страха пере